Социальная структура и социальная стратификация

  Социальная структура и социальная стратификация 

  1. Вводные замечания

  Исследования  социальной структуры и стратификации  в российской дореволюционной, советской  и постсоветской социологии примечательны  в нескольких отношениях.

  В дореволюционной  России (т.е. до 1917 г.) уже с конца 60-х  гг. прошлого столетия проблематика классов  и сословий, можно сказать, составляла ядро социально-философского и социологического мышления. Если немецкую социологию тех  лет отличает рационализм в анализе  социальных изменений, общественного  развития (Вебер, Теннис), французскую - особое внимание к стабилизирующим  и скрепляющим общественный организм функциям культуры (Дюркгейм и его  школа), английскую - интерес к социально-историческому  анализу (Тойнби), то в русской социологической  традиции акцент переносится на проблематику социального расслоения. Возможно, это как-то связано с социокультурной доминантой общинной <справедливости>, извечными проблемами <кто виноват?> и <что делать?>, каковые приводили к поискам причин противоборства социальных интересов. Несомненно, что сильнейшее влияние оказывали социал-демократы, марксисты, поскольку в теории Маркса именно классовая борьба есть движущая сила истории. В полемике с марксистами формировались и другие направления, опять же центрирующие внимание на <рабочей проблеме> или проблемах распада сельской общины в годы столыпинских реформ. Не случайно Питирим Сорокин вошел в классику мировой социологии в том числе и благодаря своему фундаментальному труду о социальной стратификации и социальной мобильности.

  В первые годы советской власти проблематика социальной структуры становится полем острой идеологической полемики и позже влечет репрессии под лозунгом <обострения классовой борьбы в ходе строительства социализма>. Понятно, что объективные исследования социального расслоения становятся практически невозможными, да и вообще социология объявляется <буржуазной наукой>.

  В период <хрущевской оттепели> 50-60-х гг. возрождение  социологических исследований именно в рассматриваемой области остается под наиболее жестким идеологическим контролем, так как формула социальной структуры - два класса (рабочие и  крестьяне) плюс прослойка интеллигенции - абсолютна и сменялась лишь очередными партийными установками о <сближении  классов>, <становлении социальной однородности> социалистического  общества.

  Чтобы продвигаться в познании действительной структуры  общества, состава социальных слоев  и групп, советским социологам требовались  не только знания (доступ к западной литературе был весьма ограничен), но и мужество, возможно в большей  мере, чем, например, исследователям семьи  или бюджетов времени. Между тем (и мы намерены это доказать), несмотря на идеологические шоры и прямое давление партийных установок, начиная с 60-х гг. исследователи социальной структуры мало-помалу расшатывали официальные каноны просто потому, что данные эмпирических обследований противоречили им. В свойственной тому времени манере маскировки реальности, изобретая идеологически приемлемые словосочетания, исследователи социальной структуры приближались к научным стандартам мировой социологии и в понятийном аппарате. Например, социальная мобильность обозначалась как социальные перемещения, межклассовые образования именовались самым разным образом и, прежде всего, в терминах вроде <различия по характеру и содержанию труда>, <рабочие-интеллигенты>, <рабочие-крестьяне> и т.д., хотя проблемы номенклатуры, бюрократии, элит оставались темами-табу.

  Гласность периода перестройки открыла  широкую дорогу для объективного, неидеологизированного изучения социальной стратификации, и начавшиеся позже рыночные реформы выдвинули столько проблем и в таком специфическом российском контексте, что ни одна из классических теорий не дает удовлетворительного их объяснения.

  2. Несколько слов  о социально-структурной  проблематике в  российской социологии  конца прошлого- начала  нашего века

  Уже с конца 60-х гг. XIX в. в России появляются работы о роли <производительных классов> в экономической жизни России, источниках их пополнения, внутриклассовых различиях, бытовых особенностях жизни (В. Берви-Флеровский, А. Исаев, О. Шашков, Е. Дементьев и др.).

  Одним из первых было исследование В. Берви-Флеровского <Положение рабочего класса в России> [9], которое, по словам К. Маркса, <хотя совершенно не удовлетворяло с точки зрения чисто теоретической>, было все же самым значительным среди всех других, появившихся после работы Ф. Энгельса <Положение рабочего класса в Англии> [150]. Автор этой книги подробно описывал факты бедственного положения русских рабочих, и источник зла видел в капиталистической организации производства.

  К концу XIX в. появляются исследования, построенные на более широкой сравнительной основе: например, исследование Е. Дементьева <Фабрика>, в котором автор анализирует деятельность 109 фабрик Московской губернии [27].

