Социологические подходы к анализу причин и природы бедности

частью экономической  выгоды,  перераспределив средства в пользу бедных. В результате, капитализм может быть существенно изменен изнутри. В этом смысле Швеция является примером ограничения буржуазных аппетитов политическими мерами в достижении компромисса с влиятельными защитниками непривилегированных [37, p. 37-38].

Таким образом,  в рамках данного объяснения только погружение бедности в социальный контекст может раскрыть ее реальную природу и причины.  За ним стоит сознательный отказ от возложения всей ответственности за материальное благополучие на индивида.  Полное преодоление бедности в такой перспективе возможно только с изменением политико–экономической системы через социальный протест и мобилизацию

эксплуатируемых масс против правящих  (господствующих)  классов.  При этом признается возможность  «договора»  и институциональной регламентации условий жизни в бедности,  препятствующих ее воспроизводству и росту.  В целом,  для детерминистской традиции характерно представление о функциональной связи неравенства, свойственного капиталистической системе,  и бедности,  некотором сужении

причин бедности и о  возможности ее преодоления –  создания общества всеобщего благоденствия. 

Изложенные концепции  бедности,  построенные на моноказуальной схеме, и основанные на  «проекте Современности», все менее справляются с объяснением портиворечивых новейших тенденций.  Например,  в программной работе У.  Вилсона,  профессора социологии Чикагского университета  (США),  об андэклассе выдвигаются сразу два противоположных объяснения. С одной стороны, используется «культурная» перспектива и доказывается,  что отсутствие ролевых моделей достижения успеха посредством напряженного труда у чернокожей молодежи, проживающей в гетто (inner city),  объясняет их низкую самооценку, фатализм и слабую мотивацию к труду,  которые,  в свою очередь,  ведут к воспроизводству бедности.  С другой стороны,  в рамках  «структурной» традиции проводится тезис о том, что изменения в структуре американского рынка труда и рост безработицы,  ведут к бедности [34].  Несмотря на противоречия, эти авторы не отказываются от общепринятых в позитивизме традиций,  а стремятся показать характер и последовательность влияния: сначала структуры  (классовой позиции), потом культуры. Другое видение и иные ответы на ключевые вопросы о связи бедности и системы, бедности и политики предлагаются последователями конструктивистской традиции в рамках постсовременной социальной теории.

4. Индивидуальное конструирование бедности и проект постсовременного

Капитализма

Это объяснение еще не получило широкого распространения в общественном мнении.  Отдельные его отголоски можно проследить в представлениях об изменчивости фортуны и ежедневном строительстве семейного или личного благополучия. «Кто не рискует,  тот не пьет шампанского», –  часто повторял один мой информант из числа зарегистрированных бедных. 

Общая методология такого подхода в том,  что индивиды считаются социальными субъектами,  первичными по отношению к обществу и несводимыми в социальные группы  (классы),  а социальные институты,  в первую очередь государство, хоть и ограничивают индивидуальную свободу, но являются продуктом индивидуальной активности.  Эта позиция объединяет данную перспективу с моделью  «культуры бедности».

Отличительной же особенностью является идея постоянных изменений, неустойчивости социальных условий,  что делает любую позицию,  в том числе в бедности, нестабильной и конструируемой реактивным поведением. Отсюда особый интерес к обществу риска (пришедшего на смену классовому обществу),  к индивидуалистическому поведению,  формируемому семьей, соседями,  территориальным сообществом,  государством,  а также к правительственности и его конструирующему воздействию на действительность [14]. 

Отдельные социальные процессы постсовременности –  рост женской занятости,  увеличение числа разводов,  кризис нуклеарной семьи,    понятие, введенное Фуко в начале 1970-х гг., означает экспертное  (стратегическое, властное) управление одних людей поведением других через знание,  т.е.  существование социального контроля,  реализующего, например, интересы среднего класса и патриархальной власти мужчин [17], феминизация бедности за счет семей, возглавляемых женщинами, ослабление связей между поколениями –  считаются признаками развернутого процесса структурной дифференциации в социальных системах под воздействием «пресса»  людской активности на существующие структуры [16, p. 6-7].  В результате происходят индивидуализация и рост автономии,  а значит,  и усиливается и деинституционализация повседневной жизни –  сокращение формального и неформального социального контроля.

