Риторика Петровской эпохи: Стефан Яворский, Феофан Прокопович

     По  окончании несчастной прусской войны  Феофан был отпущен в Киев, назначен, по желанию государя, ректором академии и профессором богословия. В этом звании пробыл он до 1715 года и оставил по себе память полезными преобразованиями, а в преподавание богословия ввел более живой метод. В это время сблизился он с богатою малорусскою фамилией Марковичей и подружился с одним из них, Яковом Андреевичем, бывшим своим воспитанником в академии, вскоре женившимся на дочери черниговского полковника Павла Полуботка. Феофан много лет поддерживал с этим человеком дружбу и вел с ним постоянную переписку, сообщая ему о своих ученых работах. В 1715 году Петр вызвал Феофана в Петербург, но болезнь задержала его до осени 1716 года. Призыв государя заранее сочтен был знаком скорого посвящения Феофана в епископы.

     Собираясь в Петербург, Феофан писал своему другу Марковичу: "Говорят, что  меня вызывают для епископства, эта почесть привлекает меня так, как бы меня приговорили бросить на съедение зверям. Завидую митрам, саккосам, посохам, свечам и другим украшениям! Прибавьте к этому больших и вкусных рыб! Если я интересуюсь этим, если ищу этого, то пусть Бог покарает меня чем-нибудь еще худшим... Употребляю все усилия, чтоб отклонить от себя эту честь и поскорее возвратиться к вам!" Приехав в Петербург в конце 1716 года, Феофан не застал там государя, бывшего за границею, но был ласково принят Меньшиковым, оставлен в Петербурге и занимался произнесением проповедей, которые печатались и отсылались к государю.

     В этих проповедях Феофан разъяснял современные  политические дела, стараясь угождать точке зрения Петра, и составил родословную  таблицу русских государей, которая была послана царю, а потом напечатана на отдельном листе с изображениями царствовавших в России лиц. По возвращении государя из-за границы 10 октября 1717 года Феофан составил от лица маленьких царских детей поздравительную речь на день именин Екатерины, сказал в честь ее похвальное слово, и это очень понравилось государю. В начале 1718 года Петр назначил Феофана псковским архиереем. Уже в это время Петр отметил этого человека как незаменимого в деле церковных преобразований и народного просвещения. Петр нашел в нем давно желанного работника для исполнения своих планов: поставить государственную властъ выше церковной и совершенно подчинить себе церковь наравне с другими ветвями государственного строя. Петр знал, что духовенство не расположено к нему, что центр церковного противодействия находился главным образом в Москве, притом Петр знал, что не только в ряду приверженцев старины, но и между более образованными духовными царь мог встретить недоброжелателей своим планам. Стефан Яворский, блюститель патриаршего престола, главный духовный сановник в государстве при всей кротости и покорности, при всем уважении, которое к нему оказывал государь, не вполне расположен был слепо идти за Петром и не раз заявлял, где только можно было, такое нерасположение. Между прочим, Яворский еще в 1712 году в своих проповедях осмелился критиковать учреждение фискалов. При своем несомненном православии

     Стефан  был несколько склонен к духу римского католичества, по крайней  мере по отношению к идее самостоятельности  церкви и независимости ее от светского произвола; то же направление видно было и в других сановниках церкви, воспитанниках киевской академии, перешедших в Москву, таковы были, между прочим, Феофилакт Лопатинский, Стефан Прибыдович, Гедеон Вишневский. Все они, наравне со Стефаном Яворским, были противники протестантских идей, которые вторгались тогда понемногу в Россию. В 1713 году возникло знаменитое дело об Иване Максимове и Дмитрии Тверитинове; первый был ученик славяно-латинской школы в Москве и распространил между своими товарищами протестантское учение о непочитании святых мощей и икон, не признавал пресуществления в таинстве евхаристии и проч. Преданный пытке в московском патриаршем приказе, он оговорил лекаря Дмитрия Тверитинова, его двоюродного брата, цирюльника Фому Иванова, фискала Михаила Андреева и двух торговых людей, Никиту Мартынова и Михаила Минина.

     Всех  взяли в Петербург; допрошенные  в сенате, эти люди не были признаны еретиками и в июне 1714 года отправлены в Москву, к Стефану, чтобы освидетельствовать их духовно и принудить принести публичное исповедание веры. Но Стефан, пользуясь тем, что ему дали право духовно освидетельствовать присланных, старался при помощи разных доносителей обвинять их, а главным образом Тверитинова, у которого были найдены составленные им сочинения в духе, противном православию. В одно из таких посещений церкви 5 октября 1714 года Фома Иванов перерубил ножом по лицу образ святого митрополита Алексея, чтобы всенародно показать свой еретический дух. Дело кончилось не ранее февраля 1716 года.

