Декоративно-прикладное искусство Древней Руси

декоративно-прикладное искусство древней руси

 
И тако украсил добре, яко не могу сказати оного ухищрения по достоянию довольно, яко многим происходящим от Грек и иных земель глаголати: "Нигде же сицея красоты бысть!" 
"Житие Бориса и Глеба" 
описание работы русского мастера начала XII века

 
 
В ДРЕВНЕЙ РУСИ для обозначения  разных видов прикладного искусства  существовало чудесное слово — узорочье.Сохранившиеся до наших дней образцы узорочья X—XIII веков являются неисчерпаемым источником наших представлений и быте древнерусских людей всех классов и категорий — от простого деревенского смерда до князя. Весь быт был пронизан любовью к красоте, стремлением украсить жизнь художественной выдумкой. Серость бревенчатых построек скрашивалась хитроумной резьбой, однообразие домотканого холста — яркой вышивкой. До нас дошло лишь незначительное количество произведений древнего искусства, сохранившихся к тому же фрагментарно. Представить себе все богатство художественных образов прошлого нам помогает обращение к этнографическому искусству славянской деревни XIX века, сохранившему много традиций тысячелетней давности в тканых и вышитых узорах одежды и полотенец, к символике резных ковшей и прялок, в заклинательных новогодних песнях и в весенних хороводах. Только на таком широком фоне могут быть правильно восприняты фрагменты подлинного древнего узорочья. Памятники прикладного искусства знакомят нас с различными видами ремесленной техники, существовавшими с древнейших времен. Деревенские мастера делали украшения из дешевых сплавов меди и серебра с помощью нехитрых технических приемов. Городские мастера золотых и серебряных дел знали множество сложных и тонких приемов, отделывали свое узорочье то скрученной проволокой – сканью, то тысячами сверкающих крохотных капель металла – зернью, то нежной позолотой, то контрастной чернью, то многоцветной эмалью. Памятники художественного ремесла отчетливо показывают нам различие феодальной и народной культуры. Правда, культура дворцов и соборов создавалась тоже руками мастеров из народа, но все же между двумя полюсами средневековой культуры было много серьезных отличий: народное искусство было более архаичным, традиционным; его корни уходили в далекие тысячелетия. Боярско-княжеское (а отчасти и городское) искусство тянуло нити своих связей вширь; на нем сказывалось соседство торговых площадей, на которых раскладывали свои товары купцы с берегов Хазарского моря, гости из Багдада и Самарканда, из Царьграда и Венеции; в произведениях искусства, украшавших быт феодальных верхов, часто встречались и "международные" средневековые орнаментальные мотивы и сюжеты, которые характерны для шелковых тканей, аксамитных плащей и дорогой пиршественной посуды, расходившихся по всему Старому Свету.

Особый интерес  представляют для нас многочисленные украшения княгинь и боярынь, зарытые в момент нашествия Батыя  и так и оставшиеся в земле  после гибели их владельцев во время  жестокой расправы татар с населением русских городов. Богатая коллекция  этих кладов из Киева, Чернигова, Владимира, Рязани и других городов раскрывает перед нами во всем блеске техническое  совершенство и круг оригинальных художественных образов, созданных русскими мастерами  золотых и серебряных дел в XII—XIII веках. Специальный раздел составляет церковное искусство. Здесь традиции русского народного умельства переплетались с византийскими и романскими.

Истоки русского народного  искусства уходят в глубину тысячелетий. Древние славяне на своем историческом пути соприкасались со скифами и  сарматами, с предками литовцев, латышей, заходившими ранее далеко на юг, и с финно-угорскими племенами  лесного северо-востока. В процессе ассимиляции славяне восприняли многое из фольклора и изобразительного искусства славянизируемых соседей  северо-запада и северо-востока. Но в этом кратком очерке нет возможности  остановиться на сложной предыстории  русского средневекового искусства. Мы начнем рассмотрение его с тех  произведений, которые могут быть своеобразным эпиграфом ко всему  искусству древней Руси, с турьих рогов из Черной Могилы.

В середине X века, примерно в эпоху князя Святослава, у  стен Чернигова был насыпан огромный курган над останками двух князей, сожженных, по обычаю, на погребальном костре. Умерших проводили, выпив  в их честь из священных сосудов  — турьих рогов, окованных серебром. При раскопках рядом с рогами был найден ритуальный нож для  заклания жертв (быть может, и пили не мед и не пиво, а кровь жертвенного  животного?). Турьи рога - обязательный атрибут славянских языческих богов, позднее – обязательная принадлежность свадебного обряда.

Широкие устья обоих  рогов оправлены серебром; острые концы, очевидно, имели особое оформление, которое не сохранилось (судя по другим образцам, оно могло быть сделано  в виде птичьих голов). На тулове каждого рога находилась ромбическая  серебряная бляха с растительным орнаментом. Оковка рога меньших размеров была покрыта вычеканенными растительными  гирляндами в восточном духе.

