Творчество Эрнста Неизвестного

Если сопоставлять раннюю и позднейшую скульптуру Неизвестного, то основное различие, которое обнаружится при этом, заключается в расширении главных тем  и в росте технического совершенства произведений, выполненных на Западе. Наличие в Соединенных  Штатах сложной техники и высокопрофессиональных литейных мастерских открыли перед  Неизвестным  возможность создавать элегантнейшую скульптуру. В Советском Союзе  художник обычно делал отливки вручную, часто формуя их изнутри; так изготовленная вещь обладает грубой силой, своего рода спонтанностью, которой нет в новых работах Неизвестного. Бронзовые скульптуры Неизвестного, монументальны по пластике, по пафосу – философской  проблематики.

В центре многих своих скульптур Эрнст Неизвестный  помещает странное пустое место, ничто. Как память о более не существующей яичной скорлупе,  из  которой  произошло  все  то, что вокруг; как ритуально пустующее «место для дьявола» в британском театре, эта бесплотная середина – воплощение начала статуи, и ее финальной точки, и того самого ноля, образованного противоречием. Единственное спасение от неизбежного ноля для художника противоположностей – включить этот ноль в гармонию композиции, что и удалось Эрнсту Иосифовичу.

Как художник, как  мыслитель Неизвестный черпает  вдохновение, прежде всего в теориях и достижениях русского авангарда первых десятилетий ХХ века.

О своем творчестве Эрнст Иосифович говорит, что: «Должен  сказать, что я и мои друзья никогда специально не стремились к  нонконформизму  или к какому-то особому пути в искусстве. В молодости мы старались овладеть мастерством живописи, рисунка. Выйдя из войны, где каждому пришлось немало хлебнуть, мы и дальше старались идти прямой  дорогой.  Так что если и можно говорить о каком-то моем особом почерке художника и скульптора, то складывался этот почерк естественно. На меня  и  все мое поколение очень сильно повлиял русский авангард. Я считаю себя его представителем и продолжателем. Но при  оценке русского авангарда никак нельзя упускать из виду, что Кандинский, Филонов, Малевич  рассматривали форму лишь как средство, а не как цель.  Поэтому  они  ни  в коем случае не были формалистами в узком смысле этого слова. Они были  метафизиками. Этим русский авангард и отличался от западного,  позитивистского».

Эрнст Неизвестный  на вопрос, каково, по его мнению, будущее современного  искусства, ответил: «Почти  весь двадцатый век художники занимались аналитикой,  расщепляя  искусство на его составляющие, отказываясь от фигуративности, предметности, а с появлением  концепта – и от красочной палитры.  Но,  как  говорится,  приходит время собирать камни, и, по-моему, в конце века или в начале будущего столетия художники обратятся к синтезу». Наш замечательный скульптор не ошибся.  В  1998  году  целая  группа художников, в том числе  и  молодых русских мастеров, пошла по пути, предсказанному Эрнстом Неизвестным,  сопрягая  в своих работах  элементы  разных  направлений,  существующих  в  искусстве  ХХ  века.

Связь русской  философии и искусства и есть тот культурный и интеллектуальный контекст, в котором надо понимать Неизвестного. Неизвестный не только продолжает традиции русского революционного авангарда 20-х – своим монументальным искусством он создал новый визуальный язык и новый тип синтеза. Синтез основан  на мощном сплаве форм  природы – таких как человеческое тело – с орудиями и техникой, продолжающими наши чувства в том, что Неизвестный зовет «второй природой» человека. Среди этих гибридов ярче всего удивительное племя современных кентавров, сотворенных Неизвестным, полулюдей, полумашин, которые свободно бродят по его картинам и рисункам и распоряжаются пространством в его мощных скульптурах. Один из  центральных  образов  его  творчества – это кентавр, мифическое существо, получеловек-полуконь-полумашина. Он, представляющий сплав прошлого, настоящего и будущего, являет собой пластическую метафору и символ современной цивилизации. По Неизвестному, народы  Востока и Запада теперь  живут в «цивилизации кентавров». Кентавр заставляет  вспомнить античность и царство мифа и архетипа.  Неизвестный – и архаист, и новатор в одно и то же  время. Он черпает вдохновение в древних метафизических культурах Египта, Индии, Китая, Греции и Мексики, в которых искусство и  его творец составляли часть трансцендентального видения мира. Но вместе с тем, разрабатывая собственное искусство, он обращается к темам и инструментарию высокой технологии.

