Литературная норма. Изменения в современном языке и отношение к ним разных групп населения. Языковая культура как предмет общественного и

     Михаил  БУДАРАГИН – автор «Известий» и «Русского журнала» - подсмеивается  над незатихающими боями между  сторонниками и противниками употребления слова «кофе», как существительного среднего рода. Он рассуждает так: «Очевидно, что в данном случае полемика не стоит выеденного яйца: отдельные  словари давно фиксируют слово  «кофе», как двуродовое, в речевой  практике оба варианта соседствуют». То же самое и с «договором», который  давно вошел в норму профессионального  сленга. А вот обе новые одобренные словоформы – «брачащиеся» и «брачующиеся», по мнению автора, «настолько уродливы и к нормальному русскому языку  неприменимы, что здесь трудно не остановиться на варианте «вступающие  в брак».

     Но  самое интересное в статье Бударагина то, что он пытается представить, как  в ближайшем будущем изменятся  нормы русского языка. Во-первых, изменения  коснутся орфографии и орфоэпии: допустимыми  к употреблению станут чудовищные слова  «симпОтичный», «медвед», «ложить», сокращение «и-нет». Во-вторых, изменится лексика: в обиход войдут новообразованные формы  речи (например, прилагательное «блютузный»). В-третьих, будет видоизменяться письменная речь: сократится длина предложения, исчезнут деепричастия и причастия. И, наконец, редуцируются знаки препинания – их заменят смайлы. Таким образом, автор пытается убедить нас, что  языковое пространство сильно изменяется и связано это не только с реформой Минобразования.

     В статье «Зачем усреднили кофе», корреспонденты «АиФ» приводят мнения экспертов  по поводу реформы русского языка. Борис  ТАРАСОВ, ректор Литературного института  им. А.М. Горького говорит: «Внесенные изменения  в правила русского языка я  считаю абсолютно ненужными и  бестолковыми. По сути, мы видим узаконивание «снижаемого» уровня русского языка. Кроме  того, допуская двойное ударение в  некоторых словах, современные реформаторы  вносят в язык элементы хаоса».

     Мария КАЛЕНЧУК, доктор филологических наук, профессор, заместитель директора  Института русского языка им. Виноградова  РАН, напротив, утверждает, что «никаких нововведений в русском языке  нет». Она говорит, что закрепление  в качестве официальных словарей, содержащих измененные нормы русского языка – это лишь начало процесса контроля качества словарей. На самом  деле, в перечень утвержденных Министерством  образования, войдет также большое  количество словарей, содержащих традиционные нормы языка.

     В статье «Русский язык терпел и нам  велел», Мария САРЫЧЕВА уверенно заявляет: «Все без исключения нормы, вошедшие в новые рекомендованные словари, существовали и раньше. «БрАчащиеся» упоминались во всех академических  словарях до 1990 года как единственно  возможный вариант произношения. И только в последние 15 лет распространились «брачУЮщиеся». То же самое и с  йогУртом. Слово заимствованное, и  произносить его предполагалось так, а не иначе». Автор рассказывает и о «кофе»: данный напиток появился еще при Петре I, но тогда он назывался  «кофий» и был, естественно, мужского рода. Позже, когда просвещенная часть  народа заговорила по-французски, утренний напиток стал называться на французский  манер – «кофе», а мужской род  по привычке сохранился.

     М. Сарычева также показывает другие слова, изменившие «пол». Например, «метро», которое  раньше называлось длинным словом «метрополитен» и было, конечно, мужского рода. Позднее  сокращение «метро» также предполагало мужской род, но эта языковая норма канула в лета. Все эти реформы языка, по мнению Марии, нисколько не улучшили грамотности, которая так и осталась уделом избранного меньшинства.

     Дарья ТОКАРЕВА, корреспондент «Комсомольской правды» придерживается похожей  точки зрения. В своей статье она  приводит цитаты с онлайн-конференции, на которой присутствовали кандидат филологических наук, член Орфографической  комиссии РАН, руководитель авторского коллектива «Орфографического словаря  русского языка» Инна САЗОНОВА и старший  научный сотрудник Института  русского языка им. В.В. Виноградова  РАН, координатор Службы русского языка  Института русского языка РАН  Оксана ГРУНЧЕНКО: «И средний род  «кофе» и «дОговор» - не нововведение, а хорошо забытые старые нормы». Во всех старых словарях на первом месте  зафиксировано слово «договОр», а «дОговор»» помечено, как просторечное. А то, «что в новом «Орфографическом словаре» появилось слово «договор»  с ударением на первый слог, - досаднейшая  опечатка. Потому что орфографический  словарь не должен расставлять ударения, это должно фиксироваться в словаре  ударений. Сейчас специалисты вносят поправки в словарь и готовят  новое издание».

