Гражданская культура

   Гражданская культура — это не та политическая культура, описание которой мы находим в учебниках по основам гражданственности, где рассказывается, как должен действовать гражданин в условиях демократии. В нормах гражданского поведения, представленных в этих учебниках, акцентируются участнические аспекты политической культуры. Ожидается, что демократический гражданин вовлечен в политическую жизнь и активно участвует в ней. Более того, предполагается, что в своем подходе к политике он рационален и руководствуется разумом, а не эмоциями. Предполагается, что он хорошо информирован и принимает свои решения — например, решение о том, как голосовать, — на основе тщательных расчетов, касающихся интересов и принципов, которые ему хотелось бы увидеть реализованными. Эту культуру с ее упором на рациональном участии в рамках политических структур «входа» мы можем определить как «рационально-активистскую» модель политической культуры. Гражданская культура имеет много общего с этой моделью культуры; фактически она является рационально-активистской культурой плюс что-то еще. Она действительно делает упор на участии индивидов в политическом процессе на входе [в систему]. В гражданской культуре, описанной в этой книге, мы обнаружим высокую частотность политической активности, включенности в политические коммуникации, политических дискуссий, интереса к политическим делам. Но там есть и еще что-то.

   Во-первых, гражданская культура — это «преданная»  (allegiant) культура участия. Индивиды не только ориентированы на политический «вход», они позитивно ориентированы на структуры и процесс «входа». Другими словами, если использовать введенную ранее терминологию, гражданская культура — это участническая политическая культура, где политическая культура конгруэнтна политической структуре.

   Еще важнее, что в гражданской культуре участнические политические ориентации смешиваются с подданническими и парохиальны-ми, а не замещают их. Индивиды становятся участниками политического процесса, но они не отказываются от своих ориентаций в качестве подданных или парохиалов. При этом предшествующие ориентации не просто сохраняются наряду с участническими; подданнические и па-рохиальные ориентации согласуются с политическими ориентациями

"ПОЛПТ1ТСГ   № 3-4 (58-59)   2010 

211

JlflYttlOf tlflCAfint

участия. Более традиционные неучастнические  политические ориентации ограничивают и смягчают вовлеченность индивида в политику. В каком-то смысле подданнические и парохиальные ориентации «укрощают» политические ориентации участия или удерживают их в определенных рамках. Иначе говоря, установки, благоприятствующие участию в политической системе, играют важную роль в гражданской культуре, но аналогичную роль в ней играют и неполитические установки, такие как доверие к другим людям или [ориентация на] социальное участие в целом. Сохранение этих более традиционных установок и слияние их с участническими ориентациями ведут к [формированию] сбалансированной политической культуры, которой присущи политическая активность, включенность и рациональность, уравновешенные, однако, пассивностью, традиционализмом и приверженностью парохи-альным ценностям.

   Детальное описание гражданской культуры и  ее связи с демократией и составляет основное содержание этой книги.

Микро- и

макрополитика:

политическая

культура

как связующее

звено

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
⁴ Rokkan, Campbell 1960: 69ff. 

   Совершенствование в последние десятилетия методов  социальных наук позволяет нам глубже проникнуть в мотивационную основу политических установок и поведения индивидов и групп. Накоплена значительная литература, включающая работы, посвященные изучению электоральных предпочтений и электорального поведения и анализу зависимости между тенденциями в сферах идеологии и публичной политики, с одной стороны, и глубинными [социальными] установками и личностными характеристиками — с другой, психополитические биографии ведущих политиков (political leaders), исследования политических установок представителей конкретных социальных групп и т.п. Стейн Роккан и Энгус Кэмпбелл обозначают подобную концентрацию внимания на индивиде (не важно, рассматривается ли он в качестве отдельного лица или в составе выборки из более широкой группы населения), его политических установках и мотивациях как «микрополитику», противопоставляя ее как исследовательский подход «макрополитике», то есть традиционному интересу изучающих политику к структуре и назначению политических систем, институтов и органов и их воздействию на публичную политику⁴.

