Сравнительный анализ генетической социологии К. М. Тахтарева и М. М. Ковалевского

Касаемо первоначальных форм семьи Ковалевский не даёт однозначного ответа на вопрос о том, какой из известных брачных обычаев, включающих определение рода по женской линии, можно считать наиболее древним. Признавая лишь, что добрачное  общение на ранних ступенях развития человеческого общества носит достаточно свободный характер, и приводя тому множество подтверждений, он упоминает о существующих по этому вопросу теориях, не объявляя ни одну из них соответствующей своему взгляду на этот предмет. Тахтарев в данном вопросе вполне однозначен. С его точки зрения работы Моргана и Мак Леннана, предполагающие первичность группового брака, с последующим переходом к полигамному, а затем и моногамному, не потеряли своего научного значения. Критиков подобной последовательности брачных обычаев, таких как Гроссе, Вестермарк и Старке, против позиции которых отчасти возражает и Ковалевский, Тахтарев открыто именует представителями реакционного течения в генетической социологии. Здесь надо отметить, что Ковалевскому не свойственен подобный радикализм. Он считает нужным лишь аргументировано опровергать те из положений оппонентов, которые противоречат его собственным взглядам.

3.2 Понятие рода.

Одним из вопросов, по которому мнения Тахтарева и Ковалевского нельзя назвать вполне идентичными, является вопрос о том, что необходимо понимать под словом «род». Второй общественной формацией по Тахтареву считается родовое общество. Основа его – род. В определении этого понятия Тахтарев использует классическое понимание рода, как группы близких родственников, имеющих общего родоначальника. Далее, с использованием большого числа этнографических свидетельств, едва ли не большинство из которых собрано на территории Российской Империи, он выясняет, кто входит в род у различных народов. Таким образом, Тахтарев демонстрирует, что входящими в один род считаются члены семей, имеющих в седьмом-десятом колене общего предка. Критерием вхождения, либо не вхождения в род, по его мнению, является именно кровное родство, и ни что иное. Такую точку зрения отнюдь не принимает Ковалевский, который, исследуя вопрос о действительном содержании понятия «род», указывает на возможность предложить иные критерии. В определении Ковалевского присутствует упоминание об общем предке, но в данном случае предок выступает не как биологический прародитель, а как объект анимистического культа. То есть, в качестве критерия принадлежности к роду у Ковалевского выступает отправление одного и того же семейного культа духов усопших. Другим критерием принадлежности к роду является участие в обычае кровной мести.

Стоит отметить, что вполне возможно определить критерий рода по Тахтареву, как материальный, в то время как Ковалевский выдвигает идеальные критерии.

3.3 Собственность в  первобытном обществе.

Ещё один вопрос, в котором мнения двух представителей генетического направлений российской социологии разошлись достаточно далеко, это вопрос о собственности. Ковалевский  в своей работе указывает на тот  факт, что в первобытном обществе личной и неотъемлемой собственностью человека можно считать только одежду и оружие, либо орудия труда. По его  мнению, изначально эти предметы считаются  как бы частью самого человека, по аналогии с тем, как шкура и когти  животного являются частью его тела. Подтверждением этого служит и тот  факт, что на одежду, или оружие также  можно было наложить заклятие порчи, как и на ногти, или волосы человека. Одежда и инструменты человека первоначально  даже хоронились с ним вместе. Позднее, когда собственностью стали считаться  также домашние животные, жёны и  рабы, они также нередко следовали  в загробный мир вслед за своим хозяином. Изначально же выведение предмета из общественной собственности в частную возможно было исключительно наложением на него определённого заклятия, табу, которое призвано было навредить тому, кто позарится на чужое имущество. Благодаря распространённости среди первобытных людей веры в магию, такое табу надёжно охраняло их собственность о чужих посягательств и явилось, наряду с осознанием своей собственности, как части себя, одним из важнейших факторов появления и развития института собственности. Ковалевский формально не возражает против другой распространённой теории собственности, которой придерживаются многие учёные, в том числе и Тахтарев, а именно трудовой. Собственность человека – это то, что нажито его трудом. Одежда, инструменты, оружие, пища являются собственностью человека постольку, поскольку он приложил свои усилия по их добыче. Здесь Ковалевский считает нужным привести любопытный аргумент – в первобытном обществе женщина не владеет многими предметами, являющимися результатами её труда, к примеру, той пищей, которая добывается этим трудом. Таким образом он демонстрирует, что на ранних ступенях развития общества и общественных институтов основным мотивом апроприации был мотив психический, и одним из основных механизмов присвоения вещи в личную собственность выступал не только труд, но и магический обряд.