Раскрывая трагическую  противоречивость современной жизни, художник использует формальные приемы обобщения и деформации, сочетает условные и натуралистические элементы пластики в одном художественном образе. Э. Неизвестный выразил свое понимание духа нынешнего времени не только в скульптуре, но и в живописи, и в рисунке. В рисунках эстетика деформации превращает злободневные темы в психологический  анализ  распада  личности, где фигурирует излюбленный мотив Неизвестного – руки и маски. Не эти ли  боль, страдание, муки творца, зажатого некими условиями жизни, воплощены Э. Неизвестным в фигуре «Орфей», выполненной сразу же после схватки с партийными вождями в Манеже? Человек упавший, осевший  на колени. Запрокинута голова. Одна рука прижата к груди, там, где бьется горячее сердце творца, готового жить и работать во имя  светлого будущего  человечества (разумеется, не того, что было обещано на повсеместных лозунгах). Другая рука  полусогнута, тыльная сторона ладони упала на лоб. Нет, левая рука не просто прижата к сердцу, она разрывает грудную клетку. Мощное напряжение, оквадраченные мускулы ног, почти культуристические  мышцы  предплечий. И все же человек еще не убит, но он на крайней грани страданий. «Орфей» – одна из выразительнейших работ того периода.

«После эпизода  с Хрущевым я на десять лет был  выброшен из обращения как профессиональный художник», – вспоминает Эрнст Неизвестный. Но надо было жить, зарабатывать на хлеб насущный. И – находить выход творческим замыслам! Если не в скульптуре, то в графическом осмыслении литературных произведений. Между тем вязкая  политическая обстановка в СССР не сулила перемен к лучшему. По-прежнему радио и телевидение славословили серых вождей. По-прежнему не дремали искусствоведы в штатском. Какие бы заказы ни появлялись у Неизвестного, всюду он натыкался на препоны, формальные придирки, задержки с материалами и так далее. Состояться не удавалось. Годы идут, силы есть, голова полна замыслов. Не хватало воздуху, не хватало возможностей выйти на мировой уровень. В какой-то момент возможная эмиграция предстала как единственный выход.

Жизнь за рубежом  оказалась непростой. Свобода западного  мира относительна. Когда Эрнста Иосифовича спрашивают, реализовался ли он в США как творческая личность, он отвечает: «На все 100 процентов!». Как личность, в своих откровениях, в трактовке замыслов – да, но в отношении творений он и сейчас скован. Скован материально. На осуществление его грандиозных, главных проектов нужны огромные средства. Скован  и в духовном отношении – с точки зрения понимания его высочайших, небывалых, космических, религиозных устремлений, на которые сильные мира сего – и в Америке и в новой России – не щедры, и не восприимчивы. Между тем для понимания работ Неизвестного – особенно зрелого периода его творчества – требуется ответное духовное движение со стороны зрителя. Нужна именно восприимчивость к идеям мастера.

Остановимся на трех этапных работах выдающегося  мастера современной скульптуры, показывающих мощный метафорический язык художника и его художественно-философские осмысления драмы человеческой жизни. Не только человеческой, но – человечества.