     Фанатик Фома Иванов был казнен, а прочие, принесшие покаяние, были разосланы  под надзором архиереев. Вслед за ересью Тверитинова в 1717 году судим  был в Преображенском приказе  другой кружок вольнодумцев мужского и женского пола, обвиненных в проповедовании противных православию толков о непоклонении иконам и всяким священным вещам и об отрицании церковных преданий. Главными лицами в этом кружке был Иван Зима с женою своею Настасьею. Всех причастных к этому делу подвергали пытке кнутом, заставили повиниться и покаяться. Царь признавал единство официальной религии, но лично питал склонность к протестантству и много раз выражал ее непочтением к старорусским суевериям и предрассудкам, глубоко вошедшим во внутренность русской церкви, более всего, что нравилось государю в протестантстве, - было учение о верховности государственной власти над церковью. Московским духовным, получившим киевское образование, не по душе было расположение государя к протестантству, и тем сильнее примыкали они к началам римского католичества; их, кроме того, возмущали разгульные выходки Петра и его кощунские насмешки над духовенством, выражаемые в вакхических празднествах всепьянейшего собора. Феофан с первого же раза поставил себя иначе и, готовясь к посвящению в епископы, сумел подделаться к Петру, произнося проповедь о власти и чести царской.

     В этой проповеди он делал явные  намеки на московских духовных, укорявших  Петра за разгульную жизнь и проповедовавших  самостоятельность духовного класса. "Есть люди, - говорил Феофан, - которым кажется все грешным и скверным, что только чудно, весело, велико и славно, они самого счастья не любят, кого увидят здорового и хорошо живущего, тот у них несвят, хотели бы они, чтобы все люди были злообразны, горбаты, темны, неблагополучны... Многие думают, что не все люди обязаны одинаким долгом, что священники и монахи от этого исключаются, - вот поистине змеиное жало, папежский дух, не знаю каким путем достигший и коснувшийся нас!" Петру пришлось очень по душе такое направление, но духовные не простили его Феофану и подняли против него целую бурю; они старались обвинить Феофана в неправославии и не допустить до епископства, к ним пристали и знаменитые своей ученостью братья-греки Лихуды, Стефан Яворский вместе с Лопатинским и Вишневским подбивали других епископов протестовать против посвящения Феофана и просить государя отложить его рукоположение, пока Феофан не отречется от своих неправославных мнений.

     Но  они ничего не могли сделать против воли Петра: царь удовольствовался письменным ответом Феофана, в котором последний опровергал воздвигнутые против него толкования; в доказательство своего расположения Петр обедал у Феофана со своим любимцем Меньшиковым, а потом вызванный в Петербург Стефан Яворский принужден был отказаться от обвинения и просить у Феофана прощения. Оба соперника облобызались, и дело сложилось так, как будто между ними наступило братское примирение, но на самом деле осталось у них друг к другу взаимное нерасположение. Феофан сделался епископом и с тех пор при всяком удобном случае старался нравиться Петру. Так, говоря проповедь в день Александра Невского, он очень ловко восхвалил царя: "Ты един показал еси дело превысокого сана царского быти собрание всех трудов и попечении ... ты являешься нам в царе и простого воина, и многодельного мастера, и многоименитого делателя, и где бы довлело повелевати подданными должное, ты повеление твое собственными трудами твоими предваряешь и утверждаешь... А еще бы всех князей наших и царей целая к нам пришла история, была бы то малая книжица противо повести о тебе едином". Благодаря своей большой начитанности и учености, Феофан, по воле государя, написал "Апостольскую географию", "Краткую книгу для учения отрокам" и знаменитый "Духовный регламент".

     Его книга для учения отроков вооружила против себя молдавского господаря Дмитрия Кантемира, написавшего без своего имени возражения, в которых указывалась неправославность некоторых выражений Феофана. Таким образом, Кантемир нашел, что Феофан, изъясняя вторую заповедь, причисляет почитание икон к идолослужению, выразившись, что тот есть идолослужитель, кто поклоняется какому-нибудь изображению, боится его и надеется на него, как на имеющее некоторую удивительную силу. Не понравился возражателю намек Феофана и на то, что нередко под покровом святости обманщики, ради прибытка, утверждают простых людей в почитании ложных мощей, млека пресвятыя Богородицы, крови Иисуса Христа и волос бороды Его.

