Декоративно-прикладное искусство Древней Руси

Единство стиля  мы наблюдаем и в другом отношении: все виды городского прикладного  искусства – украшения и утварь, книжная орнаментика, архитектурная  декорация – стилистически, а  порою и сюжетно очень близки друг к другу. Так, когда мы рассматриваем  инициалы Юрьевского евангелия 1120-х  годов, нам кажется, что перед  нами эскизы будущих рельефов –  белокаменной резьбы Владимиро-Суздальской  земли. Любуясь серебряными браслетами XII века с изображениями птиц, львов  и грифонов, размещенных в награвированных  аркадах, мы невольно воспринимаем их как двойников современных им грифонов и львов в белокаменных арках владимирских соборов. Миниатюры  Остромирова евангелия 1056 года (художник четким золотым контуром обводил  границы каждого цветового пространства) напоминают великолепные изделия с  перегородчатой эмалью, где мастера  тонкими золотыми полосками отделяли один цвет от другого.

По технике исполнения изделия городских мастеров, особенно тех, которые обслуживали самых  знатных заказчиков в княжеских  дворцах, не уступали образцам самого передового мирового искусства того времени – искусства Византии и Ближнего Востока. Чеканщики могли  изготовить превосходные рельефы на серебре, литейщики отливали сложные  хитроумные изделия. Мастера золотых  и серебряных дел в поисках  наилучшей игры света оттеняли серебро  чернью и позолотой, а иногда покрывали  гладкую серебряную поверхность  колта тысячами (!) микроскопических колечек и на каждое (!) колечко напаивали крошечное зернышко серебра. Особенной тонкости мастерства требовало эмальерное дело, где рисунок на золоте создавался напаиванием на ребро тонких золотых перегородок, между которыми плавилась многоцветная эмаль (финифть), недаром немецкий ученый-технолог XI века Теофил из Падерборна, перечисляя страны, прославившиеся тем или иным мастерством, на одном из первых мест назвал Русь, известную в Европе своими эмалями и изделиями из серебра с чернью. Главным источником наших сведений о художественном ремесле являются многочисленные клады, зарытые во время нашествия Батыя в 1237-1241 годах. Среди них нет ни одного клада с оружием или посудой, все они представляют собой гарнитуры украшений княгинь и боярынь, спрятанные во время опасности. Вещи, содержащиеся в этих кладах, относятся к более широкому хронологическому периоду – 1170-1240 годам. Очень важно отметить, что во многих кладах содержатся вещи более чем из одного гарнитура: одни из них принадлежат к парадному (очевидно, свадебному) убору, другие же, более простые – к повседневному.

Убор княгини состоял, судя по миниатюрам и археологическим  данным, из "венца городчатого" – высокого кокошника, увенчанного в верхней части золотой зубчатой короной с эмалевыми изображениями и жемчугом. От боковых сторон венца к плечам на золотых узорчатых цепях ("ряснах") спускались колты – округлые чечевицеподобные подвески, тоже с эмалевыми изображениями. Шею и оплечье украшали бусы, золотые плетеные гривны и золотые монисты из больших медальонов, усыпанных самоцветами. Браслеты в этом уборе, очевидно, не полагались, так как ни одного золотого браслета с эмалью и камнями, который соответствовал бы по стилю всем остальным предметам гарнитура, ни в одном кладе не найдено. Браслеты, вероятно, заменялись шитыми парчовыми поручами, завершавшими узкий рукав верхней одежды. На самых торжественных уборах, предназначенных, очевидно, для церемоний, связанных с церковными обрядами, имеется много христианских изображений. На одной из корон изображен целый деисусный чин, который впоследствии стал помещаться в церковных иконостасах: Иисус Христос, Богородица, Иоанн Предтеча, два архангела и два апостола. Эмалевая надпись "ПАВЬЛЪ" удостоверяет русское, а не византийское происхождение короны. Церковные сюжеты часты на монистах и на колтах.