Деинституционализация тесно  связывается с диверсификацией  жизненных стилей,  что позволяет в ситуации расширения возможностей выбрать собственный индивидуальный способ жизни и работы.  Индивидуализация как социальный феномен сопряжена с двумя противоречивыми аспектами жизни.  С одной стороны,  все большее количество людей пытается разнообразить способы использования себе во благо современных технологий.  С другой –  увеличиваются риски личных неудач и изоляции неудачников.  Неспособные адаптироваться к постоянным переменам – первые кандидаты в бедные.  Отсюда появление новой,  постсовременной бедности.  Например,  Дэвид Чил,  профессор социологии Виннипегского университета,  считает,  что новая бедность появилась в результате адресной социальной политики.  Начиная с 1950-х гг.,  систематическая поддержка пожилых,  по его мнению,  снизила среди них риск бедности,  но одновременно и привела к сокращению межпоколенческой помощи и числа расширенных семей. В новых условиях отказ от социальной поддержки этой группы таит в себе гораздо больший риск бедности, чем прежде. Он считает, что увеличение количества одиноких матерей,  находящихся за чертой бедности,  подтверждает идею о том,  что личные финансовые трудности стали гораздо чаще возникать из-за отказа от традиционных способов сложения семейных доходов (income sharing),  распространенных в прежней моральной экономике недавнего прошлого,  к которым относятся помощь

родителей детям,  родственный  обмен и т.п.  Сюда же Чил относит  и материальную помощь мужа в случае развода.  Теперь в случае развода женщины,  по его мнению,  решают проблемы самостоятельно,  что делать очень сложно из-за сворачивания практики семейной или родственной взаимопомощи.  Свертывание программ социального обеспечения –  только один из многих факторов постсовременной бедности.  Главной же ее причиной считается перегрузка современных институтов завышенными индивидуальными и коллективными ожиданиями,  которые не могут быть удовлетворены исходя из наличных ресурсов и техник их обеспечения.  

В подобной теоретической  перспективе можно увидеть попытку вписать бедность в более широкое социальное пространство с учетом индивидуализации как стадии постсовременного общественного развития, исходя из процессов деинституционализации и фрагментации.  Личный потенциал,  умение разбираться и действовать в расширяющейся сети постоянно меняющихся социальных институтов –  определяющие условия постсовременного благополучия.  Институциональное непостоянство компенсируется включением индивидов в широкий спектр постоянно появляющихся на неопределенное –  не слишком продолжительное –  время структурных возможностей. В каждой конкретной ситуации действует свой набор институтов и способов поведения.  На стадии постмодерна сложно выявить общие закономерности попадания в число бедных,  какие-либо основания для коллективного действия,  а тем более выработать универсальные принципы социальной политики. Разнообразие усиливается и тем,  что сама бедность постоянно конструируется в дискурсе социальных программ.  В этих условиях эффективной может быть только адресная социальная политика,  ориентированная на конкретные,  узкие социальные группы,  максимально оперативная  (гибкая)  в зависимости от постоянно меняющейся жизненной ситуации. 

В этом,  конечно,  есть определенная логика,  но,  на наш  взгляд,  без понимания общественных приоритетов и учета ведущих    структурных  механизмов социального неравенства объяснения становятся описательными и фрагментарными, а социальная политика теряет целостность. 

5. Социальное конструирование бедности в государстве всеобщего

Благоденствия.

В качестве примера четвертого варианта объяснения бедности приведем концепцию социального исключения,  которая,  подобно зонтику, применяется сегодня в обсуждении самых разных социальных и экономических проблем. Несмотря на справедливую критику, указывающую на то, что ни в одной дисциплине теория социального исключения до сих пор не разработана [27; 8],  несомненным достоинством самой идеи является фокус на структурах возможностей и на процессе производства социальной позиции через взаимодействие индивида и общества. 

Экономист А.  Сэн,  лауреат  Нобелевской премии,  попытался упорядочить данную концепцию перечислением основных черт современной бедности [18]. Во-первых, он понимает бедность не как недостаток чего-либо, а как бедные условия жизни.  Низкий доход является лишь одним из множества факторов,  конституирующих отсутствие возможности (capability deprivation)  следовать минимально приемлемому уровню жизни.  Например, исключение или отлучение от возможности участия в труде или получения