«МАСКА  СКОРБИ». Как только в СССР началась эпоха перемен, Неизвестный приезжает на родину. Приезжает на время: воочию увидеть перемены, встретиться с друзьями. У Эрнста Иосифовича идея – установить в «Треугольнике скорби» – Екатеринбург – Воркута – Магадан монументы в память жертв сталинских репрессий. Вначале на Урале предложение было принято с пониманием и благодарностью: сын России дарит родному городу свое произведение. «Маска скорби» представляет из себя огромное по высоте (до 17 метров) лицо-маску плачущего, скорбящего человека. А слезы, скатывающиеся вниз, изображены в виде небольших человеческих черепов: каждая слезинка – судьба человеческая. В мастерских  Свердловского худфонда начались работы под руководством автора. Но тут же возникли непредвиденные неприятности и препятствия: не хватало денег  из-за  начавшегося  дефолта,  и,  главное, возмутились архипатриоты, доказывая чуждость Маски скорби православным  традициям. Автор готов был внести коррективы – прорезать с тыловой части крест. Но и это не помогало. Активисты общества «Отечество» начали сбор подписей среди населения в знак  протеста: не нужен нам такой памятник. Пока удалось установить памятник только в Магадане. 

РАСПЯТИЕ. Тема креста в творчестве Э. Неизвестного бесконечно глубока, духовна.  Возможно, идея Креста-Распятия пришла к нему в синтезе, в устремлении к своей главной  работе. Но и в отдельности бесконечные варианты изображения распятого Христа  представляют, безусловно, существенный вклад автора,  трудно  сказать,  просто  в  искусство,  скорее – в религиозно-философское  мировоззрение  современников. Принятие  мучения  ради  спасения человечества, испитие чаши страданий, вопль боли и победа Человека-Бога. Его смерть под пытками и путь к Воскрешению – все это пытается передать автор в пластических  сложных  композициях:  традиционно  решение,  напоминающее  старые  иконы  и  скульптуру,  Человек, пронзенный крестом, Христос, несущий крест на Голгофу,попытка усилием воли и мышц вырваться из мучений, парящее распятие.

Галерея Крестов  Эрнста Неизвестного, как в пластическом исполнении, так и в графике,  рассеянная по миру – от «Распятия», выполненного по заказу папы Римского для Ватикана, до частных коллекций на Урале и в других городах – еще один достойный вклад Э. Неизвестного в мировую духовную культуру XXI века. 

«ДРЕВО  ЖИЗНИ». «Древо жизни» – давняя мечта художника, главнейший его замысел,  который зародился еще в 50-х годах. Оказывается, то, что мы видели на выставках и в альбомах отдельные фигуры – все это фрагменты, эпизоды поэмы-трагедии, гимна страданиям. Небывалая идея, будь она воплощена в реальность, стала бы Восьмым чудом света. «Основная моя работа – это огромный памятник, который условно мною назван «Древо жизни». Он содержит в себе тему дуалистического противоречия человека и природы,  человека и второй природы, самого человека. Эта тема уже сама по себе полифонична. В 1956 году, когда я был в очень тяжелом состоянии и мне казалось, что мне больше не для чего работать, так как бессмысленно работать в никуда, без надежды выставлять, я задумался над своей будущей судьбой художника. И в одну ночь, это буквально было сразу, я во сне увидел «Древо жизни». Я проснулся с готовым решением. Правда, тогда  «Древо жизни» состояло не из семи витков Мебиуса, а из одного витка. Но общая форма, форма кроны дерева и формы сердца была  решена. Таким образом, я как бы увидел ночью сверхзадачу, которая примирила меня с моей реальной судьбой и давала мне, пусть хотя бы фиктивную, но модель, которая давала возможность работать в никуда, но для единой цели».

 «Что такое «Древо жизни»? Это семь витков Мебиуса, сконструированных в форме сердца. В Библии «древо» – синоним «сердца», а «сердце» – синоним «креста». Таким  образом, «Древо» объединяет эти три понятия. Технически же Мебиус очень подходящая форма для многих эффектов. Мебиус дает колоссальное количество плоскостных изображений, он дает пространственное изображение в математически почти бесконечных точках, ракурсах и перспективах. «Все сооружения, претендующие на храмовую роль, есть микродеталь Вселенной. Конечно, это не храм, у меня нет таких претензий. Я предлагаю скульптуру, принцип построения которой заимствован у храмовой архитектуры. И я пытаюсь создать некую синтез-скульптуру в архитектурном  виде».

