Культура - ка социальный феномен

Еще Гете предупреждал, что человечество станет умнее и  рассудительнее, но не лучше. Я предвижу время, когда человечество не будет  более радовать 
Бога, и он будет вынужден вновь все разрушить для обновленного творения.

Уже в середине прошлого века власть имущие в развитых капиталистических  странах поняли, что “дикая”  форма сверх эксплуатации не только экономически перестала быть рентабельной, но и социально стала взрывоопасной  и капитал обратился к эксплуатации.

После культурно-цивилизационного взрыва - кризиса мировой капиталистической  системы конца 20-х - начала 30-х гг., едва не ставшего для него апокалипсисом, капитал поставил задачу “гуманизации”  производственных отношений.

Предприятие интересуется не человеком как личностью, а  только занимаемой им должностью. Человек  сам по себе для предприятия –  ничто, функция же, которую он сможет выполнить, - все.

Корабль всей современной  цивилизации явно сбился с пути, и его компас ориентирует на псевдоценности М. Вебер убедительно показал, что  своим восхождением капитализм обязан, прежде всего, культу труда, созидания  как высшей, религиозно освященной, ценности. Ныне же - всеобщая “деградация  идеи труда”, которая “знаменует отступление  на второй план всех стимулов к труду, кроме денег” (М. Лернер). В этом - основной генератор нашей тотальной  несвободы “Настоящая свобода, - писал  А. Экзюпери, - заложена в творческом усилии. Свободен рыбак, чья интуиция направляет лов. Свободен скульптор, ваяющий  лицо.

В реальности само понятие  “свобода” означает категорию, до некоторой степени пустую в философском  смысле. Иначе говоря, на Западе оно  для очень многих означает попросту увеличение материального уровня потребления, гедонизм, всякое само ублажение без  ответственности перед теми, кто  оказался менее удачлив. Западный человек  сверхозабочен своим материальным и чувственным удовлетворением  и становится все более неспособным  к моральному самоограничению. Но если мы на деле окажемся неспособными к  самоограничению на основе четких моральных  критериев, под вопрос будет поставлено само наше выживание... отсюда - взаимная нетерпимость к позициям друг друга.

Однако пожалуй, самые  тревожные для судьбы культуры процессы развертываются в духовной жизни  общества. Можно понять пионеров европейского Просвещения, которые, восстав против средневековой догматики, провозгласили, что “знание 
- сила” (Ф. Бэкон) и “я мыслю, значит, существую” (Р. Декарт). Они еще не могли знать, что в новом “прекрасном мире” Знание - это амбивалентная сила, способная служить не только миру, но и злу, и мыслить приходится не столько о свободе, сколько об отчуждении.

В результате человек, несомненно, стал солее производительным, но стал ли он более духовным и, следовательно, свободным? Парадокс, писал

К. Маркс, в том, что  “материальные силы наделяются интеллектуальной жизнью, а человеческая жизнь, лишенная своей интеллектуальной стороны, низводится до степени простой материальной силы”. Дело не только в том, что  наука и поныне по преимуществу функционирует  и развивается как частичная  и производительная эволюционная сила, которая преобразует лишь вещные и организационные моменты труда, но не затрагивает его содержание, функции человека как придатка машины. Глубинная причина краха тотального научно- технологического Проекта - в  природе самой науки, как рационального  знания о всеобщем, в котором частному, индивидуальному, просто нет места  именно в этом - главный источник не самодостаточности науки как  инструмента реальной гуманизации  мира. Все попытки придать ей роль универсальной панацеи в лучшем случае свидетельствуют о непонимании  ее природы и на практике завершаются  усилением отчуждения труда, тупиками тоталитарных режимов, как воплощенных  социальных проектов, и пред катастрофной угрозой самоуничтожения человеческого  рода.

Могут ли производствво, благосостояние и такие чудеса науки, как исследование космоса, придать  смысл человеческому существованию. С точки зрения К. Ясперса, “есть, следовательно, научный, технический  прогресс, непрерывно расширяющий наши возможности, но нет прогресса человеческой сущности”

Маятник общественных ценностей двинулся в направлении  “с точностью до наоборот” Разум, наука из всеобщего предмета поклонения и упования на их роль панацеи от всех бед быстро превратились не просто в козла отпущения, но и в бесовскою  князя мира сего.