кредита ведет к экономическому обеднению,  а уж потом –  к  депривации (лишениям).  Таким образом,  социальное исключение – это инструментальная причина текущих жизненных трудностей и возможных неудач [29, p. 5].  Во-вторых,  он выделяет характеристики относительной депривации,  ведущей к переживанию бедности.  Бедность появляется тогда, когда нет возможности следовать принятым социальным практикам без ущемления себя.  Например,  голод в традиционных обществах может быть связан не только с физической нехваткой пищи,  но и с традицией обмениваться продуктами. Во избежание позора приходится следовать этой традиции и голодать. В-третьих, социальная политика может приводить не только к социальному исключению,  но и к неудачному включению (unfavorable inclusion).  Для практического решения вопроса А.  Сэн предлагает выявлять все возможные формы социального исключения как лишения возможностей:  универсальные –  низкий уровень образования, национальные –  связанные,  например,  с низким уровнем экономического развития и т.п. При этом он уделяет особое внимание азиатской социальной и экономической политике,  специфической,  но не менее успешной в преодолении исключения.  В отличие от западной модели социальной политики с ее пресловутым принципом laissez-faire,  в Японии и Юго- Восточной Азии помимо рыночных, чисто экономических мер полагаются и на широкие государственные программы в преодолении бедности и исключения:  доступное массовое образование,  в том числе базовое экономическое,  доступность кредитов и т.п. По мнению Сэна,  задача новой социальной политики,  политики против исключения –  в том,  чтобы приспособить многочисленные,  уже имеющиеся институты для выполнения задачи включения. 

Попытки обобщить социологический  опыт анализа социального исключения и бедности предприняты коллективом европейских социологов [35, p. 1-17].  Они выделили три основных дискурса,  в которых разрабатывается концепция исключения/  включения: 1)  социальные проблемы и неравенства;

2)  социальная интеграция  и порядок; 

3) Работа выполнена под руководством Алисон Вудворд,  профессора социологии и директора центра женских исследований при Брюссельском свободном университете,  а также Мартина Коли,  профессора социологии Берлинского университета,  бывшего президента Европейской социологической ассоциации в 1997 – 1999 гг. институциональный механизм участия в обществе. Каждый из них заполняет бреши классических объяснений социального неравенства и бедности, поскольку традиционные вертикальные модели классового деления, основанные на положении  (месте)  в системе производства,  не в состоянии описать и объяснить различия позиций тех,  кто находится внутри и вне производства  (рынка труда).  Отсюда делается акцент на динамическое взаимодействие классового деления с переменными социального неблагополучия, выраженными, например, в гендерной позиции, этничности или гражданском статусе [35, p. 2-3]. Социальное исключение представляется как многомерный и кумулятивный  (совокупный)  процесс взаимодействия и взаимовлияния различных факторов. Безработица и ситуация на рынке труда по-прежнему остаются в центре внимания,  но уже наряду с другими проявлениями исключения:  низкий уровень образования,  уязвимые или нестабильные семьи, инвалиды, люди со слабым здоровьем, бездомные и т.д.

Общий лейтмотив исследований в рамках данной теоретической перспективы –  стремление ответить на вопрос о том,  в какой степени социальное неблагополучие до сих пор является результатом неучастием в труде,  или же оно все сильнее определяется новыми формами неравенства [28, p. 127-146]. Иными словами,  риторика социального исключения косвенным образом отражает глобальные социальные изменения: разрушение трудовых контрактов (wage-earning contracts)  и тесно с ними связанных режимов социального обеспечения,  попытку прояснить современные институциональные изменения.  Несмотря на структурный акцент,  сторонники данного направления отводят особое внимание и индивидуальной активности,  подчеркивая,  что структурное исключение всегда предполагает индивидуальное включение, и наоборот. Они стремятся

также понять процессы, которые  одних    индивидов приводят к накоплению трудностей,  а других –  к накоплению преимуществ  (См.: [8, c. 148])  В социальной политике отстаивается принцип  «включения»  групп, исключенных по самым разным основаниям.

Смена приоритетов в политике и науке привела к оттеснению на второй план классовой принадлежности, поскольку о своих интересах стали заявлять представители не только рабочего класса,  но и других социальных субъектов,  в частности,  общественных движений –  феминистского, экологического,  антиглобалистского [20, 21, 22]  и т.п.,  усилилось также влияние  государства на реализацию гражданских прав. 

В целом,  концепция социального  исключения следует конструктивистской традиции,  для которой характерно представление о множественной связи системы и неравенства, о конструировании бедности, в том числе через знание и политику, а отсюда – признание невозможности ее полного преодоления.  Но в отличие от предыдущего варианта объяснения здесь рассматриваются различные комбинации структур ограниченных возможностей,  заставляющих индивида действовать неэффективно.

Сторонники этого направления  сходятся во мнении,  что современные структуры возможностей не столь иерархичны как прежде и не связаны только с рынком труда. Они стремятся представить комбинацию различных социальных позиций и рассмотреть влияние действий,  как со стороны государства,  так и со стороны гражданского общества на расширение возможностей,  преодоление ситуации социального исключения.  Следует

отметить,  что практическое действие индивидов –  вторая,  составляющая социального исключения,  основу которой чаще всего видели в регулирующей роли государства,  которая в данной перспективе пока остается на периферии, хотя и сознается значимой.