Средства юридической аргументации, основные правила и ошибки аргументирования

    Еще одно интересное наблюдение Владимирова связано с тем, что в праве суд «должен обращать внимание на то влияние, какое оказано будет известным приговором на общество, на его мнение и настроение.

    Оправдание  виновного и осуждение невинного— оба эти приговора, с точки зрения логической, едва ли чем друг от друга отличаются. Словом, — продолжает Л.Е. Владимиров, — трудно сказать, чтобы с точки зрения логики один был лучше или хуже другого. Но если мы обратим внимание на впечатление, который каждый из них производит на общество, мы должны будем признать, что вред от приговора, осуждающего невинного, несравненно значительнее того вреда, который получается от оправдания виновного».

    Таким образом, как заключает Владимиров, достоверность в праве имеет свои особенности, объясняющиеся характерными свойствами юстиции. Теория доказательств в праве должна основываться на формировании убеждения у судей, причем «это убеждение должно быть внутреннее, т. е. свободно составленное, а не предопределенное каким-нибудь внешним, от закона исходящим, критерием». Закон дает только рамки для формирования такого убеждения, но не навязывает его.

    Как справедливо заметил Перельман, если бы аргументация в праве проходила по законам логики, то с работой судьи смог бы справиться и компьютер. Но он не может сделать того, что может судья; взвесить все за и против, рассмотреть все возможные точки зрения. Роль судьи является существенной в деле отправления правосудия. Судья находится в центре судебных дебатов. «Именно в этом смысле теория аргументации имеет то важное значение, которое мы ей отводим. Ибо именно аргументация, довольно часто, будет решающей для формирования убеждения судьи, именно она позволит ему вынести мотивированное решение». Следует также иметь в виду, что наличие закона и правил его применения само по себе еще не предопределяет того, что на вопрос, стоящий перед судом, существует только один единственный правильный ответ. «На самом деле, — как правильно утверждает Карл Ллевеллин, — возможных правильных ответов •— два, три или десять. Вопрос в том, который из возможных правильных ответов суд выберет и почему? Ибо поскольку всегда существует более, чем один возможный правильный ответ, постольку суд всегда должен выбирать». Вопрос о том, почему суд выбирает именно это решение, а не иное, можно ли его предвидеть и как подобрать именно те аргументы, которые он с большей вероятностью примет во внимание при вынесении решения, всегда привлекал внимание исследователей [9, c. 396].

    Карл  Ллевеллин, к примеру, считал тремя  основными факторами, влияющими на выбор решения судьей, следующие: 1) работы конкретного суда; 2) характер судей; 3) чувство ситуации как она воспринимается судом. Что же касается выбора аргументации судом, то, проанализировав тексты судебных решений, вынесенных одним американским судом в течение одного дня, Ллевеллин обнаружил 26 разных подходов к толкованию этим судом вынесенных им же ранее решений (прецедентов); при этом все 26 способов были корректными, а в каждом отдельном решении суд использовал от трех до шести видов этих подходов. Следует заметить, что то, что Ллевеллин называет «подходом к толкованию» вполне соответствует нашему представлению об «общем месте аргументации»[9, c. 397].

    Ллевеллин пытается найти дисциплину, которая  сможет дать ответ не только на вопрос, какой технически правильный ответ должен быть дан судом, но и на вопрос, какой ответ будет дан судом, и почему?

    Почему же юристы упорно продолжают настаивать на том, что правовое рассуждение должно строиться по принципу формальной логики? Жени, Холмс и Джулиус Стоун объясняли это тем, что логическая дедукция — более простой способ рассуждения для юриста, чем другие, поскольку юристу намного легче основывать свое решение на конкретной статье кодекса и на ограниченном наборе неоспоримых концепций, чем рассматривать концепции как гипотетические описания типовых ситуаций, которые будут проверяться всеми последующими с точки зрения справедливости и разумности результатов. Кроме того, психологически легче чувствовать себя связанным логическими выводами из тех концепций, что уже приняты, чем рассматривать любые концепции лишь как способ обнаружения возможных решений, доступных в данной ситуации.

    Итак, если логика есть наука о правильности рассуждения от посылок к выводу, то теория аргументации исходит из практики — анализа решений и способов их обоснования.