Французский социолог Ж Бодрчияр отмечает, что “мы  находимся во вселенной, в которой  становится все больше информации и  все меньше смысла. Поскольку там, где, как мы полагаем, информация производит смысл, происходит обратное 
Информация пожирает свои собственные содержания. Она пожирает коммуникацию и социальное.

Мы летим вниз, все рушится, живем в то время, которое лишено загадочности, нами движет жажда выгоды. Нет больше романтики, все, о чем говорят  по телевизору, это только о презервативах, скромность - это составной элемент  загадочности, таинственность, неопознанность - составной элемент бытия. У меня такое впечатление, будто я являюсь  свидетелем полного загнивания.

На смену традиционным религиозным ценностям и, прежде всего жажде духовного 
Абсолюта - Бога как идеальной личности приходит повальное увлечение тоталитарными сектами типа “Белых братьев”, самосожженцев Д. Кореша, террористов из “Аум Сенрике” и других “сатанинских” групп.

 
Жизнерадостная карнавальная стихия сменила гнетущей манией тяжелого рока.

Цивилизация есть неизбежная судьба культуры - писал О. Шпенглер. - Будущий 
Запад не есть безграничное движение вперед и вверх, по линии наших идеалов.

Современность есть фаза цивилизации, а не культуры. В  связи с этим отпадает целый ряд  жизненных с одержаний как  невозможных. Когда цель достигнута, и идея завершена и осуществлена во внешнем, тогда культура вдруг  застывает, отмирает, ее кровь свертывается, силы ее подламываются - она становится цивилизацией. И она, огромное засохшее дерево в первобытном лесу, еще  многие столетия может топорщить  свои гнилые сучья!

Х.Ортега-и-Гассет полагает, что “крах терпит сам человек, уже не способный поспевать за своей цивилизацией. Эти эпохи  самоудовлетворения - снаружи такие  гладкие и блестящие, внутренне  мертвы. Подлинная полнота жизни  не в покое удовлетворенности, а  в процессе достижения, в моменте  прибытия. Эпоха удовлетворенности - это начало конца”

Весь мир вступают в катастрофический период своего “развития”. Мы живем во времена грандиозного исторического перелома. Началась какая-то новая историческая эпоха нет  религиозного критерия, нет “во  имя”. Есть вооружения, человеку дают латы, шлем и щит, но неизвестно, во имя  чего и кого идти в поход и сражаться, нет ни Христа, ни девы Марии, ни гроба 
Господня, ни даже прекрасной дамы. В этом ужас дурной бесконечности мировых эволюции. Старый мир есть период новой истории с его рационалистическим просвещением, с его индивидуализмом и гуманизмом, с его либерализмом и демократизмом с его чудовищной техникой и внешними завоеваниями и успехами, с его безудержной и безграничной похотью к жизни, с безбожием и бездушием, с разъяренной борьбой классов.

Основная проблема XX века - проблема отношения творчества (культуры) к жизни (бытию). На вершинах культуры мучит человека противоположность  между тем, чтобы создавать что-то и тем, чтобы быть чем-то.

Цивилизация конца XX столетия, независимо от краха наиболее одиозных тоталитарных режимов, эти  экзистенциальное, на уровне бытийных оснований человеческой жизни, обесценение  и утрата ее “во имя” само ценности и смысла творческой свободы.

Вышедшая из-под  контроля, она обрекает культуру на долю аутсайдера. Это - не очередной  кризис цивилизации, а ее исторический тупик.

 
Конфликт культуры.

Драма тотального конфликта  между культурой и цивилизацией современности лишь по видимости  имеет анонимный характер и напоминает “театр теней”. Если исход из тупика необходим и спасителен, следует  ясно определить совокупного субъекта - автора и актера нашей самодостаточной  цивилизации.

Профессор Э. Шиллз  в книге “Массовое общество и  его культура” отмечает, что в  индустриальном обществе культура подразделяется, по меньшей мере, на три уровня качества, которые устанавливаются с помощью  эстетических, интеллектуальных и моральных критериев. Это так называемая “высшая” или 
“изысканная”, “средняя” или “посредственная”, и “низшая” или “вульгарная” культуры.