     Объяснение  всей этой шумихе вокруг новых норм языка, Сазонова находит в том, что  люди разучились пользоваться словарями: «на первом месте всегда стоит  литературная норма, а на втором уже  равноправный, или разговорный вариант. Так и с кофе – мужской род  на первом месте. И с договором  – договОр первый». О. Грунченко  призывает всех чаще заглядывать  в словари, ведь в них можно  обнаружить много нового. Например, раньше в школах писали «розыскной», а сейчас правильно – «разыскной». «Язык и формы совершенствуются», - подчеркнула Грунченко.

  Изучив  позиции различных членов общества, можно придти к выводу, что отношение  разных людей к изменению языковых норм отличается. Одни слои населения  считают данные изменения абсолютно  ненужными, снижающими общий уровень  культуры общества; другие уверены, что  это закономерный процесс эволюции языка. Склонность к той или иной точке зрения зависит от множества причин: от профессиональной принадлежности, от уровня речевой культуры, от личных убеждений и т.д. 
 
 

  Языковая  культура как предмет  общественного интереса

     В отечественном языкознании существует тенденция разграничивать понятия "культура языка" и "культура речи". В "Лингвистическом энциклопедическом словаре" под ред. В.Н.Ярцевой это различие сформулировано следующим образом:

понятие "культура языка" используется, когда имеются в виду свойства образцовых текстов, закрепленных в памятниках письменности, а также выразительные и смысловые возможности языковой системы": под культурой же речи понимается "конкретная реализация языковых свойств и возможностей в условиях повседневного и массового - устного и письменного — общения". Отмечается, однако, что такое терминологическое разграничение пока не стало общепринятым в нашем языкознании. В.П.Григорьев уточняет, что между культурой языка и культурой речи есть связующее звено — культура идиолекта и идиостиля.

     Происходящее  в сфере русского языка Л.Н.Мурзин называет обогащением языка, видимо, имея в виду изменения в речевой практике. Между тем большинство участников публичных дискуссий о культуре языка обращает, прежде всего, внимание на возросшее количество бранных и вульгарных слов и грамматических ошибок в речи, которые они, конечно, не могут считать желанными приобретениями для русского языка. Другие же параллельно протекающие процессы (развитие стилистической и семантической дифференциации языковых средств, принципа диалогизации публичной речи и т.д.) ускользают от их внимания. А специалисты, к сожалению, редко участвуют в подобных спорах, что с прискорбием констатирует В.Г.Костомаров во введении к своей книге "Мой гений, мой язык: Размышления языковеда в связи с общественными дискуссиями о языке". Поэтому "нынешние ярые споры вокруг языков напоминают причудливую взрывоопасную смесь действительных проблем с мнимыми, реальностей с утопиями, научных представлений с политической схоластикой, надуманными стереотипами и бытовыми суевериями" (там же).

     Поэтому правы те, кто более спокойно оценивает современный язык и предлагает внимательно разобраться в том, что в нем появляется нового и необычного, считают авторы коллективной монографии "Русский язык конца XX столетия (1985-1995)" .

     Основную  обеспокоенность общественности вызывает язык средств массовой информации (СМИ), язык художественной литературы и публичная речь. "Они звучат в нашем доме постоянно и говорят, говорят... Наш дом переполнен этой речью - русской, конечно, но настолько разной, порой настолько непохожей на нашу собственную, что можно стать в тупик: как же к этому отнестись? Нередко возникает несогласие, протест, даже возмущение: это же неправильно, просто некультурно... Слишком часто наш слух царапают всякого рода ошибки.

     Поскольку роль СМИ в развитии лингвокультурных процессов чрезвычайно велика, то в некоторых странах, например в ФРГ, учреждена специальная Премия СМИ в области культуры языка (Medienpreis fur Sprachkultur), которая присуждается органам прессы за публикацию материалов, удовлетворяющих высоким коммуникативно-прагматическим требованиям (об ответственности СМИ за состояние языка пишет, например, Й.Дюкерт. Любопытно, что в России имеется "антипремия" СМИ - "Золотой язык", присуждаемая политическим деятелям, наиболее часто допускающим в публичной речи высказывания, некорректные как в прагмастилистическом, так и в смысловом и грамматическом планах.

