Георг Зиммель

       Что же представляют собой "формы" в переводе на обыденный язык, на практический уровень сознания?

     Во-первых, это границы свободы, поставленные классовыми или сословными рамками  жизни. Во-вторых, всеобщие морально-правовые нормы. В-третьих, способы общения  и достижения целей в коммуникации, принятые в данном обществе. В-четвертых, идеальные типы в веберовском смысле, служащие как в науке, так и на бытовом уровне сознания для классификации, упорядочивания и понимания пестрого потока жизненных явлений.

       Наконец, в-пятых, форма выступает как модель поведения, социальная роль, дискурс (например, отцовский, начальнический, пропагандистский, исповедальный). Дискурс усваивается в процессе научения и социализации и может обогащаться или ослабевать и вырождаться в каждом последующем поколении. Но, как бы то ни было, дискурс и роль - как формы - существенно влияют на содержание сознания, трансформируют мысли и чувства личностей в определенном направлении. Акцентируя значение социальных форм, Зиммель "отталкивается" от распространенных мистических понятий "народного духа", "души народа", "исторической миссии", "народной идеи", которые, якобы, помогают осмыслить общество, историческую эпоху. Он хотел бы представить историю и изменения в общественных структурах как процесс трансформации безличных социальных форм. Но, будучи мыслителем-персоналистом и эстетиком, он не смог глубоко продвинуться в этом направлении. Ведь "проецирование" личностных субъективных содержаний в образы социальных феноменов и исторических процессов - неизбежный момент социального познания. Война, революция, социальная реформа, государственный переворот часто принимают вид "мужественных поступков", "предательств", "роковых ошибок", "смуты", "безвременья".[12,стр.135]

     Зиммель не мог не чувствовать односторонности своей формальной социологии и стремился восполнить ее "теорией понимания". Он говорил, что понимание формы, социального феномена, достигается в процессе критики, сомнений, проблематизации темы таким способом, который понятен современникам. Даже отдаленные события древности подлежат "понимающей интерпретации". Но это не все. Признав субъективность своих постулатов и оценок, социолог должен выявить и описать еще и собственные ценности, повлиявшие на выбор предмета и методов изучения. Нельзя основывать познание общества на личном опыте. Но и избежать его в процессе исследования - невозможно. Весь богатейший спектр человеческих чувствований; любви, ненависти, презрения, восхищения, богоборческих стремлений и фанатичной веры необходим в работе историка и социолога, теоретика и феноменолога. Культура осознается лишь на основе полноценного личностного опыта жизни.

     Зиммель предложил обширный список социальных форм. Некоторые из них глубоко  проанализированы. Но не существует их четкой общепризнанной классификации.

         Формы отличаются друг от друга по степени их дистанциированности от потока жизни, от ее стихийных содержаний. Ближе всего к жизни, к ее содержанию, стоят личные, интимные формы - дружба, любовь. Однако и они могут стать формальными, превратившись в стереотипы массовой культуры. Несколько дальше от жизни находятся экономические, политические, хозяйственно-бытовые и публичные творческие формы, в которых непосредственные движения душевной жизни смешаны с мощными идеологиями и взаимодействуют к тому же с властными структурами. Еще дальше от жизни стоят научные, философские, художественные формы, которые стремятся к полной независимости от массового сознания и от "социального заказа". Наконец, самые "чистые" формы социации - это игровые формы. Сюда относятся специально организуемые игры детей и взрослых и, кроме того, "вкрапления" архаических обрядо - праздничных форм в естественный социум. Наконец, возможны реликтовые формы поведения, осуществляемые по принципу: "искусство для искусства" или "наука для науки".[13]

     Было  сделано немало попыток классифицировать социальные формы. Так, выделены были:

     - ситуации: тяжба, обмен, предательство,  подкуп;

     -нормы: правовые, моральные, психологические;

     - социальные типы личности: чужак,  бедняк, аристократ, лидер;

группы: семья, тайное общество, политическая партия, любовная пара, корпорация, община;

     - групповые структуры: иерархия, централизм, либерализм;

устойчивые  формы межиндивидуального взаимодействия: конфликт, компромисс, господство, подчинение;

     - крупномасштабные социокультурные  процессы: разделение труда, урбанизация,  секуляризация, колонизация. 

          Распространена также тройственная классификация социальных форм Зиммеля: процессы, типы, сценарии развития.

