Человеческие сексуальности на рубеже XXI века

Человеческие  сексуальности  
на рубеже XXI века

Доклад на семинаре "Гендер и сексуальность",  
Европейский университет в Санкт-Петербурге,  
19-21 января 2001 года.

Эти размышления  об общих тенденциях развития человеческой сексуальности не являются спекулятивными, они основаны как на данных теоретической  сексологии, так и, в особенности, на результатах массовых сексологических  опросов второй половины XX в.

После того как сексуальность, отчасти благодаря эпидемии СПИДа, стала респектабельным предметом  научных исследований и философского дискурса, в разговор о ней включились не только сексологи, философы и психоаналитики, но и многие социологи - теоретики (Антони Гидденс, Пьер Бурдье). Это способствует повышению теоретического уровня и  эмпирической обоснованности высказываемых  суждений. Некоторые "сексуальные" сюжеты, например, изменение отношения  к гомосексуальности, используются политологами (Роналд Ингелхарт) в качестве индикаторов общей динамики социальной терпимости и культурного плюрализма.

Чтобы не загромождать текст сносками и полемикой, я  излагаю свои соображения в предельно  сжатой тезисной форме. Их эмпирическое обоснование содержится в моих ранее  опубликованных работах.

Сексуальная культура XXI века будет продолжать долгосрочные тенденции, которые проявились уже  в XX столетии, а некоторые - значительно  раньше. Главные общие принципы и  процессы этой эволюции - индивидуализация и плюрализация культур и стилей жизни, так что нужно говорить не о сексуальности, а о сексуальностях, не о сексуальной культуре, а о сексуальных культурах . Эти процессы нужно анализировать на разных уровнях: социетальном (нормативная культура) и индивидуальном (стили и типы поведения). Это требует разных источников и методов исследования, но одно без другого неполно и непонятно.

2. Глобальные, общие тенденции развития раньше и полнее проявляются в западных странах. На Востоке могут быть другие ценности и модели поведения. Впрочем, "западная" модель сексуальной культуры тоже не единообразна. Понятие "национальной сексуальной культуры" слабо разработано. Исторические культурные традиции часто важнее, чем социально-структурные моменты, однако их стабильность тоже относительна. Типологизация национальных сексуальных культур по нормативным предписаниям господствующих конфессий сплошь и рядом недооценивает исторические и субкультурные вариации развития. Эмпирически-ориентированная классификация, принимающая во внимание такие практически значимые моменты как степень сексуальной терпимости, структура семьи и взаимоотношения поколений, а также эпидемиологические показатели (Радемакерс), различает в европейском регионе три главных типа сексуальной культуры.

В странах Северной Европы, где отношение к сексуальности  традиционно терпимое, подростки  максимально автономны от старших, половые/гендерные различия резко  уменьшаются, и существует систематическое  сексуальное просвещение; демографическая  и эпидемиологическая статистика в  этих странах наиболее благоприятна. В странах Южной Европы (Италия, Испания, Греция и др.) традиционные стереотипы, влияние родительской семьи  и религии сильнее, а сексуальное  просвещение менее откровенно; там  сохраняется двойной стандарт, но тенденции развития те же самые. Третья группа стран (условно - Центральной  Европы), включающая Англию, Францию  и Германию, стоит посредине, причем одни больше тяготеют к первому, а  другие - ко второму полюсу. Очень  велики индивидуальные различия между  странами, особенно в институтах сексуального образования. Во всех типах стран  налицо существенные социально-классовые, региональные и половые / гендерные  различия, требующие конкретного  количественного и качественного  анализа.

Тем не менее, общее направление развития сексуальности вообще и подростковой сексуальности в особенности (а именно она позволяет предугадать будущее и порождает наибольшее количество социально-педагогических и эпидемиологических проблем) во всех трех типах стран более или менее одинаково.

