Культура - ка социальный феномен

Х. Ортега-и-Гассет писал  “Торжественное, в теории, провозглашение прав человека на деле обернулось торжеством прав доброго буржуа. Когда в борьбе за существование людям предоставляются  равные условия, наверняка восторжествуют худшие из людей, ибо их большинство.

H Бердяев был не  вполне согласен с такой демократией  и вместе с тем подчеркивал  вызванное ею фундаментальное  противоречие “В культуре, писал  он, - есть начало аристократическое  и начало демократическое.

Без начала демократического, без подбора качеств высота и  совершенство никогда не были бы достигнуты. Но вместе с тем культура распространяется вширь, к ней приобщаются все  новые социальные слои. Этот процесс  неизбежный и справедливый”. Однако массы легко усваивают себе вульгарный материализм и вещную техническую  цивилизацию.. массами владеют идеи-мифы, верования религиозные или верования  социально-революционные, но не владеют  идеи культурно-гуманистические. Конфликт аристократического и демократического начал, количества и качества, высоты и широты неразрешим на почве без  религиозной гуманистически культуры”.

Такой конфликт - фатальная  данность, если демократия рассматривается  не как технология власти, а как  абстрактный идеал. Тогда она  становится “удобна для всех употреблений” (H Бердяев), и общество превращается в объект манипуляций разномастных “типов” или конгломератов “увеличивающегося  числа людей, которые по видимости  становятся участниками осведомленности  и действиях, а в действительности и более чем пригодными для  использования рабами.

Человек-масса - продукт  нашей индустриально-демократической  цивилизации, и в своем логическом завершении он тоталитарен и катастрофе не только для культуры, но и цивилизации. Он - современный варвар.

Печально, но в наш  просвещенный век человек-масса  напоминает собаку в библиотеке: она  все видит, но ничего не понимает.

Подлинная культура не может быть высшей, “высоколобой”, средней, 
“посредственной” или тем более низшей, “низколобой” подобно тому, как нельзя быть более или менее честным или влюбленным. Попытки определения степени культурности - это некорректный перенос методики оценки товара, имеющего цену, на феномены, в принципе не поддающиеся такой оценке. 
Культура либо есть - в абсолюте своего творческого смысла и напряженности форм - от “Ave Maria” до народной мелодии, от Гомера до Джойса, от 
Растрелли до крестьянского лубка, либо ее вовсе нет - от откровенного китча до изощренных имитаций бесценных творений. И это не максимализм автора, а категорический императив сущности культуры, которая всегда - горняя духовная высота. На ее величественном и прекрасном фоне и короли, и пигмеи масс культа - одинаково голые. Это - не просто декаданс как глубокое переживание и самовыражение кризиса культуры, давшее по-своему великолепные творения - ее самокритику. “Массовая культура” - это вырождение и тупик культуры, глум над ней.

 
Пути примерения.

Если воссозданная картина тотального конфликта между  современной цивилизацией и культурой  достоверна, и авторы и актеры этой драмы установлены, возникают кардинальные вопросы о глубинных причинах их “любви- ненависти” и альтернативах  исхода из этого лабиринта.

Возможно, разгадка - в фундаментальном несоответствия между функцией человека как главной  производительной силы и его призванием как главной социально-творческой силы.

Ключ к несовершенству современного общества - не только в  эгоцентризме его 
“титанов” или человека-массы. Это - лишь основные ипостаси несовершенства, инфантильности родового человека, извечного и непреодолимого в парадигме абстрактного гуманизма разрыва между целями и средствами, неспособности к их ко эволюции. Но лучшие умы человечества все более сознают это противоречие и ищут исход из него.

“Выдающийся гуманист XX столетия, испанский философ М. Унамуно в эссе 
“Вглубь!” отметил “перевернутый” характер соотношения цивилизации и ее творца - человека. “Нет, - писал он, - я не отрицаю ни громадную социальную энергию, ни мощь цивилизации, все это имеется: наука - в изобилии, искусство - в изобилии, мораль - в изобилии, но через какое-то время, заполнив мир чудесами индустрии, огромными заводами, дорогами, музеями, библиотеками, мы в изнеможении упадем у подножия сотворенного нами, и кому тогда все это будет нужно? Что для чего: человек для науки или все же наука для человека?