    При риторическом доказывании, в отличие от логического, вывод вовсе необязательно следует из приведенных доводов. Более того, одни и те же доводы могут приводить к противоположным выводам. И наоборот, из нескольких посылок может следовать один-единственный вывод. С логической точки зрения приведение множества посылок в одном силлогизме избыточно, но с риторической точки зрения оно может быть вполне оправданно. Что действительно важно для риторического доказывания, так это семантическая связь между доводами и положением аргумента.

    Таким образом, аргументация в праве является риторической аргументацией, а не логической. Аргументация в логике и в праве различается также по типу аудитории, к которой она адресована. Логическая аргументация рассчитана на универсальную аудиторию, поскольку логик исходит из того, что используемые им посылки и основанные на них выводы имеют непреложный и самоочевидный характер и обладают абсолютной правильностью, независимой от места, времени и социальных условий, и что эти выводы имеют одинаковый вес для всех и каждого.

    Суждение в риторике, в том числе мнение юриста, изначально исходит из того, что существуют и другие точки зрения на существующую проблему и что необходимо разрешить существующие сомнения.

    Сила аргумента в риторике—в отличие от логики может меняться в зависимости от ситуации. Изменение ситуации — исторической, политической, культурной, социальной — неизбежно ведет к изменению в толковании прежних норм права (если их не успевают вовремя заменить законодательным путем на новые) и меняет убеждающую силу прежних аргументов. Так, кража буханки хлеба в период Ленинградской блокады — тягчайшее преступление, а в современных условиях она вообще не является уголовно наказуемым деянием. Прежде всего это связано с тем, что норму права надо так приладить к действительности, чтобы в результате правого регулирования восторжествовала справедливость.

    Однако представление общества о справедливом, добром и равном может меняться быстрее, чем принятые в нем законы. Как вносить в правовую систему постоянные изменения, сохраняя при этом ее стабильность? Решения Верховного Суда США и конституционных судов Европы свидетельствуют, что это можно сделать, наполнив тексты законодательных актов новым содержанием, сохранив их прежнее словесное выражение. Решения судов, в которых содержится толкование положений конституции, тем интереснее, что конституции живут дольше других законодательных актов и регулируют отношения в разные исторические и политические эпохи.

    У интерпретации текста конституции есть и еще одна цель это вовлечение людей в демократический процесс. Демократия есть там, где каждый имеет право быть выслушанным и приводить свои аргументы. Только в том случае, если мы даем реальную возможность каждой стороне привести какие-угодно аргументы в пользу своей интерпретации, готовы их выслушать и обладаем умением оценить их с точки зрения разумности, обоснованности, состоятельности, мы можем говорить о том, что при решении правового спора были задействованы все имеющие отношение к делу общие места, а значит, это решение отвечает демократическим принципам справедливости и принимается в соответствии с ценностями, лежащими в основе демократического строя.

    Чаще всего, однако, судебная аргументация носит характер обоснования точки зрения, положенной судом в основу решения, и опровержения точек зрения оппонентов.

    Таким образом, аргументы в праве могут выступать в различнойроли в зависимости от цели:

    Иногда они используются для того, чтобы поднять вопрос об интерпретации.

    Иногда их задействуют для опровержения или подрыва других аргументов.

    Наконец, чаще всего их применяют в судебных решениях как доводы для оправдания принятых решений [.

    2 Средства юридической  аргументации 
 

    Исследования  зарубежных ученых показывают, что  в различных странах судебные решения верховных и конституционных судов обнаруживают известное сходство с точки зрения аргументации: типов используемых аргументов, материалов, инкорпорированных в содержание этих аргументов, техники обоснования положений, способов урегулирования конфликтов между разными аргументами, роли прецедентов в интерпретации статутов.