     Мода - это процесс. Ее не существовало в  древности и в Средние века. Она приходит на смену народным традициях  и политическому деспотизму. Мода связана с урбанизацией и модернизацией. Выходящие на авансцену жизни  новые слои подчеркивают с помощью  моды свою независимость от старых авторитетов и официальной власти, желают быстрее утвердить свое особое положение. Потребность в идентификации с передовым культурным слоем проявляется в виде моды в массовых, демократических обществах. В кастовом, закрытом государстве мода не нужна. Венецианские дожи одевались в одинаковую черную одежду. Одинаковые гимнастерки, френчи, мундиры, носили партийные функционеры в эпоху Гитлера и Сталина. Мода свидетельствует о возможности индивидуальных достижений. Ведь "успеть за модой" могут не все. Модно одетый человек доказывает, что у него есть вкус, энергия, находчивость. Мода привлекательна тем, что дает чувство настоящего, ощущение времени. Это - самоускоряющийся процесс. То, что стало особенно модным, распространенным, уже не свидетельствует о личных достижениях и "выходит из моды". Мода - универсальна. Она касается не только длины юбок и брюк, но и политических убеждений, философских идей, научных методов, религиозных исканий, любовных отношений.[14,стр.140]

     Мода, казалось бы, добровольна. Но она же и принудительна. Ее можно считать демократическим эквивалентом политической и культурной тирании. Петр Первый насильно стриг бороды своим боярам. Современный политик сам ищет себе парикмахера, консультируется с психологами, чтобы выработать привлекательный, популярный имидж. Мода - поприще для бездарных, зависимых славолюбивцев. Но она функциональна: заставляет работать промышленность, помогает сплочению новых групп и сословий, служит орудием коммуникации, продвижения "вверх" одаренных личностей.[15]

     Вторая  категория форм - социальные типы. Здесь  мы наблюдаем особое разнообразие.

     Типами, по Зиммелю, являются: богач, бедняк, авантюрист, аристократ, циник, кокетка, профессионал, дилетант, "свой человек", чужак  и ряд других. Как и в примере с модой, мысль Зиммеля при характеристике социальных типов движется диалектически: от субъективного - к объективному, от символического - к функциональному, от внешнего, формального - к содержательному, внутреннему. Интересна, например, характеристика аристократа. Этот тип гордится своей родословной. Он не будет бороться за "права и свободы личности". Ему свойственно врожденное чувство равенства со всеми живущими и, одновременно, принадлежность к элите. Аристократ дорожит своей личной свободой и независимостью. Он не выставляет на вид своих увлечений. Внешне сохраняет спокойствие - и в радости, и в горе. Ограничивает свои контакты кругом "приличных" людей. Избегает профессионализма, нормированного труда ради заработка. Он может знать больше, чем профессионал, но всегда подчеркивает свою принадлежность к праздному классу, гордится своим дилетантизмом.[16]

       Аристократ никуда не спешит, ничем особо не интересуется, часто имеет скучающий вид. Тем не менее, поддерживать аристократию с ее традициями должна каждая зрелая нация.

     Интересной  и перспективной для социологических  прогнозов формой являются сценарии развития. Сценарий развития группы, исходящий  из возрастания количества ее членов, намечает в качестве следствия целый  веер взаимодополнительных или конфликтующих тенденций: разделение труда, рост конкуренции, интенсификацию обмена, уменьшение сплоченности, возрастание свободы и ответственности индивидов, усиление уникальных и социальных характеристик личности. При построении сценариев развития сочетаются точный анализ, интуиция и социологическое воображение. Именно этот вид форм показывает специфику социальной науки: вырастая из практических задач и наблюдений, она поднимается до сложной абстракции, и затем вновь трансформируется в практику. Обрисованные Зиммелем социальные формы близки к формам художественным и легко могут быть иллюстрированы типами героев и сюжетами литературных произведений.[17] 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Философия жизни и культуры.

     В своей философии Зиммель опирается  на идеи Гегеля, Шопенгауэра, Ницше, Бергсона, предвосхищает более поздние идеи экзистенциалистов, добавляя к этому свойственные ему самому психологизм и скептицизм. Категории, которые наиболее глубоко и содержательно определяют, по его мнению, Бытие - это Природа, Жизнь, Дух, Общество, Культура.[18]