Если прогресс - цель, для кого мы работаем? Кто этот Молох, который, по мере приближения к нему тружеников, вместо награды пятится, и в утешение изнуренным и обреченным на гибель толпам... только и умеет  ответить горькой насмешкой, что  после их смерти все будет прекрасно  на земле вы обрекаете современных  людей на жалкую участь быть несчастными  работниками, которые, по колено в грязи, тащат барку со смиренной надписью “прогресс в будущем” на флаге. Цель бесконечно далекая - не цель, а  уловка”.

В. Розанов усматривал в этом явную аномалию: “В нормальном процессе всякого развития благоденствие  самого развивающегося существа есть цель; так дерево растет, чтобы осуществить  полноту своих форм. Из всех процессов, которые мы наблюдаем в природе, есть только один, в котором этот закон нарушен, - это процесс истории. Человек есть развивающееся в  нем, и, следовательно, он есть цель; но это лишь в идее, в иллюзии: в  действительности он есть средство, а  цель - это учреждения, сложность  общественных отношений, цвет наук и  искусств, мощь промышленности и торговли. Все это неудержимо растет, и никогда  не придет на мысль бедному человеку хоть когда-нибудь не дать передушить себя всему этому, не лечь перед торжествующей  колесницей Ваала и не обрызгать  колес кровью. Коренное зло заключается  в неправильном соотношении между  целью и средствами: человеческая личность, признанная только средством, бросается к подножию возводимого  здания цивилизации”.

Н. Бердяев полагал, что и кажущийся антипод социализма - анархизм - лишь 
“предельное течение в судьбах европейского общества. Внешне он производит впечатление учения, которое претендует на утверждение человеческой личности и ее свободы. Но в действительности он возник из того же комплекса, что и социализм - уравнительного, усредняющего чувства зависти и мести. Поэтому 
“радости свободного творчества, свободного избытка анархизм не знает и знать не может... Это какая-то предельная, угрюмая и мучительная свобода”, которая “обращается в насилие”. “Анархизм, - подчеркивал мыслитель, - в конце концов, есть форма реакционного восстания против культуры, неприятие культуры с ее неравенствами, ...неприятие ее во имя процесса уравновешивающего, сглаживающего и сметающего все возвышающееся”. Духом анархизма пронизаны и новейшие течений в искусстве. Здесь господствуют аналитически расчленяющие процессы, ...глубокое потрясение и расчленение форм человека, гибель целостного человеческого образа, разрыв с природой... погибает человек как величайшая тема искусства”. И парадоксальным образов такой человек вовсе не освобождается, а “погружается и проваливается в социальные и космические коллективности”.

Новые философско-религиозные  течения также обнаруживают более  или менее скрытые антигуманные начала. “В них человеческая индивидуальность подчиняется космическим иерархиям  духов. Человек перестает играть ту центральную и обособленную роль, которую он играл в ренессансный, гуманистический период истории”.

Аналогичную судьбу претерпевает “контр культура” на новом витке, начиная условно  с 1968 года, когда Т. Роззак дал ей ставшее нормативным собственное  имя. Он определял ее как протестующее мировоззрение и разъяснял “Старая  культура склонна предпочитать права. собственности - правам личности, требования НТР - человеческим потребностям, конкуренцию - сотрудничеству, формальное общение - самовыражению Контр культура склонна  предпочитать обратное”.

“1968” - конкретная дата, но и символ цельности взаимосвязи  ряда социокультурных явлений, которые  свертывались до и после этого  года. Они включали в себя: протест  против аристократической системы  образования во 
Франции; “вьетнамский синдром” американских солдат, швырявших боевые награды к подножию Капитолия; “Пражскую весну” как стремление к социализму 
“с человеческим лицом”, оппозицию советской интервенции в Афганистане; широкое участие молодежи “культурной революции” в Китае; оживление националистических движений в “благополучных” государствах; ряд неформальных инициатив в сфере искусства; популярность альтернативных стилей жизни, и т.п. Это было, о словам французского социолога Ж. Гурвича, 
“время бурных совместных действий, меняющих социальную сальность. Это было время духовного Причастия”.

 
Заключение.