Наряду с такими пышными и очень дорогими золотыми уборами, напоминающими коронационные, существовали более скромные серебряные. В них никогда не встречаются короны "городчатых венцов", нет рясен, состоящих из ряда круглых медальонов, и поэтому их следует считать или повседневным убором княгинь, или убором боярынь. В их орнаментике больше языческих элементов, и по стилю они ближе к украшениям простых горожанок. К сожалению, до нас почти не дошли другие изделия мастеров прикладного искусства: оружие, мебель – и мы должны довольствоваться отдельными разрозненными вещами.

Почетное место  среди изделий оружейников принадлежит  стальному мечу русской работы около 1000 года из окрестностей Миргорода. Его  выковал, судя по клейму, "Людо(т)а Коваль". Рукоять меча богато украшена тератологическим орнаментом. Другой меч с растительным орнаментом XI – XII веков найден на Волыни.

Большой интерес представляет парадный топорик из Волжской Болгарии, связываемый с именем князя Андрея Боголюбского на том основании, что в трех местах на топорике размещена буква "А" (Андрей лично участвовал в походе на Болгар в 1164 году, и там он сам или кто-либо из его рынд мог потерять топорик). Сталь топорца высеребрена, рисунок нанесен гравировкой и подчеркнут позолотой. На одной щеке лезвия изображен меч, пронзающий змея, а на другой – "древо жизни" с двумя птицами по сторонам. Заклинательную формулу обоих рисунков можно расшифровать так: "Пусть процветает жизнь и да погибнет зло!".

Из парадных, богато украшенных доспехов сохранился шлем, найденный на Липецком поле под Юрьевом-Польским, где происходили две битвы: в 1176 и в 1216 годах. По всей вероятности, он связан с первой датой. На челе шлема вычеканено по серебру изображение архистратига Михаила, покровитела полководцев, а на шишаке – четыре изображения святых. Интересен чеканный бордюр тульи шлема, где в сердцевидных клеймах размещены грифоны и птицы по сторонам "древа жизни".

Множество произведений декоративного искусства хранилось  в церквях. Воздвигаемые на видных местах, возвышавшиеся над обычными постройками, обозреваемые и с городских площадей и с далеких подъездов к  городу, предназначенные для посещения  горожанами, знатью и иноземцами, церкви и соборы были средоточием средневековой  культуры.

Мастера-декораторы украшали порталы и стены соборов белокаменной резьбой, кружевом из позолоченной меди обрамляли купола и закомары, тончайшим  золотым письмом расписывали  церковные врата. Один из русских  летописцев XII века, Кузьмище Киянин, так описывал дворцовую церковь в Боголюбовском замке, построенную Андреем Боголюбским:

"Князь  Андрей создал  эту церковь в  память себе и  украсил ее многоценными  иконами, золотом,  самоцветами и  великим бесценным  жемчугом. Он снабдил  ее различными  окладами на иконы,  каменными досками  и разукрасил всяким  узорочьем. Церковь  стала такой сияющей,  светлой, что трудно  было смотреть, так  как вся она  была золотой.  Князь украсил  ее удивительной  и дорогой церковной  утварью так, что  все приходившие  дивились и не  могли выразить  своего восхищения  ее великолепием: она была украшена  золотом и эмалью, снабжена всей  необходимой церковной  утварью, всевозможными  богослужебными сосудами  и золотым "иерусалимом" с драгоценными каменьями, дорогими рипидами и разнообразными паникадилами. Внутри храм снизу доверху, по стенам и по колоннам, был окован золотом. Двери и портал тоже были окованы золотом. Был построен киворий, покрытый золотом от верха до деисуса. Вся церковь была построена с необычайным искусством и украшена всем, приличествующим храму: купол ее князь вызолотил, церковные своды и аркатурный пояс тоже были вызолочены и расцвечены каменьями. Башня вне церкви тоже была покрыта позолоченной кровлей. По всем церковным сводам и по соседней аркаде перехода во дворец были поставлены золотые птицы, кубки и позолоченные флюгера…"