  С 1882 г. до конца  века главным поставщиком информации становятся отчеты фабричной инспекции, введенной в России по образцу  европейских стран. И хотя они составлялись нерегулярно, имели описательный характер и быстро устаревали, не поспевая за динамическими процессами развития, ряд отчетов (Я. Михайловского, И. Пескова, В. Святловского и др.) были с научной точки зрения содержательны и представляли фактический материал для аналитического осмысления [97], т.е., другими словами, то, что раньше делалось земской статистикой, теперь перекочевало в города. Многие редакции журналов, научные общества, частные лица начинают проводить эмпирические исследования, среди которых были достаточно глубокие, отличавшиеся стройностью изложения и вполне представительными данными, сохранившими научную ценность не только для историка, но и для социолога наших дней [23].

  В изучении социальной структуры общества акцент делался на определении общих  понятий - социальное взаимодействие, социальные связи. В начале XX в. поиск концентрируется вокруг таких проблем, как <рабочий вне производства>, <рабочий на производстве>, <особенности рабочего класса в России>, что обусловлено ростом численности российского рабочего класса, а также тем, что <рабочая проблематика> в этот период была в центре внимания социологии практически во всех странах мира, но в первую очередь - в странах Юго-Восточной и Восточной Европы: в этом регионе капитализм развивается значительно позже, чем в Западной Европе. Исследовательская ситуация изменяется, возрастают масштаб и уровень разработок. Разные социальные круги российского общества по-своему были заинтересованы в знании фактов из жизни рабочих [53, 65, 67, 68, 130, 132, 139, 143, 145]. Новым в литературе XX в. было и появление работ, методологически обобщающих способы сбора данных, уточняющих их эффективность, границы взаимозависимости. На международных социологических конгрессах (Париж - 1903 г., Лондон - 1906 г.) с докладами об историческом развитии классов и сословий выступили русские социологи М. Ковалевский, Е. де Роберти, И. Лучицкий.

  Однако на качестве исследований сказывалось  отсутствие организующего и координирующего  исследовательские усилия специального учреждения, обобщающего результаты, унифицирующего методики и техники  исследований. Была предпринята безуспешная  попытка возложить эти обязанности  на <Научное общество имени А.А. Чупрова по изучению общественных наук> (1912 г.), ибо многие материалы по рабочему классу в России были просто собраны  в <социальном музее> при Московском университете. Последующая попытка  имела место уже после революции  и была связана с деятельностью <Социологического Института> (1919-1920 гг.) во главе с П. Сорокиным, который  собирал эмпирический материал по социальной перегруппировке населения Петрограда и изменениям в уровне жизни разных слоев за годы войны и революции. Главное внимание уделялось не общей  картине социальной структуры, а  ее составляющим. Сказывалось и нарастающее  влияние марксизма. Книга Ф. Энгельса <Положение рабочего класса в Англии> стала образцом для многих исследователей начала XX в. Исключением в этом плане был В.М. Хвостов: он попытался дать общее толкование социальной структуры как совокупности разных форм человеческой деятельности. Сочетание общественных течений, союзов и организаций, по Хвостову, создает конкретную социальную структуру общества, каждый элемент которого обладает своими особенностями. <Группы> чаще склонны к солидарности и кооперации, тогда как <классы> - к конкуренции и борьбе. Чем более подвижна общественная жизнь, чем свободнее люди могут комбинировать <общественные круги>, тем демократичнее общественная структура и напряженнее духовное общение, а последнее составляет суть социальной реальности, выступающей в двух видах: стихийно-подсознательном (паника, массовые психозы, мода, войны, национальный характер) и рациональном (реформы, идеалы, научные и политические программы) [141].

  Определенный  интерес представляет модель социально-экономической  структуры общества, предложенная А.И. Строниным. Это пирамида, состоящая из трех слоев: верхнего, нижнего и среднего; каждый слой он анализирует в двух разрезах - социально-профессиональном и интеллектуальном. Кроме того, автор вычленяет и горизонтальный срез социальной структуры, под которым понимает территориальные общности. Это была одна из первых в русской социологии попыток анализа многомерной стратификационной модели общества, хотя ее обоснование и в теоретическом, и в эмпирическом плане было недостаточным [128].

  В отечественной  дореволюционной социологии сосуществовали различные подходы к трактовке  теории классов; наиболее заметную роль играли марксистский, <распределительный>, <организационный> и <производственный> подходы. Марксисты, как известно, исходили из принципа разделения общества на эксплуататорские (капиталисты, помещики) и эксплуатируемые  классы (рабочие и крестьяне), выделяя  в качестве главного фактора социальной дифференциации собственность на средства производства. Социальная структура  общества представлялась ими как  отношение между экономическими классами.