По Ковалевскому, частной собственностью в первобытном  обществе является  одежда, оружие, украшения, и пища, достаточная для  удовлетворения собственных потребностей, но не более того. Вся остальная  пища не может являться частной собственностью индивида.

Для Тахтарева мотивом апроприации допустимо будет назвать в первую очередь удовлетворение собственных потребностей. Это отлично от мотива присвоения по Ковалевскому. Механизмом же присвоения вещи в личную собственность служит, опять таки, приложение труда человека к данному предмету.

Тахтарев вопрос о добытой пище также использует в качестве примера для иллюстрации соотношения общественной и частной собственности в первобытном обществе. Добытое на охоте животное не является исключительной частной собственностью охотника, равно как и собранные съедобные плоды не являются исключительной частной собственностью собирателя. И то и другое добыто на территории, которая принадлежит данной группе охотников и собирателей, то есть находится в общественной собственности. В равной мере, убитая дичь принадлежит не одному охотнику, а многим, поскольку все они в своё время принимали участие в чародейственных обрядах умножения этой самой дичи. Способ присвоения соответствует способу производства. Пища одновременно находится и в частной собственности охотника, и в общественной собственности группы. Позднее, с развитием земледелия, при переходе от родового общества к территориальному, сельско-общинному, частная собственность распространится и на земельные участки, однако пастбища, леса, и прочие не связанные с выращиванием сельскохозяйственных культур земли ещё долгое время будут оставаться в собственности общин, то есть в общественной собственности. И вот это уже наглядно демонстрирует и доказывает многочисленными примерами Ковалевский, на работы которого опирается и Тахтарев при описании соседской общины. В равной мере указывает Ковалевский и на обычай не только первобытного человека, но даже животных, охранять от чужаков свою территорию, что никоим образом не противоречит описанию первобытного тотемического общества Тахтаревым. Но вопрос об исходных причинах и обстоятельствах возникновения частной собственности снова демонстрирует нам различие между двумя учёными. И снова Ковалевский более склонен к нахождению идеального объяснения возникновения рассматриваемого института, а Тахтарев более близок к материальной интерпретации.

3.4 Генезис и причины  появления власти.

Для того чтобы  ещё раз продемонстрировать это  различие мы должны вкратце коснуться  вопроса о генезисе власти и государства.

Здесь мы находим  у Ковалевского некоторое подобие  описания последовательности смены  различных видов власти, начиная  от геронтократии австралийского, и  прочих первобытных обществ, и заканчивая абсолютной властью феодального  властителя. Целью здесь является выяснить не просто самую раннюю форму  власти, но понять причины и обстоятельства появления государственной власти, как института. Ковалевский пытается выяснить, какие факторы способствовали увеличению власти старейшин, образованию  класса жрецов и чародеев, росту  впоследствии княжеской власти.

У Тахтарева вопрос о власти, исходя из общего построения изложения, рассматривается отдельно для каждой общественной формации. Каждой из них соответствует своё соотношение общественных сил, а стало быть, и свой вид управления.

Геронтократия, как форма управления самого первобытного из известных обществ, не ставится по сомнение ни тем, ни другим. Тахтарев отмечает, что помимо возраста, а точнее не просто количества прожитых лет, но в первую очередь жизненного опыта, и выдающихся личных качеств, власть в первобытном обществе Австралии позволяет получить также обладание магическими способностями и знание чародейственных обрядов. Ковалевский, рассматривая более развитые общества Африки, в том числе и феодальные, в качестве одной из причин упрочения княжеской власти называет обычай верховной власти обожествлять своё происхождение. Оба, таким образом, отмечают важность для упрочения и легитимации власти связь властителя со сверхъестественными силами.