Особого внимания заслуживает  большой рог, серебряная оковка которого обрамлена растительным узором, наведенным чернью. Основной фон прочеканен и  позолочен. На этом золотом поле рельефно выделяются причудливо изогнутые и  переплетенные между собою светлые  фигуры птиц, зверей и фантастических животных. Некоторые из них кусают друг друга, иные стоят отдельно; на тыльной стороне оправы - два чудища, хвосты которых срослись в одну пальметку, разделяющую оправу на две части. На лицевой стороне посреди всех чудищ и зверей художник изобразил сцену, которой, судя по всему, он придавал важное значение. На первый взгляд содержание сцены очень простое: двое охотников стреляют в птицу; но когда мы начинаем вглядываться внимательнее, то видим ряд загадочных деталей. В руке одной из фигур (мужчина в рубахе или кольчуге с непокрытой головой) лук, но стрелы уже нет, она только что спущена с тетивы. Вторая фигура — женская, и, судя по длинным косам, это девушка. В руках у нее тоже лук и опустевший колчан. Самое интересное заключается в том, что стрелы летят не в птицу. Одна стрела поломана и находится позади мужчины, вторая летит вверх, а третья - прямо в голову мужчине. Все это похоже на сказку. Загадочный сюжет разъясняется одной черниговской же былиной об Иване Годиновиче, известной по записи, сделанной еще в XVII веке. В былине повествуется о молодом дружиннике, увезшем из Чернигова невесту Марью. По дороге на них напал царь Кащей, за которого Марья уже была просватана. Иван победил было Кащея, но тот склонил Марью на свою сторону и связал Ивана. В это время прилетела вещая птица и напророчила гибель Кащею. Дальнейшие события и изображены на турьем роге: Кащей велит Марье принести лук и стрелы и пытается убить вещую птицу, но заговоренные стрелы летят обратно, и одна из них убивает Кащея. Вероятно, эта древняя былина отражала какое-то важное событие из жизни Чернигова, если се главным момент – смерть страшного Кащея Бессмертного от вмешательства птицы (изображение птицы вошло в герб города Чернигова) оказался вычеканенным на священном сосуде князя-жреца эпохи Святослава.

Значение этого  турьего рога очень важно; его  художественные качества доказывают, что ко времени принятия христианства русское искусство находилась на достаточно высокой ступени развития. Тератологический стиль, развившийся  на Руси в X веке, с одной стороны, органически вырастает из звериных композиций VI-VII веков, а с другой – является родоначальником стиля  прикладного искусства XI – XII веков.

Из всего многоцветного  богатства древнего деревенского прикладного  искусства (вышитые ткани, резное дерево, расшитая кожа и т.п.) время сохранило  до нас только металлические дополнения к женским костюмам: бляшки от кокошников, височные кольца ("усерязи"), наборы монист ("гривной утвари") из бус и металлических подвесок, своеобразные амулеты-обереги, браслеты и перстни. Эти вещи археологи находят в курганах во всех концах славянского мира. Сделаны были эти украшения (за исключением бус) самими крестьянами, местными деревенскими ремесленниками, обслуживавшими несколько поселков.

В каждой славянской земле существовали свои этнографические  отличия в стиле и рисунке  женских украшений, по которым археологи  довольно точно определяют границы  земель радимичей, вятичей, кривичей или  северян.

Нехитрыми способами  сельские мастера делали из дешевых  сплавов красивые, изящные вещи, создавашие весьма своеобразный рисунок всего женского наряда. По всей вероятности, в курганах хоронили женщин в их свадебном наряде (этнография знает много подобных примеров). В материалах раскопок русских сельских кладбищ X – XIII веков почти нет предметов, связанных с христианством. Единственная уступка церкви состояла в том, что прекратилось сожжение мертвых и их стали предавать земле. Женские украшения того времени заполнены языческой символикой, иногда неясной для нас, иногда же поддающейся расшифровке.

В составе ожерелий часто встречаются лунницы, связанные с культом луны. Если руководствоваться мифологией, то их следует считать принадлежностью девичьего убора, так как Селена – богиня Луны – была покровительницей девушек. Много также подвесок, как бы изображающих солнце с лучами. Иногда у солнца 12 лучей, что, быть может, связано с солнечным годом в 12 месяцев. В некоторых местах (земля радимичей) распространены подвески с изображением головы быка.

На вятичских височных кольцах мы встречаем тонкий кружевной узор и интересную композицию из двух коней и сильно стилизованной фигуры – композицию, напоминающую многочисленные вышивки на полотенцах.

На браслетах-обручах  чаще всего изображались символы  воды: плетенка, волнистый узор, змеиные  головы; встречается струйчатое переплетение проволок. Объяснение этому мы найдем при рассмотрении городских вещей, в которых яснее выражена магическая сущность этого сюжета: браслеты были связаны с ритуальными плясками в честь русалок – добрых божеств плодоносной воды.