3. Однако критерии сексуального "либерализма" или "консерватизма" относительны. Одна и та же культура может быть либеральной в одном вопросе и консервативной в другом. Например, при сравнении в 1994 г. сексуальных установок населения 24 стран, россияне (1998 человек, из них 64 % - женщины, средний возраст - 41 год) опередили всех остальных по готовности принять и оправдать внебрачные связи (их категорически осудили только 36 % опрошенных, а 17 % признали их допустимыми при всех условиях); в оценке добрачного и подросткового (до 16 лет) секса россияне оказались на среднем уровне, но ближе к либеральному полюсу, а в оценке гомосексуальных отношений - в консервативной части спектра ("всегда неправильными" их считают 57%, а вообще не осуждают - только 19% опрошенных).
4. Сексуально-эротическое поведение и мотивация окончательно эмансипируются от репродуктивной биологии, связанной с продолжением рода, с которыми они были связаны в филогенезе. Рассмотрение человеческой сексуальности в терминах репродуктивного здоровья импонирует консервативным спонсорам и грантодателям, но методологически оно ошибочно. Эта эмансипация имеет два уровня: соционормативный и биологический.

Нормативный уровень  подразумевает сдвиги в социальных установках. Сексуальность не направлена на деторождение, не нуждается в  легитимации и рассматривается  как самоценное средство получения  чувственного удовольствия. Эта гедонистическая  установка явно противоречит нормам христианской цивилизации, допускающей  сексуальную жизнь только ради деторождения. Недаром христианские фундаменталисты  выступают против контрацепции не менее  яростно, чем против абортов. Для  церкви речь идет не только о праве  человека воспрепятствовать рождению новой жизни, но и о легитимации  чувственности, апостол Павел и  Лев Толстой с этим никогда  бы не согласились.

В конце XX в. мотивационное  разделение сексуальности и репродукции  обрело также материальную, биологическую  базу. С одной стороны, эффективная  контрацепция позволяет женщинам заниматься сексом, без страха забеременеть. С  другой стороны, генная инженерия создает  потенциальную возможность производить  потомство "в пробирке", с заранее  запрограммированными наследственными  данными, без сексуального общения  и даже личного контакта родителей. Не думаю, что это приобретет широкий  размах, "старый способ" имеет  ряд преимуществ. Но к этому нужно  добавить другие достижения биологии, например, возможность заранее узнавать пол зародыша, а затем, возможно, и детерминировать его.

Расширение сферы  индивидуальной репродуктивной свободы  чревато серьезными социетальными  последствиями (например, угроза депопуляции, вместо привычного перенаселения, или  изменения необходимого соотношения  полов, если "все" вдруг захотят  рожать мальчиков). Однако я не вижу в этом катастрофы. Помимо традиционных стихийных способов регулирования (если девочек станет мало, их рождение станет более престижным) и методов  материального поощрения желаемого  поведения, техногенное общество в  случае необходимости сможет корректировать нежелательные явления, не прибегая к насилию над индивидами.