Отличительным признаком  высшей культуры является серьезность  избираемой темы и затрагиваемых  проблем, глубокое проникновение в  сущность явлений, ценность, утонченность и богатство выраженных чувств. К  этой культуре принадлежат лучшие образцы  литературы и искусства, философия, научные теории и исследования естественного, технического и социального характера. 
Такая культура не связана с социальным статусом, и ее содержание определяется не общественным положением ее создателей, а лишь совершенством их творении. В отличие от “высокой”, “средняя” культура менее оригинальна и более репродуктивна, хотя внешне оперирует теми же жанрами и формами, к которым прибегает “высокая” культура. На третьем уровне находится “низшая” культура, которую отличают поверхностность и вульгарность, крайнее обеднение символического содержания и форм!

Удел “высокой”  культуры, как аутсайдера, и роль средней”, “посредственной” культуры, как фаворита современного общества, не объяснимы в чисто социологизаторском ключе как совпадение социальных интересов большого бизнеса и  среднего класса. Этот феномен лишь следствие более фундаментальных  сдвигов, которые требуют понимания  в ином - социокультурном измерении  и ключевого понятия “посредственность”.

Есть, - писал А. Экзюпери, - в Европе двести миллионов человек, чье существование, лишено смысла люди, погрязшие в рутине различных  профессий, люди, которым недоступны радости первооткрывателя-поднимателя  целины, радости веры, радости ученого. Кое-кому думалось, что достаточно одеть  их, накормить, удовлетворить все  их насущные потребности, чтобы возвысить  душу. 
И вот мало-помалу из них создали мещан сельских политиков, техников, лишенных внутренней жизни. Им дают неплохое образование, но это не культура. Тот, кто думает, что культура - это набор вызубренных формул, невысокого мнения о ней Посредственный ученик специального класса лицея знает больше о природе и о ее законах, чем Декарт или Паскаль. Но разве такой ученик способен мыслить, как они? ...меня мучает, что в каждом человеке, может быть, убит Моцарт.

Социокультурному  портрету мещанской посредственности придал классическую законченность  Х. Ортега-и-Гассет. Он констатировал  величайший парадокс нашего времени: “Нынешний  хозяин мира - примитив, первобытный  человек, внезапно появившийся в  цивилизационном мире. Цивилизован  мир, но не его обитатель. Он даже не замечает цивилизации, хотя и пользуется ее плодам как дарами природы.

Психическая структура  этого “человека-массы” характеризуется  рядом черт. Во- первых, ему присуща  глубокая уверенность в том, что  жизнь изобильна и легка, в  ней нет ограничений, и она - лишь арена власти и побед. Во-вторых, такое мироощущение порождает иллюзию  его полной интеллектуальной и моральной  самодостаточности. В третьих, он экспансивен, и повсюду, не считаясь ни с чем  и ни с кем, навязывает свое примитивное  мнение путем 
“прямого действия”, в том числе в самых “изысканных уголках нашей культуры”. В-четвертых, продолжает

Х. Ортега-и-Гассет, эти  “люди не заботятся о будущем, предоставляя все механизму вселенной. И прогрессистский либерализм, и  социализм Маркса предполагают, что  их стремление к лучшему будущему осуществляется само собой, неминуемо, как в астрономии. Защитившись  этой идеей от самих себя. они  выпустили из рук управление историей, забыли о бдительности, утратили живость  и сил убежденный, что мир пойдет по прямой, без поворотов, без возвратов  назад, он откладывает всякое попечение  о будущем и целиком погружен в утвержденное настоящее. Нужно  ли удивляться, что сегодня в нашем  мире нет ни планов, ни целей, ни идеалов. Последняя черта - редукция 
“горнего” мира творческой жизни, утрата ее перспективы и идеалов - самая опасная для культуры.

Такова общая закономерность финала “любви-ненависти” между культурой  и цивилизацией.

Культура Возрождения  и Просвещения требовала устранить

феодальный провинциализм  и своеволие привилегированных  слоев - и пришла к индустриальному  обществу с его универсальной  мерой купли-продажи и усредненным  человеком-массой Рациональный разум  хотел видеть “народ свободный на земле свободной”, и действительно  освободил его от физической нищеты, создал общество потребления, но ценой  конвейерного варианта труда обезличенного, стандартизованного человека.

Этих причин достаточно для формирования человека-массы  и его самодовольства. Но для “восстания масс”, их “вертикального нашествия” требовался некий фермент и одновременно социально-технологический механизм. 
Их роль сыграла реализованная заветная мечта ранней буржуазии о синтезе свободы и равенства демократия. Расценивая ее как романтическое детище политических и идеологических революций XVIII века,