Автор рассматривает  Древо застывшим музеем. Он всегда будет в развитии. Так же как  Маяковский завещал дописывать свои произведения-пьесы, Неизвестный трактует свой проект как музей современных технологий, возможных различных гипотез. «Я бы не писал даже картин в этом сооружении, хотя я их пишу для него, но задал бы общую программу цвета электроникой, которая будет меняться. В центре этого сооружения будет находиться фигура пророка с подвешенным сердцем. Это сердце в точности повторяет форму древа жизни. Это будет мобиль, то есть подвижное сердце, и оно будет вращаться. Внутрь этого сердца вставлены глаза. Это электронные устройства, в которых будет программа, регулирующая светоносность сооружения. Оно будет высвечиваться изнутри, и цвет будет меняться в зависимости от этого электронного устройства. Ритм – это будет биение сердца и свет внутри сооружения будет пульсировать в ритме биения сердца».

Эрнст Неизвестный, бьющийся над свом проектом, можно  сказать, всю осознанную творческую жизнь, видит и утопичность, и  возможную близкую реальность стоящего Древа. «Когда я хочу построить свое «Древо жизни», я полностью сознаю почти клиническую, патологическую невозможность этого замысла. Но он мне нужен, чтобы работать». И вот наконец-то Древо встало в Москве, произросло в 2004 году. Увы, не то грандиозное сооружение-музей, лента Мебиуса, вмещающая посетителей, свето-цвето-архитектуру, живопись, а лишь объемная скульптура, крона, стоящая среди шумной, многолюдной столицы. Однако и в таком, уменьшенном в 25 раз, виде Древо весьма впечатляет. Необычное изваяние, фантазийное и аллегоричное, смысл – в его названии.

3.  Говорит Эрнст: мысли о жизни и творчестве 

3.1. Эрнст Неизвестный  вспоминает

Человек неукротимого темперамента, мужества и обаяния, художник могучего дарования и трудолюбия, мыслитель ренессансного кругозора, Неизвестный производит оглушающее впечатление на каждого, кому повезло  его встретить. Бешеная созидательная энергия, невероятно стихийная мощь и удивительная дисциплина труда. Работоспособность и творческая энергия Мастера, перешагнувшего восьмидесятилетний рубеж, поражает. Сочетание, казалось бы, несоединимого. Титанизм, но не богоборческий. Титанизм как поиск Бога.

Юность. Война. Учёба

«Отец – белый  офицер, мать – биолог и поэтесса. Наконец, сам я, солдат и офицер, прошедший  всю войну. В августе 1942 мы вместе с Яном Сысоевым (он  был  аспирантом) пошли добровольцами на войну.  Это был период моего патриотизма. У меня до сих пор сохранились военные документы. Мне тогда было 17 лет, мне казалось, что происходит история, что история пройдет мимо меня, если я отсижусь в тылу, и я рвался на фронт всеми силами. Я попал в Кушку, на границе Ирана и Афганистана, в Первое  Туркестанское Военное училище, считавшееся первым по суровости в Красной  Армии.  Училище готовило специалистов по южной войне. Как теперь известно, у Сталина были  планы выхода к Персидскому  заливу, и вот  нас учили войне в степях, в условиях пустыни. По окончании меня включили в состав 860-й гвардейской десантной дивизии, 45-го гвардейского десантного полка. Я воевал в составе Второго Украинского фронта. Был  контужен, был  ранен, последний  раз – очень тяжело. Был награжден, один раз посмертно, орденом  «Красная Звезда»,  который  достиг меня лет через 25. Об этом писал стихи Вознесенский – «Лейтенант Неизвестный  Эрнст».