   При том что взаимосвязь между  политической психологией индивидов и функционированием политических систем и подсистем в принципе очевидна, немалая часть микрополитической литературы довольствуется самыми общими обоснованиями наличия такой взаимосвязи. Смысл этих обоснований сводится к тому, что, поскольку политические системы состоят из людей, значимость частных психологических тенденций на уровне индивидов или социальных групп для функционирования политических систем и его результатов не требует доказательств. Это, быть может, действительно так, когда исследователь имеет дело с психологической подоплекой поведения лица или лиц, 

212 

"ПОЛПШ"   № 3-4 (58-59)   2010

JlflYltlOf ИПСАЕЖ

 
 
 
 
 
 
 
 
 
⁵ Ценный анализ проблемы «взаимосвязи» между общественным мнением и действиями правительства см. Key 1961: ch. XVI ff. 

исполняющих определенные роли, например конкретного  лидера, принимающего политические решения, на одном полюсе, или электората — на другом. Вместе с тем бóльшая часть этой литературы оказывается не в состоянии связать психологические предрасположенности индивидов и групп с политической структурой и политическим процессом. Иными словами, достижения политической психологии, несмотря на их бесспорную ценность, еще не переводятся на язык политического процесса и действия⁵.

   Мы  хотели бы высказать предположение, что такая взаимосвязь между установками и мотивациями отдельных индивидов, образующих политические системы, и характером и функционированием этих систем может быть последовательно выявлена с помощью тех концептов политической культуры, беглый обзор которых был представлен выше. Иначе говоря, связующим звеном между микро- и макрополитикой является политическая культура. Ранее мы подчеркивали, что для проверки гипотезы о наличии взаимосвязи между политическими и иными установками политические ориентации индивида должны быть аналитически отделены от других видов психологических ориентаций. Мы также определили политическую культуру как особое распределение моделей политической ориентации среди членов политической системы. Теперь с помощью концептов политической субкультуры и ролевой культуры мы можем связать конкретные установки и предрасположенности к тем или иным формам политического поведения с определенными частями населения либо со специфическими ролями, структурами или подсистемами политической системы. Эти концепты политической культуры позволяют нам определить, предрасположенность к какому типу политического поведения характерна для политической системы в целом и различных ее частей, для особых ориентационных групп (то есть субкультур) или для лиц, находящихся в ключевых для данной политической структуры точках инициативы или принятия решений (то есть ролевых культур). Другими словами, мы можем связать политическую психологию с функционированием политической системы посредством локализации установочных и поведенческих предпочтений в рамках ее политической структуры.

   Итак, любая полития может быть описана  и сопоставлена с другими политиями с точки зрения (1) ее структурно-функциональных характеристик и (2) ее культурных, субкультурных и культурно-ролевых характеристик. Наш анализ типов политической культуры представляет собой первую попытку рассмотреть феномены индивидуальной политической ориентации таким образом, чтобы последовательно связать их с феноменами политической структуры. Это позволяет нам избежать двух существенных упрощений, присущих литературе психокультурного направления. Благодаря выделению политической ориентации из общей психологической ориентации мы можем отказаться от допущения о гомогенности ориентации и, напротив, рассматривать ее как поддающееся изучению соотношение [элементов]. А благодаря исследованию 

"ПОЛПТ1ТСГ   № 3-4 (58-59)   2010 

213

JlflYttlOf tlflCAfint

соотношения между политико-культурными тенденциями  и типами политических структур мы можем избавиться от допущения об априорной согласованности между политической культурой и политической структурой. Соотношение между политической культурой и политической структурой становится одним из важнейших познаваемых аспектов проблемы политической стабильности и политических изменений. Вместо того чтобы постулировать согласованность, мы должны установить степень и характер согласованности или несогласованности и те тенденции политико-культурного и структурного развития, которые могли бы способствовать взаимной «подгонке» культуры и структуры.