Совершенно особый интерес представляют амулеты, входившие  в состав женских (свадебных?) украшений. Они раскрывают перед нами мир  языческих образов, связанных с  заклинательной магией.

Среди амулетов встречаются  миниатюрные бронзовые топорики, покрытые кружковым орнаментом, символизирующим  солнце. Топор часто являлся атрибутом  бога Неба.

С культом воды связаны  маленькие чашечки, не имеющие дна; этнографы знают об употреблении таких "сосудов" при заговорах: чашечку ставили на землю и, наливая  в нее воду, поили "мать сыру землю".

Для отпугивания зла  в наборы оберегов включались зубы и когти хищников или стилизованные  изображения зубов и когтей, сделанные  из бронзы и серебра; иногда из металла  отливали целые челюсти хищников.

Такую же роль оберега  играли миниатюрные модели гребней, украшенные двумя звериными головами. Древние люди давно подметили, что  болезни часто связаны с паразитами, поэтому гребням, уничтожавшим распространителей  заразы, придавалось значение оберега. В русских сказках волшебный  гребень спасает героя и его  невесту от бабы-яги – богини Смерти. Гребни украшались звериными  головами, как бы кусающими врагов человека.

Большое количество архаизмов  в прикладном искусстве сохранилось  в глухой лесной земле радимичей, где почти не было городов. Здесь  в курганах находят своеобразные костяные подвески в виде уточек с  конской головой и гривой. Такое  противоестественное слияние форм водоплавающей птицы и коня может  показаться странным, но исследователями  давно уже выяснено, что это  устойчивое сочетание – оно сохраняется  до XIX века – объясняется древним  культом солнца: днем по небу светило  везут кони (колесница Феба), а  ночью, по подземному океану, его влекут плавающие по воде птицы. Поэтому  на резных ковшах очень часто изображается солнце и рядом с ним конь или  уточка.

В украшениях кривичей и их соседей очень много стилизованных  звериных фигурок с такими же солнечными знаками, как и на топориках небесного бога-громовика. Их называют то коньками, то собачками, поскольку характер изображений хотя и устойчив, но недостаточно ясен. У этих животных никогда не изображается грива, уши резко отличны от лошадиных и иногда снабжены двумя острыми хвостиками, как у рыси. Передние лапы согнуты так, как может их согнуть только хищник. Учитывая наличие челюстей хищников в составе оберегов, можно допустить, что такое же апотропеическое, охраняющее значение имели и фигурки, изображавшие самого свирепого хищника наших лесов – рысь, или, как ее звали в древней Руси иносказательно, "лютого зверя". Круглые пятна на фигурках, может быть, изображают те "пестротины" на шкуре рыси, о которых упоминается в письменных памятниках XI века.

В некоторых курганах встречаются целые наборы амулетов, соединенных общей основой для  прикрепления. Такие наборы представляют собой как бы целые заклинательные фразы (очевидно, из свадебного обряда), овеществленные в бронзе. Так, например, в одном таком наборе встречены  ложки, ключ, челюсть хищника и  голубь. Расшифровать этот подбор символов можно примерно так: "Девушка, подобная птице (птица – символ cемейственности, жизни), пусть всегда ты будешь сыта (ложки), пусть никто не расхитит твое хозяйство (ключ), пусть зло минует тебя!"

В курганах изредка  встречаются остатки тканей. Узор на них, как и следовало ожидать, содержит очень архаичную символику, уходящую корнями в искусство  первых земледельцев Европы IV – III тысячелетий  до н.э. Это символы засеянного поля, изображавшегося в виде квадрата или ромба, разделенного на четыре части с обязательной точкой (семенем) в центре каждой ячейки.

Как видим, сельское узорочье времен Киевской Руси было многообразным  по форме и очень интересным по своему содержанию. Магическое заклинательное начало было еще очень сильно в  его символике, и оно медленно уступало началу эстетическому, которое  опиралось на старые формы, постепенно освобождая их от обязательной заклинательности. Когда в ожерелье невесты появлялось несколько солнц или несколько лун, то это означало, что старый символ употреблялся уже наполовину механически.

В традиционном крестьянском искусстве многие архаичные символы  удержались почти до наших дней, но из смысл уже утрачен самими создателями. Декоративность победила древнюю заклинательную символику.

Узорочье русских  городов существенно отличается от деревенского. Оно выступает перед нами в двух разных категориях: во-первых, как искусство самих посадских горожан, творцов феодальной культуры, и во-вторых, как созданное их руками искусство боярско-княжеских кругов. Между изделиями существуют различия в ценности материала, в тонкости отделки, в некоторых технических приемах, но стилистически и сюжетно обе категории городского прикладного искусства очень близки, что вполне естественно при единстве творческой среды.