5. Благодаря достижениям медицины, особенно сексофармакологии (эффективные средства контрацепции и препараты типа виагры), возрастные рамки сексуальной активности расширяются, люди смогут испытывать сексуальные радости чаще и дольше, чем это было в недавнем прошлом или настоящем. Такие проблемы как мужская импотенция и женская аноргазмия в значительной мере отойдут в прошлое. Люди смогут продолжать сексуальную жизнь вплоть до старости, но для этого им придется заботиться о сохранении здоровья, красоты и культуры тела в целом. Причем это в равной мере касается мужчин и женщин. Культ тела порождает новые тревоги и психологические расстройства (например, болезненное желание похудеть, anorexia nervosa, которая была исключительно женским расстройством, в конце XX в. стала появляться у молодых мужчин), но одновременно стимулирует заботу о здоровье, соблюдение правил личной гигиены и способствуют долголетию. Однако это возможно только при достаточно высоком уровне благосостояния и общественного здравоохранения. Бедные и необразованные слои остаются также (сравнительно) сексуально обездоленными.
6. Сдвиги в сексуальной культуре неразрывно связаны с изменениями в системе гендерного порядка. Главным субъектом и агентом этих изменений являются не мужчины, а женщины, социальное положение, деятельность и психика которых изменяются сейчас значительно быстрее и радикальнее, чем мужская психика. Дело здесь, вероятно, не столько в более широкой адаптивности женщин (по теории В.А. Геодакяна), сколько в общей логике социально-классовых отношений. Любые радикальные социальные изменения осуществляют прежде всего те, кто в них заинтересован, в данном случае - женщины. Женщины шаг за шагом осваивают новые для себя занятия и виды деятельности, что сопровождается их психологическим самоизменением и изменением их коллективного самосознания, включая представления о том, как должны складываться их взаимоотношения с мужчинами. Хотя систематических кросс-культурных исследований такого рода я не знаю, похоже на то, что и женские самоописания, и женские образы маскулинности изменились за последние десятилетия больше, чем мужские. Дело не в ригидности, жесткости мужского сознания, а в том, что класс, который теряет господство, не торопится сдавать свои позиции и делает это только под нажимом, в силу необходимости. Степень и темпы изменения гендерного порядка и соответствующих ему образов маскулинности очень неравномерны в разных странах, в разных социально-экономических слоях, в разных социально-возрастных группах и среди разных типов мужчин и женщин.
7. Глубокие сдвиги в гендерных стереотипах и поведении означают не "феминизацию" мужчин и / или "маскулинизацию" женщин и образование некоего "унисекса", а ослабление поляризации гендерных различий и связанной с ними социальной стратификации. Многие традиционные различия мужского и женского, которые привычно ассоциируются с половым диморфизмом, такие как инструментальный и экспрессивный стиль жизни или мужская гомосоциальность, не столько исчезают, сколько трансформируются и перестают быть обязательной социальной нормой. Это открывает дорогу проявлению множества индивидуальных вариаций, которые могут быть связаны или не связаны с полом и гендером.
8. Эти закономерности проявляются и в сфере сексуальных отношений.

Сексуальная революция  второй половины XX века была прежде всего  женской революцией. Идея равенства  прав и обязанностей полов в постели - плоть от плоти общего принципа социального равенства.

Сравнительно-исторический анализ динамики сексуального поведения, установок и ценностей за последние  полстолетия показывает повсеместное резкое уменьшение поведенческих и  мотивационных различий между мужчинами  и женщинами в возрасте сексуального дебюта, числе сексуальных партнеров, проявлении сексуальной инициативы, отношении к эротике и т.д. Положение  в разных странах зависит не столько  от уровня их социально-экономического развития, сколько от степени социального равенства полов. Эти сдвиги, несомненно, продолжатся и в XXI веке. С этим связано обострение многих старых и появление новых психосексуальных проблем.

Появление женской  гормональной контрацепции дает женщинам небывалую власть над репродуктивными  процессами. Сегодня женщина может  решать этот вопрос без согласия и  даже без ведома мужчины. Ресексуализация  женщин, которые лучше мужчин рефлексируют и вербализуют свои сексуальные  потребности, также создает для  мужчин трудности, такие, как исполнительская  тревожность. Массовое распространение  таких ранее запретных сексуальных  позиций как "женщина сверху" и куннилингус, повышая сексуальное  удовольствие обоих партнеров, есть одновременно символический удар по фаллоцентризму и гегемонной маскулинности. Cовременные молодые женщины ожидают  от своих партнеров не только высокой  потенции, но и понимания, ласки и  нежности, которые в прежний мужской  джентльменский набор не входили. В  результате традиционная поляризация  мужской и женской сексуальности  корректируется принципами основанного  на взаимном согласии партнерского секса.

Однако при всем выравнивании мужских и женских  сексуальных сценариев, мужская  сексуальность остается более экстенсивной, предметной, не связанной с эмоциональной  близостью и переживаемой не как  отношение, а как завоевание и  достижение. Многие мужчины по-прежнему отождествляют маскулинность с  сексуальностью, осмысливая последнюю  главным образом количественно - размеры пениса, сила эрекции, частота  сношений и количество женщин. Почти  каждый юный Вертер по-прежнему втайне завидует Дон Жуану. Многие юноши  ассоциируют взрослость с началом  сексуальной жизни, причем вирильность  отождествляется с потенцией, а  ее реализация - с агрессией и  насилием. Думаю, что так будет  и дальше. За особенностями мужской  сексуальности стоит не только стиль  воспитания, который можно изменить и скорректировать, но и глубинные  биоэволюционные различия, имеющие  кросскультурный и трансисторический  характер