   Мы  полагаем, что данная исследовательская  стратегия позволит нам полностью реализовать креативный потенциал великих прозрений психокультурного подхода к изучению политических феноменов. Согласно нашей собственной гипотезе, подобное исследование покажет, что важность специфических форм усвоения ориентаций на политику и опыта взаимодействия с политической системой серьезно недооценивалась. Такое усвоение носит не только когнитивный характер, оно затрагивает также политические чувства, ожидания и оценки, которые формируются скорее под влиянием политического опыта, чем в результате простой проекции на политическую ориентацию базовых нужд и установок, выработанных в ходе детской социализации.

   И еще в одном плане наша теория политической культуры может способствовать повышению релевантности психокультурного подхода как инструмента изучения политической системы. Когда мы рассматривали типы политической культуры и проблему согласованности между культурой и структурой, мы подчеркивали, что такая согласованность есть отношение эмоциональной и оценочной преданности между культурой и структурой. Применительно к каждому типу государственного устройства — традиционному, авторитарному и демократическому — имеется определенная форма культуры, которая согласуется с его структурой. Поскольку мы начали с ориентации и психологических предпосылок (psychological requirements) различных типов политической структуры, нам легче сформулировать гипотезу относительно тех тенденций в развитии личности и тех методов социализации, которые с высокой долей вероятности породили бы конгруэнтные политические культуры и стабильные политии. Так, в случае с гражданской культурой мы можем утверждать, что устойчивости демократической политии содействует такая модель социализации, которая позволяет индивиду справляться с неизбежным диссонансом между различными его ролями — диффузной первичной ролью, ролью послушного [подданного] на выходе из системы и активистской ролью на входе в нее. Мы можем затем обратиться к моделям социализации и личностным предрасполо-женностям и задаться вопросом, какие из этих параметров являются решающими, в каком объеме они должны присутствовать и какие виды опыта с большей вероятностью породят эту способность справляться с противоречивыми политическими ролями. Из полученных нами

214 

"ПОЛПШ"   № 3-4 (58-59)   2010

JlflYltlOf ИПСАЕЖ

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
6 

данных  будет видно, что гражданская  ориентация получила широкое распространение  в Великобритании и Соединенных  Штатах и относительно редко встречается в трех других [исследуемых] странах, но нам представляется крайне сомнительным, чтобы эти громадные различия в политической культуре можно было объяснить теми сравнительно небольшими расхождениями в детской социализации, которые были выявлены в ходе нашего исследования. Их связь со свойствами социальной среды и спецификой моделей социального взаимодействия, с особенностями политической памяти и с различиями в опыте по отношению к политической системе и политическому действию выглядит более очевидной. В будущем самым плодотворным исследованием политической психологии окажется то, в котором детская социализация, модальные личностные предрасположенности, политическая ориентация и политические структура и процесс станут рассматриваться как независимые друг от друга переменные в сложной, многомерной системе причинных связей.

   При одном из видов политического  контекста, однако, зависимость между политической структурой и культурой, с одной стороны, и характером и личностью — с другой, относительно ясна и очевидна. Речь идет о выделенной нами категории смешанных политических культур. В этом случае — при парохиально-подданнической, подданни-ческо-участнической и парохиально-участнической культурах — мы имеем дело с обществами, которые либо находятся в процессе быстрого структурно-культурного системного изменения, либо стабилизировались в ситуации субкультурной фрагментации и структурной нестабильности. Фрагментация политической культуры бывает связана также с общекультурной фрагментацией (например, с глубоким расколом между модернизирующимся городским обществом и традиционными сельскими районами; между индустриальной и традиционной аграрной экономикой). Мы можем предположить, что в этих быстро меняющихся и фрагментированных обществах культурная гетерогенность и приобретшая массовый характер дискретность социализации ведут к широкомасштабному психологическому смятению и нестабильности. Пожалуй, нигде эти процессы не проявляются столь отчетливо, как в парохиально-подданнических культурах недавно освободившихся стран Африки и Азии. Яркое исследование такого рода дискретности в культуре и социализации и ее последствий для развития личности, а также функционирования и характеристик политической системы Бирмы можно найти в работе Л.Пая «Политика, личность и государ-