Либертарианская теория прессы часто ассоциируется  с доктриной «свободного потока информации», которая в советское время подвергалась острой критике за то, что предполагала организацию международного теле- и радиовещания, распространение периодических изданий, книг, кинофильмов, видеозаписей, компакт-дисков, кассет и т.п. по всему миру. Фактически все то, что сейчас благодаря новым коммуникационным технологиям происходит повсеместно и воспринимается как нечто само собой разумеющееся. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Авторитарная  теория прессы.

     Авторитарная  теория прессы как бы поддерживает и отражает авторитарную доктрину государственного устройства, которому она служит (например, гитлеровская Германия, Италия Муссолини). В основе этой теории лежит авторитарный подход к распространению информации. Пресса в этой теории должна поддерживать властителя или Правительство, находящегося у власти такого автократического государства, помогать ему в достижении поставленных целей. Авторы публикуемых материалов должны отождествлять свои интересы с интересами правителей. В этих целях в XVII в. В Англии выдавались патенты на исключительную монополию на книгопечатание только благонадежным лицам.⁶ Позже в ряде стран стали издаваться "официальные издания, "правильно" ориентирующие читателя в отношении проводимой властью политики, создавались органы цензуры.

     Во  времена авторитарной прессы в Англии применялась систем выдачи патентов на книгоиздание и на печатное дело. Во Франции, Германии, Испании, России, США в определенный период времени  использовалась цензура, направленная на предварительный просмотр материала и выдачу разрешения на его публикацию. Далее появился способ авторитарного контроля над прессой - судебное преследование за распространение информации, не соответствующей установлениям власти. В качестве основных правонарушений здесь рассматривались "действия, направленные на низвержение государства" или "распространение клеветнических слухов в подрывных целях" или "антиправительственная агитация". ⁷

     Вариантом авторитарной теории прессы авторы считают  советскую теорию прессы, основанную на марксистско-ленинской теории диктатуры пролетариата. Согласно этой теории средства массовой информации являются инструментом коммунистической партии и государства, предназначены для обеспечения единства всех членов общества и применяются для пропаганды и агитации.

Традиционными методами партийного руководства прессой  являются:

• "систематическое участие партийного комитета в определении тематики и основных направлений деятельности редакционных коллективов;
• координация действий различных редакций СМИ и пропаганды;

подготовка, воспитание, информирование журналистов;

• развитие общественных начал в работе редакции (привлечение партийного актива, развитие творческой инициативы внештатных сотрудников редакций и т.п.);
• всемирная поддержка со стороны партийных комитетов важных, принципиальных выступлений журналистов, особенно критических выступлений".

Контроль  над прессой в СССР помимо партийных  комитетов осуществлялся цензурой, которую проводило Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит). Штамп Главлита был обязателен для выхода в свет любого издания или произведения. Все периодические печатные издания, типографии и издательства находились в собственности государства.  
 
 

Свобода печати в СССР.

“Демократия – худший образ правления, не считая всех остальных”.  
У. Черчилль 

     Послереволюционный  период истории России, получивший затем разные характеристики в литературе, наиболее точно, на мой взгляд, был  назван теми, кто тогда жил и  мог сравнить то, что было до и  после революции: обновленный строй – довольно емкое понятие, включающее экономический, социальный и культурный рывок России в число наиболее развитых государств мира. Именно это время становится расцветом русской журналистики, который был обеспечен материально развитием капитализма и в ее сфере, когда предприниматели, бизнесмены, финансисты осознали, что в новых условиях можно и нужно вкладывать средства в производство не только книг, но и другой печатной продукции. Во-вторых, он был обеспечен процессом демократизации общества, когда в социальной жизни страны стали все больше участвовать трудящиеся классы, рабочие, масса средних и мелких предпринимателей, крестьяне, т.е. бурно развивалась аудитория, потреблявшая разнообразную информацию. В-третьих, русская культура вступила в свой «серебряный век». В научной литературе этот век обычно связывают с расцветом поэзии и искусства, забывая об их бытовании в журналистике, забывая о расцвете русской политической мысли, раздвоенной на внутреннюю и эмиграционную, давшую крупнейшие имена в истории человечества.