Летописец Кузьмище Киянин подробно и восхищенно описал великолепный средневековый собор, над созданием и украшением которого трудились и архитекторы, и декораторы, и "кузнецы меди, серебру и золоту". Раскопки в Боголюбове подтвердили правильность слов Кузьмища Киянина: около сохранившейся башни найдены фундаменты аркады, рядом с церковью найден великолепный белокаменный восьмиколонный киворий.

Портал действительно  был обит листами позолоченной меди. В других зданиях есть медные двери, на которых протравлен и покрыт золотом  рисунок; в музейных коллекциях есть и "цаты с финиптом", и позолоченные "иерусалимы", и сосуды для причастия, и паникадила.

Великолепным образцом золотого письма по меди являются западные и южные двери Рождественского  собора в Суздале, относящиеся к  началу 1230-х годов. Обе двери изощренно  украшены орнаментальными полосами, разделяющими пластины с сюжетными  изображениями.

На западных (главных) вратах даны евангельские и апокрифические сюжеты. Южные врата целиком посвящены  военным сюжетам (библейские мифы об архистратиге Михаиле и его победах  над врагами); в особых медальонах изображены святые воины (Георгий, Федор  Стратилат, Федор Тирон, Дмитрий Солунский, Нестор, Евстафий). Два медальона посвящены врачам-целителям. Словно призывая сограждан к твердлсти духа, художник изобразил также пророка Даниила, вдохновлявшего войска на бой с иноплеменниками, и трех отроков в "пещи огненной", пострадавших за свои убеждения. Такой целенаправленный подбор военных сюжетов, быть может, объясняется тем, что постройка собора началась в годы, когда на южной границе Руси обосновались грозные войска Чингисхана, разгромившие русских князей на Калке. В эти годы посвятить южные врата нового собора святым покровителям в войнах было вполне уместно.

Внутри церкви посетителям  особенно были заметны паникадила в  двенадцать – шестнадцать свечей, освещавшие внутреннее пространство храма. Мастера-литейщики делали их из ажурных  бронзовых пластин, а около каждой свечи помещали, словно сказочную  жар-птицу, изображение птицы или  крылатого грифона.

В ризнице новгородского  Софийского собора сохранились два "иерусалима", "сиона". Так называли серебряные или золотые модели храмов, выносимые во время торжественных богослужений на срединную часть церкви.

Один из новгородских сионов дошел до нас в плохой сохранности, уцелел лишь самый остов из шести колонн и купола. Наибольший интерес представляют ажурные тимпаны арок с шестью большими серебряными цветами на каждом. Возможно, что это тот "иерусалим", который был изготовлен новгородцами после того, как Всеслав Полоцкий, овладев Новгородом, взял существовавший там сион в качестве трофея. (Об этой обиде новгородцы помнили еще в 1180 году, когда их князь Мстислав Храбрый собирался отвоевывать церковную утварь у внука Всеслава.)

Особенно хорошо известен второй сион новгородского Софийского собора, основная часть которого изготовлена новгородским мастером середины XII века. Сион представляет собой купольную ротонду с шестью арками, опирающимися на узорчатые романские колонны с растительным орнаментом. В каждой арке – ажурный плетеный тимпан и две прямоугольные дверцы с чеканными изображениями апостолов, как бы беседующих друг с другом под арками здания. В верхней части дан деисусный чин. Шесть верхних медальонов и двенадцать фигур апостолов на створках стилистически едины и, можно полагать, сделаны одним мастером, по всей вероятности, не ранее середины XII века. Фигуры апостолов даны в рост; головы их несколько крупноваты, лица характерны и выразительны. Художник умело строит ракурсы, интересно и разнообразно драпирует фигуры. Чтобы достичь большей декоративности, чеканщик применил позолоту и чернь. В целом сион Софийского собора представляет собой прекрасный образец русского чеканного искусства середины XII века.