    Наиболее  распространенными средствами юридической аргументации являются следующие:

1. Максимы права — это основополагающие положения и исходные принципы права в целом. Эти положения не подлежат обсуждению и пере-толкованию, и никакие аргументы, направленные на их опровержение или неприменимость в данном конкретном случае, не допускаются. К максимам права относятся, например, такие как audi alteram partem — «выслушай и другую сторону», ultra vires—«акт, принятый с превышением полномочий, не имеет силы», quod non apparet nonest — «что неочевидно, то не существует»; incerta pro nullis habentur— «неясное считается несуществующим»; nоn refert quid notum sit judici, si notum nоn sit in forma judici — «не имеет значения то, что известно суду, если известное не облечено в юридическую форму».
2. Текст закона («буква» нормы права). Максимы права задают самые общие границы, в которых движется юридическая аргументация, но непосредственно первым шагом в содержательном анализе правовой проблемы является обращение к тексту закона, подлежащего применению. Самым простым типом аргумента будет тот, что буквальный смысл текста законодательного акта не позволяет или, наоборот, требует применить его в данном споре. Интерпретацию, основанную на букве закона, называют лингвистической, а также грамматической, текстовой, буквальной, строгой, или формальной. Ее использование основано на предположении, что для любого дела существует только одно правильное обоснование (ratio), и что это обоснование можно найти, поскольку правовой дискурс имеет только одно значение, которое мы в состоянии обнаружить с использованием обычных семантических операций. Для обнаружения этого значения суд обращается к так называемому «явному смыслу» текста. Если членов суда результат, полученный в результате такого толкования, устраивает, они могут не принимать далее во внимание аргументы сторон, направленные на иное толкование нормы права.Трудность состоит в том. что "явного" значения слова в принципе не существует. В большинстве семантических учений разделяется точка зрения, что у слов всегда много значений, что конкретное значение ограничено контекстуально и синтаксически и что ни у одного слова нет ни одного из значений, которое было бы раз навсегда определенными стабильным. В любом случае суду предстоит решать, в каком из значений — общеупотребительном, терминологическом, контекстно-определенном—употреблено слово, и аргументировать выбор своего толкования.

    «Буква  закона» как общее место является «хранилищем» целого ряда аргументов, основанных на выборе того или иного  значения слова из ряда возможных и приемлемых в данной ситуации, и может включать следующие шаги для поиска аргументов:

1. Обращение к общелитературному (обычному) значению слова. Рассмотрим следующие примеры.
2. Обращение к терминологическому значению слова.
3. Обращение к структуре и взаимоотношению частей текста («контекстно-гармонизирующие» аргументы).

    3) Ранее данное толкование (прецедент). Наиболее ярко использование ранее данного толкования в качестве источника аргументации может быть проиллюстрировано на примеререшений ВС США, поскольку Америка относится к странам с прецедентной системой права. В деле Ро3 истица оспаривала конституционность закона штата Техас, запретившего аборты под угрозой уголовного наказания. Она считала, что этот закон нарушает конституционное право беременной женщины выбирать решение, прервать ли ей свою беременность, являющееся неотъемлемой частью права на охрану частной жизни. Конституция США не упоминает права на охрану частной жизни. Само понятие частной жизни и признание права на ее охрану были выведены на основании структурно-систематического толкования текста поправок 4-й («право на охрану личности, жилища, бумаг и имущества»), 5-й («никто не должен принуждаться свидетельствовать против самого себя в уголовном деле; никто не должен лишаться жизни, свободы и имущества без надлежащей судебной процедуры»), 9-й («перечисление в Конституции определенных прав не должно толковаться как отрицание или умаление других прав, сохраняемых народом») и 14-й («ни один штат не должен издавать или приводить в исполнение законы, ограничивающие привилегии или неприкосновенность граждан Соединенных Штатов; ни один штат не должен лишать кого-либо жизни, свободы или собственности без надлежащей судебной процедуры и не может отказать лицу, подчиненному его власти, в равной для всех защите закона») в результате ряда прецедентов (дело Ольмстеда, дело Катца, дело Бонда, дело Грисуольда). Прецедентами же было дано толкование понятия «сфера частной жизни» (zone of privacy) как включающего в себя личную, супружескую, семейную, сексуальную жизнь. Джейн Ро при обосновании своих требований исходила из этого ранее данного толкования.

    Чаще  всего ссылка на ранее данное судом  толкование недостаточна при аргументации, поскольку факты различных дел никогда не совпадают полностью — они в чем-то схожи, а в чем-то различны. Важно то, по какому признаку мы их сравниваем, и является ли этот признак существенным или несущественным. Для получения более полного представления о предмете необходимо его сравнить с другими, найти отличия и сходства. Отсюда возникает сразу два общих места для поиска аргументов: 1) проведение аналогии и 2) разведение аналогии.