Центральный вопрос нашего времени - состояние культурно-цивилизационного комплекса, степень соответствия грандиозных  цивилизационных достижений интересам  их созидателя - творческого человека - может быть разрешен компаративно, путем сравнения этого состояния  с фундаментальной социокультурной  революцией эпохи Возрождения и  Просвещения.

Сущность Возрождения  и Просвещения - торжество гуманизма, однако, он не был простым возвратом  к объектно-космическому гуманизму  античности. Новая эпоха требовала  динамики человеческой природы, нового человека, ориентированного на ценности. И смыслы субъектно-психологического гуманизма. Главный из них 
- человек как высший смысл бытия, его само ценность, освобождение от руин средневековых отношении и пут схоластики церковных авторитетов, неограниченное самоутверждение в мире.

Великая освободительная  миссия европейского гуманизма Нового времени и вместе с тем его  глубокая противоречивость были раскрыть крупнейшими мыслителями - Дж.Вико, Ж.-Ж.Руссо, К.Марксом, Ф.Ницше, Ф.Достоевским. 
Главное в этой противоречивости - несоответствие идеала свободного человека, абстрактно-гуманистического Проекта антагонистическому состоянию созданного согласно ему общества, его “бесовскому” характеру, все более очевидное обнаружение пределе! человеческой свободы как самоцели. В результате - декаданс, упадок и деформация всего культурно - цивилизационного комплекса.

Самые тревожные для  судеб культуры процессы развертываются в духовной жизни общества. Знание и его главная институциональная  сила - наука создали великую утопию идеального общества, в котором будут  царить свобода, равенство и братство. Реального же потенциала этому проекту  хватило лишь на то, чтобы воспроизводить человека как всеобщую, но обезличенную и нетворческую производительную силу, а эволюция общества приобрела катастрофный, сориентированный на различные формы  тоталитаризма, характер. 
Поле гуманизма неуклонно сужается по мере успехов рационального знания. 
Этот парадокс привел к оживлению и торжеству иррационализма, который нормален и необходим в синтезе с рациональным мышлением, но опасен воинствующей оппозицией рациональному видению мира. Рациональное стремится познать мир под знаком не коего смыслового интеграла, но оно оказывается нечувствительным к многомерное мира, его нелинейности. Иррациональное - это не только распад такого смысла, но и отрицание его объективного содержания, засилье формалистических технологий. Это уже не творчество, а производство, в котором всему есть цена, но ничему, включая человека и его творения, - само ценности.

В культурологической мысли отмеченные процессы расцениваются  как “фаза цивилизации, а на культуры” (О. Шпенглер), завершения и “смерти” исторически определенного типа культуры в данной цивилизации. Это  обессмысление и утрата ценностей  творчества как способа бытия  человека в мире и мира человека.

Глубокие изменения  индустриального общества во многом совпали с марксистским предвидением исчерпания творческих функций производительного  капитала, передачи этих функций высококвалифицированным  работникам и вместе с тем удержания  плутократией власти и собственности, контроля за львиной долей общественного  богатства. Капитал по-прежнему утилизирует  творчество и его плоды, но отныне он - лишь его “захребетник”.

Воссозданная панорама противоречивого взаимодействия современной  цивилизации и культуры требует  смыслового синтеза - выявления причин этой 
“любви-ненависти” и альтернатив исхода из лабиринта. Исследование метаморфозы человеческой деятельности под абстрактно-гуманистическим интегралом - ключ к решению первой задачи и одновременно - постановке второй. Диагноз, поставленный классиками культурологической мысли, таков: абстрактный гуманизм, как одна из конкретно-исторических форм антропологического мировоззрения и практики, не содержит надежных табу для перерождения в антропоцентризм, абсолютизацию свободы, культ своемерия человека, подмены Богочеловека человекобогом.

Список используемой литературы:

Андреев Д.А. Умберто  Эко: взгляд в 21 век.// ОНС,1997,№5

Бердяев Н. Смысл истории. М.1990

Левяш И.Я. 20 век: глобальный конфликт цивилизации и культуры.// Человек, общество, мир. Вып.1. Мн 1995

Лем С. Модель культуры. Пермь.1993

Эрме Г. Культура и  демократия.МН.1995