     Жизнь - исходное, самое глубокое понятие. Она иррациональна, самодостаточна, способна мобилизовать и преобразовать  любые природные объекты. Только через нее может актуализироваться  дух. Жизнь - это непрерывный поток  бытия. Жизнь стремится к должному, идеальному, к тому, что выше, значительней ее самой. Достигнув их, жизнь сбрасывает с себя материальные, идеальные и социальные оболочки, формы, которые служили ступенями на пути к свободе, и утверждается в чистой духовности. Общество и культура оказываются, таким образом, продуктами и инструментами жизни, а животная витальность и дух - ее низшей и высшей сущностями. Такова общефилософская картина бытия по Зиммелю. Культура делится на объективную и субъективную. Первая есть продукт труда и мысли многих поколений, которые жили и творили, не зная, во что, в конце концов, выльется суммарный результат их деятельности. Идеи, вещи, социальные нормы приумножаются с каждой новой эпохой, сливаются друг с другом в силу непонятного для нас закона, стремясь к чему-то целостному. Объективная культура вырастает как бы по воле некоего Абсолютного Субъекта, который пользуется людьми как временными "наемными рабочими" для реализации неведомых нам целей. Но человек имеет свои требования к культуре. Отдельный индивид усваивает знания, нормы, художественные образы для того, чтобы проявить и развить собственный "кусочек" природы, данный ему от рождения. Так возникает субъективная культура, которая оформляет, организует и гармонизирует личность изнутри, определяя место всех ее склонностей и дарований, давая простор каждому из них. В момент творчества культурные явления соответствуют жизни, но, по мере ее обогащения и утверждения, становятся ей чуждыми, даже враждебными. Примеров тому множество: астрономия, служившая потребностям земледелия и мореплавания, начинает развиваться как самостоятельная наука; социальные роли, лишаясь практического содержания, становятся театральными персонажами; политическая и экономическая борьба становится игрой; войны постепенно заменяются спортивными состязаниями; любовь принимает форму кокетства и т.д. Культурная форма воплощает некое постоянство бытия. Поток жизни сносит устаревшую форму и заменяет ее новой.[19,стр.163]

     Объективная культура впитывается жизнью, становясь  культурой личности. Она является образовательным и воспитательным ресурсом человечества. Чем богаче, разнообразнее объективная культура, тем содержательней жизнь. Но рост свободы и образовательного потенциала культуры - лишь одна из видимых тенденций, которая по силе уступает другим, гораздо менее благоприятным. Среди них выделяется, по крайней мере, три: профессионализация, индивидуализация и массовизация. Культура профессионализируется. Высшие уровни науки, техники, искусства, политического управления становятся все менее доступны массам, требуют все

большей подготовки и соответствующих способностей. Профессионализация отчуждает людей  друг от друга и делает их глухими  и слепыми в отношении общего движения жизни.

     Выбор жизненного пути индивидуализируется. Традиции, групповые интересы, даже полученное уже образование и воспитание все менее сковывают личность в ее жизненном выборе. Это дает чувство надежды. Личность, даже если она правильно оценивает свои возможности, осознает значимость общечеловеческих ценностей, все же оказывается ничтожно малой величиной, все чаще становится игрушкой, бумажным корабликом, гонимым ветрами объективных стихий культуры: миграциями, войнами, революциями.[20,стр.175]

Наконец, усиливается массовость культуры. Культура из центров ее производства, стихийно распространяется в виде информации, книг, кинофильмов, моды, политических стереотипов и сознательно насаждается властвующими элитами с целью сделать массы более послушными, менее сознательными. Образование и воспитание не защищены от массовой культуры. Правильно выбрать свой путь, осознать свое призвание становится из-за этого все труднее.

        Таким образом, Зиммель присоединяет свой голос к критикам "отчуждения", прежде всего, к Фейербаху и Марксу. Суть отчуждения в том, что продукты творчества отдельных индивидов, будучи объективизированы и включены в динамику социальных стихий, уже не контролируются ни личностью, ни каким-либо социальным институтом. Идеологии дробятся. Складывается мощный фрагментарный слой объективной культуры. В своей целостности она становится более мнимой, "виртуальной", как сказали бы мы в век Интернета. Системные построения, моделирующие культуру, сколь бы они не были выверенными, оказываются далеко стоящими от жизни. Жизнь не хочет оформляться в систему, не поддается осмыслению в качестве таковой. Эту ситуацию можно выразить и по-другому: современный человек все менее ясно понимает, где, в качестве кого и зачем он живет. Объективная культура обогащается, а личность становится все менее просвещенной. Индивид как бы "растаскивается" в разные стороны враждующими между собой потоками жизни. Продукты культурного творчества становятся все более совершенными - благодаря развитию техники и тому, что над ними работает много рук и умов. Но овладеть ими становится все трудней. Обогащение объективной культуры приводит к тому, что степень участия в ней каждого индивида уменьшается. Даже развитие науки не столько обнадеживает, сколько тревожит. Мы получаем больше знаний, но предвидеть их воздействие на общество, на ход исторического процесса мы не можем. Оказывается, что лишь в самых примитивных формах наука и техника подчиняются волевому и разумному контролю. В развитых формах они подчиняют себе человека. Эту мысль Зиммель развивает дальше в отношении языка, религии, морали, искусства. Даже религия - "эти крылья души, призванные вознести ее в мир духа" - приобретает собственную логику развития и вместо того, чтобы пробуждать дремлющий дух - сковывает его.[21,стр.177]