     В России на протяжении всего времени до Первой Мировой Войны на страницах периодики, на различных форумах, в Государственной думе происходили дискуссии о свободе слова и печати, шла борьба с цензурой. На общем собрании С.-Петербургского литературного общества 6 ноября 1909 г. после доклада П.М. Толстого было принято решение «приступить к разработке вопроса о правовом положении печати в нашем представительном строе сравнительно с положением печати в иностранных государствах, в связи с выяснением неотложных ее правовых нужд и степени их удовлетворения правительственным законопроектом». Затем была создана комиссия о правовом положении печати. Ею в начале 1911 г. был разработан подробный «Вопросник о правовом положении периодической печати после манифеста 17 октября и Временных правил 24 ноября 1905 г.». Он был распространен по редакциям газет и журналов. «Русское богатство» и «Русская мысль» опубликовали вопросник. Материалы, полученные с помощью этой анкеты, были использованы в докладах и статьях членов литературного общества. В 1912 г. вышел интересный и содержательный сборник статей «Свобода печати при обновленном строе».⁸

     Общество  деятелей периодической печати, организованное в 1907 г. и издававшее журнал «Журналист» (1913–1914), также активно обсуждало эти же проблемы и готовившийся МВД новый закон о печати. С. Ордынский, анализируя в январском номере «Журналиста» за 1914 г. правительственный документ, приходит к выводу, что он фактически восстанавливает предварительную цензуру и является «небывалой еще угрозой русской литературе». Но и всякие проекты и всякие обсуждения были прерваны надвигающейся на страну трагедией, начавшейся Первой мировой войной. Следует отметить, что властные структуры после революции 1905 г. все чаще и чаще стали практиковать в мирное время разновидность военной цензуры, объявляя «чрезвычайные условия» в том или ином регионе и вводя в действие «положение о чрезвычайной охране», когда все вопросы о журналистике решались губернатором или градоначальником. На этом настоял председатель Совета министров 1906–1911 гг. П.А. Столыпин, заявивший, что «в столицах и других крупных городах всегда можно держать исключительное положение» и «можно штрафовать газеты по усмотрению». Чрезвычайная или усиленная охрана коснулась к 1912 г., по подсчетам журнала «Запросы жизни» (1912. № 1. С. 22), более 157 миллионов человек. В связи с этим в 1913 г. было:

• наложено на прессу 372 штрафа на сумму около 140 тысяч рублей;

• конфисковано 216 номеров; О арестовано 63 редактора;

• закрыто 20 газет (Журналист. 1914. № 1. С. 24).

«Временное  положение о военной цензуре» было подписано на следующий же день после начала войны, 20 июля 1914 г., т.е. оно готовилось заранее. Кстати, 20 января и 12 июля был обнародован «Перечень» сведений, которые запрещалось помещать в печати по военным соображениям, вторая его редакция была дополнена новыми запретами. «Временное положение о военной цензуре» учитывало опыт «чрезвычайной охраны». По нему военная цензура устанавливалась в «полном объеме» в местах военных действий и «частично» – вне их. 20 июля 1914 г. по распоряжению начальника Генерального штаба в Петрограде была учреждена военно-цензурная комиссия, хотя здесь, как в городе, находившемся на театре военных действий, уже существовала военная цензура. В марте 1915 г. военная цензура была введена и в Москве, несмотря на то, что вторая столица не находилась в прифронтовых условиях. Военная цензура быстро становится всеобъемлющей, включая в себя и политическую цензуру. В секретном письме от 14 декабря 1915 г. на имя начальника Генштаба председатель Совета министров И.Л. Горемыкин, вновь назначенный на этот пост, подчеркивал: «Военная цензура, просматривая предназначенный к выпуску в свет газетный материал, должна оценивать последний не с одной лишь узко-военной точки зрения, а и с общеполитической».