  Для марксистов анализ классовой структуры пореформенной  России был необходим, прежде всего, для определения перспектив развития оформляющихся классов, главным  образом рабочего. Теоретический  анализ этих проблем был предпринят в книге В.И. Ленина <Развитие капитализма  в России>, написанной им в конце XIX в. На основе огромного фактического материала (данных земско-статистических подворных переписей) Ленин показал, что в социально-классовых отношениях России происходят существенные изменения: прежнее крестьянство не просто разрушается - возникают совершенно новые социальные группы в сельском населении, которые характеризуются различной системой хозяйствования, образом жизни, культурным и образовательным уровнем и т.д. Аналогичные процессы происходят и в промышленности: формируется новая социально-профессиональная структура населения России, четко прослеживаются регионально-территориальные особенности этих процессов [52]. Эта работа Ленина сохраняет свою научную ценность в качестве серьезного, кропотливого исследования социальных процессов, рассматриваемых в рамках ясно изложенной теоретико-социологической концепции.

  Позже В.И. Лениным  было дано наиболее полное в марксистской социологии определение классов: <Большие  группы людей, различающиеся по их месту  в исторически определенной системе  общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному  и оформленному в законах) к средствам  производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы - это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства> [51]. Классовая дифференциация возникает в сфере производства на основе общественного разделения труда и частной собственности на средства производства. Кроме того, ленинское определение класса содержит в себе, наряду с общественно-экономическими характеристиками, и ряд признаков, относящихся к общественно-политическим аспектам, а именно: классы формируют сознание о своей исторической роли и свою идеологию (от <класса - в себе> до <класса - для себя>); политически организованы; занимают различное положение в общественной системе распределения социальной и политической власти, что неизбежно ведет к классовой борьбе.

  В <распределительной> теории (М. Туган-Барановский, В. Чернов, П. Струве и др.) класс понимался как социальная группа, члены которой находятся в одинаковом социальном положении (статус) по отношению к процессу общественного присвоения прибавочного продукта, произведенного ею или другими группами, в результате чего имеют общие экономические и политические интересы. Классообразующим признаком выступает доход, его виды и размер.

  <Организационная>  теория (А. Богданов, В. Шулятиков и др.) на первое место среди классообразующих признаков выдвигала возможности класса участвовать в организации общественной жизни как системы. Руководители, организаторы жизни - это <командующие классы>, а потребители, исполнители их воли - другие классы.

  <Производственная> теория (С. Солнцев и др.) трактовала  классы как категории хозяйственного  строя, как группы лиц, объединяемых  одинаковым положением в системе  общественного производства, общими  источниками дохода, общностью интересов.

  В полемике с ними складывалась <стратификационная> теория П.Сорокина, который предложил наиболее подробную классификацию социальных групп на основе некоторых теоретико-методологических принципов. Он определял класс как <кумулятивную> группу, сочетающую три элементарных группировки: профессиональную, имущественную, правовую. Класс не монолитен, а стратифицирован. Изучению проблем <социального пространства>, т.е. пространства внутригрупповых и межгрупповых отношений, Сорокин посвятил второй том <Системы социологии>. Общество расслаивается <подобно куску слюды. Частицы слюды не одинаково прочно связаны: по линии расслоения они легко разделяются, в пределах слоя они крепче сцеплены взаимно> [101]. Попытки установить основные линии дифференциации по одному из признаков социального слоя являются, по Сорокину, упрощенными. Будучи в Америке и приступая к созданию своей теории <социальной стратификации и мобильности>, П. Сорокин опирался на российский и европейский опыт эмпирических исследований этих проблем.

  В основе эмпирической базы данных о рабочем классе России лежали статистические методы (сплошные и выборочные обследования). Такие  статистики с мировым именем, как  А. Чупров и А. Кауфман, полагали, что <трудовая статистика> характеризуется разрозненностью и многообразием исследовательских программ, идущих вразрез с общими методологическими требованиями: сравнимостью полученных данных и их преемственностью. Многие статистики считали свою науку <самой точной и основной наукой об обществе>, упрекая социологию в неразработанности ее теоретико-методологических положений [139]

  Однако социологи (П. Сорокин, К Тахтарев, С. Первушин и др.) подчеркивали, что социология должна выделяться в самостоятельную дисциплину. Ее не следует смешивать с социальной статистикой. Последняя, наряду с математикой, выполняет для нее служебную роль.

  Другим методом  в исследованиях социальной дифференциации был монографический: изучались  типологические совокупности явлений  путем первичных наблюдений, описания и анализа, например, отрасли, предприятия. Значительно реже использовалось интервьюирование и чаще - анкетирование, хотя и здесь  возникали многочисленные проблемы (низкий уровень грамотности рабочих, двусмысленность формулируемых вопросов, отсутствие гипотез и т.д.).