В ризнице того же Софийского собора хранятся два великолепных сосуда XII века, подписанные именами  изготовивших их мастеров. Сосуды очень  близки по стилю, хотя сделаны в разное время. Очевидно, второй мастер – Коста – копировал изделие своего талантливого предшественника Флора-Братилы.

Сосуд Братилы в сечении имеет форму квадрифолия; книзу он суживается, переходя в круглый поддон. Особую пышность ему придают ручки в виде изогнутого цветка на стебле, покрытые тончайшим узором. На округлых гранях тулова вычеканены фигуры святых в рост, а на острых гранях и внизу – декоративные изогнутые растения. Кроме Христа и Богородицы здесь есть фигуры Петра и Варвары. Это объясняется надписью на поддоне: "Се сосуд Петрилов и жены его Варвары". Значит, этот сосуд для причастия был предназначен какой-то знатной и богатой супружеской паре, имевшей возможность причащаться не из общего церковного потира, а из особого личного сосуда, очевидно, в своей домовой церкви.

Все это, равно как  и мастерство отделки сосуда, говорит  в пользу знатности Петрилы. Летописи знают посадника новгородского Петрилу Микульчича, погибшего на войне в Суздальщине в 1135 году. По всей вероятности, сосуд работы Братилы был заказом этого видного боярина.

Спустя некоторое  время другой мастер – Константин (Коста) – сделал сосуд для другого новгородского боярина, тоже Петра по имени, взяв за образей изделие Братилы.

Примерно в это  же время и в этом же кругу новгородских мастеров был выполнен прекрасный серебряный оклад большой иконы Петра  и Павла в Софийском соборе. Он орнаментирован сплошным узором из крупных чеканных цветов и листьев, а по широким полям художник поместил арки, внутри которых изобразил различных  святых. Исследователи устанавливают  стилистическое сходство фигур на окладе и фигур на сосудах Братилы и Косты и считают временем изготовления оклада время княжения в Новгороде Всеволода-Гавриила Мстиславича (1125-1136 годы), так как архангел Гавриил, христианский патрон этого князя, изображен в царских одеяниях. Обращает на себя внимание подбор святых на окладе: всю правую половину оклада занимают святые целители, врачи. Особняком стоят две женские фигуры – Варвары и Феклы.

В княжение Всеволода  была только одна большая и тяжелая  для новгородцев кампания, которая  могла вызвать такой специальный  подбор покровителей военного и врачевального дела, - поход на Суздальщину 1135 года, в котором погиб уже знакомый нам посадник Петрила. Так как икона посвящена патрону посадника – апостолу Петру, а на окладе есть и изображение св. Варвары, то можно думать, что роскошный оклад на патрональную икону посадника Петрилы был заказан или самим посадником, или его женой, боярыней Варварой. Заказ мог быть выполнен тем же художником, который ранее изготовил для совместного причащения Петрилы и Варвары евхаристический сосуд. По случаю важности похода художник отвел много места покровителям воинов и святым целителям.

С именами Юрия Долгорукого  и его сына Андрея Боголюбского связан потир – сосуд для причастия из Переяславля-Залесского.

Юрий Долгорукий в  конце своей жизни начал строить  собор в Переяславле, но достраивать здание пришлось уже его сыну Андрею, стремившемуся увековечить "память отечества своего". Андрей, очевидно, снабдил новопостроенный собор и утварью, необходимой для богослужения. Из этой утвари уцелел потир с деисусным чином, дополненным изображением св.Георгия, патрона Юрия Долгорукого. Шесть медальонов представляют собой прекрасные образцы гравировки по серебру. Хороши выразительные фигуры Богоматери и Иоанна Крестителя. Особенно же удалась художнику пластическая лепка голов архангелов.