     Таким образом, несмотря на активизацию общественной мысли, обсуждение проблем свободы  слова и печати, ситуация в цензурном  законодательстве страны мало изменилась. На практике же в цензурном режиме произошли существенные изменения. Для журналистики определяющее значение в ее деятельности стало иметь вторжение в журналистский творческий процесс капитала. Оно было всесторонним и всеохватным. Капитал не только активно занялся производством информации в прямом смысле этого слова, но и смог выработать, используя опыт власти, целый ряд каналов проникновения в журналистику и контроля за нею. Одним из самых существенных качественных изменений журналистики стало превращение ее в средство получения доходов, прибыли. Издательское предприятие И.Д. Сытина в 1912 г. приносило своим пайщикам, акционерам дивиденд в 12%, А.С. Суворина – 8%, в то время как средний дивиденд для акционерных кампаний в России составлял только 6,4%. Наиболее распространенный тип изданий – газета становится капиталистическим предприятием со всеми вытекающими из этого последствиями, диктующими редакции содержание газеты, подход, к аудитории. К сожалению, история журналистики показывает, что чаще журналисты шли на компромиссы. Дельцы и финансисты попросту покупали их. После смерти А.С. Суворина биржевой делец И.П. Манус в союзе с председателем правления Русско-Азиатского банка А.И. Путиловым систематически подкупали редакцию газеты «Новое время», инспирируя появление в ней статей против В.Н. Коковцева, председателя Совета министров в 1911–1914 гг., заставляя его подать в отставку. И таких примеров приводится достаточно много в научной литературе и публицистике. Журналисты превращаются в наемных работников «литературной промышленности» (термин тех лет). В этих условиях создавался такой цензурный режим, при котором действия власти, Главного управления цензуры по делам печати дополнялись контролем за журналистикой со стороны капитала, что имело уже тогда для развития журналистики определяющее значение (проблема, требующая нового самостоятельного исследования). Обстоятельства вынуждали правительство видоизменять и свою тактику в отношении журналистики, активнее применять экономические рычаги воздействия на нее. Растут суммы, вкладываемые правительством в подкуп газет и журналов, разнообразятся формы предоставляемых изданиям экономических льгот. Но в новых условиях цензурному аппарату так или иначе приходилось разделять контроль над журналистикой с представителями капитала. Предприниматели, бизнесмены, финансисты использовали журналистику не только для рекламы, но и в борьбе за власть и рынок. Они вкладывали средства в газетно-книжно-журнальное производство, создавая свои издания, подкупали журналистов и др.

     Урок  истории журналистики начала XX в. состоит  в том, что капитал стал участником создания цензурного режима в обществе.  Вместе с обеспечением материальной базой новой журналистики Советским правительством была проделана определенная законодательная работа, декларировавшая право большинства народа – рабочих и крестьян на свободу слова и печати. Придя к власти, социалисты разных оттенков столкнулись с необходимостью реализовать проповедуемые ими идеалы. Уже Временное правительство не смогло провести в жизнь сразу же заявленные свободы. Вот свидетельство человека, близкого этому правительству, одного из активных деятелей революции, профессора Петербургского университета П.А. Сорокина, побывавшего 27 февраля на собрании литераторов, образовавших официальный пресс-комитет революции: «Кто уполномочил их представлять прессу? – задал я самому себе вопрос. Вот они, самозванные цензоры, рвущиеся к власти, чтобы давить все, что по их мнению является нежелательным, готовящиеся задушить свободу слова и печати. Монархические газеты были уже запрещены и их типографские мощности конфискованы. Социалисты согласились с этим как с необходимостью. Но увязывается ли такая постановка вопроса со свободой печати, которую они так горячо защищали ранее? Как только амбиции радикалов удовлетворены, они, похоже, становятся даже более деспотичны, чем реакционеры».