     Но  никакие возражения подобного рода не могли иметь силы, когда все, что ставили в вину Феофану, до чрезвычайности было согласно со взглядами и намерениями государя. Не менее в духе Петра было тогда же написано сочинение Феофана "О мученичестве", где автор обличая- тех фанатиков, которые, будучи недовольны государем за введение иностранной одежды и за бритье бород, сами добровольно отваживались на поступки, которые влекли за собою царский гнев, а нередко и казнь. Из всех русских архиереев Феофану мог быть один только соперник - Феодосии Яновский, архимандрит Невского монастыря, потом возведенный Петром в сан новгородского епископа. Он был близок к государю, совершал с ним и с Екатериною путешествия за границу почти в продолжение трех лет и не менее Феофана усвоил искусство подделываться к Петру; он при всяком удобном случае служил планам царя, и за это его недолюбливали духовные.

     Феофан, впоследствии погубивший этого человека, при Петре старался оказывать  ему уважение как старшему и во всем отдавал ему внешнее преимущество. В январе 1721 года учреждена была духовная коллегия, вскоре в том  же году переименованная в святейший правительствующий синод. Это учреждение руководилось регламентом, сочиненным Феофаном. Председателем синода по старшинству, с титулом президента назначен бьы Стефан Яворский, но на деле более влиятельными были два вице-президента: первым был Феодосий, вторым - Феофан, последний был всех ученее и искуснее в умении угадывать волю государя, а потому он собственно и заправлял всеми важными делами.

     На  первых же порах своего существования  синод посылал распоряжения за распоряжениями, они склонились к уничтожению всех тех обычаев, какие только можно было отменять без нарушения сущности православной веры. Стефан внутренне на многое смотрел иначе, но должен был соглашаться, не отваживаясь идти против воли государя. Только по поводу вопроса о возношении имени восточных патриархов в церковном богослужении Стефан заявил было протест. По проекту, написанному Феофаном, синод определил не упоминать в богослужении имен восточных патриархов, так как после учреждения святейшего синода русская церковь в иерархическом отношении обособилась от греческой. Стефан, желая сохранить единство вселенской церкви и независимость ее от всяких национальных видов, сочинил против этого распоряжения вопросо-ответы; но государь не терпел нигде и никогда противоречий своим воззрениям; он приказал синоду отвергнуть эти вопросо-ответы, "яко зело вредные и возмутительные", и послал к Стефану указ, чтоб он никому их не сообщал и не объявлял, "опасаясь небезтрудного перед его царского величества ответа".

     Стефан  проглотил эту неприятную пилюлю и, зная, что всему виною Феофан, хотел во что бы то ни стало удалить его из синода. Упразднилось место киевского митрополита; Стефан предлагал святейшему синоду назначить на это место Феофана, но Петр не поддался на эту уловку. Стефан видел, что ему ничто не удается: еще со времени смелой проповеди против фискальства Петр невзлюбил его и, хотя не делал ему решительного зла, но всегда почти обращался с ним холодно, отвергал всякие его заявления и делал все наперекор ему. В июле 1722 года Стефан письмом к царю просил прощения за все, в чем царь считал его виновным, и по-прежнему желал, чтоб его уволили на покой. Ему не отвечали. Осенью в том же году Стефан скончался.

     Синод остался без президента с двумя  вице-президентами. Значение Феофана  все более и более усиливалось, ловкий архиерей всегда умел кстати представлять перо свое к услугам государя сообразно текущим обстоятельствам. Когда Петр издал знаменитый указ 5 февраля 1722 года о престолонаследии, Феофан взялся по царской воле защищать всею силою научных доводов справедливость и полезность такого закона и напечатал книгу "Правда воли монаршей". Потакая давнему и постоянному стремлению Петра быть фактическим господином и правителем русской церкви, Феофан написал и напечатал "Розыск исторический", в котором доказывал, что христианский государь имеет право управлять делами церкви, хотя ему неприлично отправлять богослужение. Петра, по соответствию с событиями его собственной жизни, занимал вопрос о браках; Феофан написал два рассуждения: одно - "О браках правоверных с иноверными", другое - "О правильном разводе мужа с женою.

     В последнем Феофан полагает, что в  случае развода, совершившегося по вине одного из супругов, можно дозволить  вступать в новый брак не только невинному лицу, но и виновному, потому что супруг, прелюбодейный в первом супружестве, может быть верным во втором. Феофан, по воле государя, составлял небольшие увещания к раскольникам, которые публиковались в виде указов от святейшего синода; между прочим, им были написаны увещание о том, чтоб раскольники безбоязненно являлись в синод для рассуждений о своих сомнениях, сочинение "О продерзателях, нерассудно на мучение держающих", которое святейший синод предписал читать два раза в месяц, и сочинение "О поливательном крещении", где доказывалось, что поливательное крещение имеет такую же силу, как и крещение с погружением. Последнее сочинение навлекло на Феофана укоры не только от раскольников, но и от православного духовенства. В своих проповедях Феофан постоянно касался современных событий и при всяком случае восхвалял деяния Петра, так что его