Если говорить об экономических факторах, то оба  автора признают значение имущественного расслоения общества для образования  класса властителей.

Если говорить о форме правления, то Ковалевский, в частности, приводит сравнительных  анализ форм правления различных  африканских племён, сопоставляя  государственное устройство с формой собственности на землю, каковая  связана с наличием либо отсутствие таких классов, как дворянство, и таких институтов власти, как совет старейшин, либо народное собрание. Он отмечает, что отсутствие частной собственности на землю и общинное землевладение соответствует власти народных собраний. Наличие же частной собственности на землю, нахождение всей земли не в общинном, а частном владении, соответствует феодальной княжеской власти. В итоге, обобщая значимые для образования формы власти в частности, и власти вообще, факторы, Ковалевский на опыте африканских племён отмечает следующее:

«Характер верховной  власти при этом тот или иной, смотря по тому во-1-х, насколько общественная среда сохранила своё первобытное  имущественное равенство, что, в  свою очередь, стоит в связи с  наличностью или отсутствием  частной собственности на землю, стада и рабов, а во-2-х –  в какой мере с королём связано  представление о кудеснике, способном  управлять элементами и потому благодетельствовать  или вредить своим подданным, как в земной, так и в загробной жизни»[6,194].

Такое положение  дел характерно не только для африканских  племён, но и для других народов.

Теперь приведём цитату из работы Тахтарева:

«В зависимости  от различной степени развития основных учреждений общественной власти, организация  её может принимать, в силу того или  иного склада хозяйственных отношений, определяющих характер и темп общественного  расслоения, то монархический характер единовластия вождя, то олигархический характер господства совета немногих старейших и «лучших» людей, то демократический  характер совластия и господства множества свободных людей»[8,89].

Здесь имеет  смысл напомнить, что по Тахтареву способы удовлетворения человеческих потребностей определяют образ жизни человека и формы хозяйства, которые в свою очередь влияют на общественное расслоение и общественную группировку сил, а последняя определяет государственный строй и форму власти.

Как видим, схема  Тахтарева несколько сложнее, но в вопросе о значимых факторах учёные не противоречат друг другу.

До сих пор  мы говорили о сходных моментах. Но как только речь заходит о причинах, ведущих к возникновению власти, как таковой, о её основаниях, о  том, почему вообще один человек, или  группа людей, склонны подчиняться  другому, вот тут и начинаются самые радикальные расхождения.

Резюмируя точку  зрения Ковалевского на причины образования  государства, можно сказать, что, по его мнению, корни власти нужно  искать в привычке людей облегчать  себе жизнь путём перекладывания на других бремени самых важных решений. В ключевые моменты истории тот, кто не боится принять на себя ответственность  и указать другим направление  движения, становится на руководящую  позицию. Власть его, её легитимность, основывается на личных качествах, на гипнотизме данного индивида, и на отсутствии у остальных способности и желания принимать ответственные решения. Таким образом, личность делает историю.

Если мы обратимся  к объяснению Тахтарева, то увидим, что оно не только не сходно с объяснением Ковалевского, но построено по совершенно другим принципам. По Тахтареву само сотрудничество, которое является основой существования общества, уже предполагает некоторое соединение усилий определённого числа индивидов. Поскольку сотрудничество редко бывает простым, то всегда имеет место некоторое разделение труда и необходимость в координации усилий. Отсюда и возникает необходимость власти, задача которой и есть согласование и распределение усилий участников сотрудничества. Корни власти в диалектическом противоречии сотрудничества-разделения труда. Не в привычках и особенностях человеческой натуры, не в гипнотизме, а в необходимости согласования, соединения, и в то же время, дифференциации, разделения общих усилий.