     9 марта 1917 г. Временное правительство  ликвидирует основной центр царской  цензуры – Главный комитет  по делам печати, вводит должность  комиссара по делам печати. 10 марта  состоялось совещание по вопросам  печати, на которое были приглашены  наиболее заинтересованные в решении проблем журналистики стороны: представители соответствующих отраслей промышленности по производству периодики, журналистских организаций – Всероссийского общества редакторов ежедневных газет, Общества редакторов петроградских журналов, Петроградского общества журналистов и др. Оно поддержало ликвидацию Главного комитета по делам печати и обсудило проект восстановления временной военной цензуры. Этими мероприятиями был намечен деловой подход к решению проблем свободы печати. Но 16 мая в «Вестнике Временного правительства» было обнародовано популистское законодательное распоряжение: «Печать и торговля произведениями печати свободны. Применительно к ним административных взысканий не допускается». Казалось бы, этим лаконичным документом, отразившим идеальные помыслы, был положен конец цензуре. К сожалению, его составители пошли на поводу настроений и эмоций, не учли конкретных условий времени. Поэтому практика быстро внесла свои коррективы. Уже в мае Общество деятелей периодической печати и литераторов в Москве созвало общее собрание писателей и журналистов по вопросу «о насилиях над прессой» (захват типографий, нарушение свободы печати и др.). Резолюция собрания призывала управление страной содействовать их прекращению. П.Н. Врангель, отражавший настроения других кругов, замечает в своих «Записках»: «В то время как левая печать открыто вела разлагающую армию пропаганду, правые газеты конфисковывались и закрывались». В июле после известных кризисных событий Временное правительство предоставило военному министру право закрывать издания, призывающие к военному бунту и неповиновению на фронте. Началась борьба с инакомыслием. В итоге большевистские издания были закрыты и загнаны в подполье, прошли аресты и др. 9 ноября 1917 г. СНК принял Декрет о печати, который был утвержден на первом же заседании правительства, что подчеркивает, какое значение оно придавало борьбе с контрреволюционной прессой. Декрет был опубликован 10 ноября в «Газете Временного рабочего и крестьянского правительства», «Известиях», «Правде». Необходимость именно такого документа вытекала из той общественной атмосферы, которая тогда сложилась. Со страниц прессы на аудиторию обрушилась лавина призывов к расправе с новой властью. Еще 15 октября 1917 г. эсеровское «Дело народа» писало: «Против объявленного похода большевиков революция должна собрать все силы. Пусть грозный и дружный отпор будет ответом на призыв к преступному выступлению в эту тяжелую для страны минуту». «Дело народа» призывало: «Наш долг – разоблачить этих предателей рабочего класса. Наш долг – мобилизовать все силы и встать на защиту дела революции». Эсеровский орган предупреждал: «Не верьте обещаниям большевиков! Обещание немедленного мира – ложь! (Ленин уже сознался в этом.) Обещание хлеба – обман! Обещание порядка, обещание земли – сказка!.. Спасайте республику, пока не поздно!» Газета «Дело народа» отражала настроения правой части партии эсеров, но ее позиция была типичной для открыто оппозиционной периодики. Против именно такой прессы и был направлен Декрет о печати: «Всякий знает, что буржуазная пресса есть одно из могущественнейших оружий буржуазии. Особенно в критический момент, когда новая власть, власть рабочих и крестьян только упрочивается, невозможно было целиком оставить это оружие в руках врага, в то время, как оно не менее опасно в такие минуты, как бомбы и пулеметы. Вот почему и были предприняты временные и экстренные меры для пресечения потока грязи и клеветы, в которых охотно потопила бы молодую победу народа желтая и зеленая пресса». Интересно совпадение аргументации при определении границ свободы печати этого документа и программного заявления П.Н. Врангеля на встрече с ведущими редакторами газет Крыма (1920 г.): «во время войны, а тем более гражданской, орудием борьбы являются не только пушки и ружья, но и идеи». Таким образом, Декрет о печати не был, как иногда представляют, обычным юридическим законом о печати. Он не ликвидировал буржуазную и мелкобуржуазную прессу, а преследовал призывы к открытому сопротивлению и неповиновению Советской власти, ложь и клевету. Он имел и агитационный характер, о чем свидетельствует его лексика. В нем объяснялось, что буржуазный лозунг «свободы печати» всегда был «либеральной ширмой», которая фактически скрывала «свободу для имущих классов захватить в свои руки львиную долю всей прессы, невозбранно отравлять умы и вносить смуту в сознание масс».