     Публичная речь привлекает к себе повышенное внимание членов русскоязычного общества, прежде всего потому, что после 1985 г. в России резко изменился сам характер публичной коммуникации, т.е. изменился и расширился состав лиц, говорящих публично. Как подчеркивает Ю.Н.Караулов, "до эпохи гласности мы в основном вели тихие диалоги, а речи с трибун звучали ритуально, как громкая читка письменного текста". При этом официальное общение с присущими ему ограничениями непомерно расширяло свою зону и "угрожало поглотить всю область применения литературной речи. В опасности оказалось стилевое богатство русской речи, сокращались проявления в речи личностного начала", указывает В.Е.Гольдин 

     Ненормальность нашей речи ощущалась не только отдельными людьми — она ощущалась всем обществом, и как реакция на эту ненормальность появилось огромное количество сленгов, сформировавшихся в зоне разговорной речи, в которой ярко проявляется именно личностное начало. "Если когда-нибудь будет написана история разговорной речи в России, то окажется, что такого количества сленгов, какое появилось при советской власти, русская история прежде никогда не знала... История советского сленга, начавшись яростной языковой экспансией... повторяет историю страны", - считают А.Мазурова и Л.Радзиховский . Особенно отчетливо экспансия официальной речи ощущалась в так называемые "брежневские времена", когда "зажатая энергия социального действия ушла в слова, а вся энергия прямого, честного слова переплавилась в языковое ерничество".

     Новая же парадигма общества и личности позволяет более активно проявляться  индивидуальности во всех аспектах, в том числе и в языковом, поскольку ставит во главу угла тезис о том, что не все в человеке социально детерминировано: важными признаются случайность, судьба, духовность и т.д., пишет В.Г.Костомаров в книге "Языковой вкус эпохи". Смена парадигмы позволила осознать, насколько велико было раньше давление политической системы на речь, причем это изменение в языковом сознании показательно не только для России, что подтверждают, например, наблюдения О.Ланга , а также выступления участников конференции "Языковая ситуация и языковая культура: сравнительный анализ по состоянию в различных странах"

     Сегодняшние изменения в русском языковом сознании отражают ситуацию, в известной мере повторяющую ситуацию 20-х годов с ее стремлением преобразовать не только общественный строй и экономическое устройство, но и культуру, и литературный канон. Тогда и теперь выступали против неумеренных заимствований. Тогда и теперь вспоминали и вспоминают о деградации языка и наступлении так называемой "уголовной фени". Ставится вопрос о "приличии", "пристойности" в связи с происходившим и происходящим сейчас резким стилистическим снижением и огрублением русской речи... Мнения могут быть различными, но, как справедливо отмечает Н.И.Толстой, рассудил всех суд истории русской литературы: "Вошло в язык лишь относительно немногое, что было необходимым, могло оказаться устойчивым и целесообразным со стилистической и чисто коммуникативной точки зрения".

     В целом литературно-языковая норма  становится сегодня менее определенной и обязательной. Литературный стандарт становится менее стандартным, отмечает В.Г.Костомаров . 

     Ненормированная речь. Демократизация современного литературного русского языка.

     Современный русский литературный язык противостоит не реликтовым проявлениям территориальных  диалектов и не речевым особенностям отдельных социально-профессиональных групп (в том числе и молодежному  «жаргону»), а более широкому кругу  языковых фактов, которые можно было бы назвать 
«ненормированная речь». Норма — основной признак литературного языка. Все, что не соответствует норме, является отступлением от общепринятых правил, принадлежит к ненормированной речи.

     Круг  явлений, охватываемый понятием «ненормированная речь», весьма обширен и генетически  неоднороден. В нее входят: а) остаточные элементы диалектного, или, точнее, полудиалектного  характера (например: плотит вместо платит, броюсь вместо бреюсь, переведены вместо переведены, площадя вместо площади и т. п.); б) архаичные формы, которые были в прошлом образцами словоупотребления, но перестали соответствовать норме. в) особенности социально-профессиональных наречий г) новообразования, не признаваемые нормативными вследствие отрицательной общественно-эстетической оценки е) жаргонизмы и другие слова, находящиеся за пределами литературной лексики.

     Особо следует остановиться на понятии  «просторечие». Этот термин в современных  исследованиях и словарях русского языка продолжает применяться в  двух значениях. Под ним понимается один из стилей литературного языка  с присущим ему особым кругом слов и форм, воспринимаемых на фоне других стилей (например: облапошить, дубасить, окочуриться, лоботряс ит.п.). 
Такие факты называют «литературным просторечием». Но иногда термином 
«просторечие» называют и те явления, которые не входят в литературный язык, принадлежат ненормированной, малограмотной речи (например: тролебус вместо троллейбус, инженера вместо инженеры, делов вместо дел и т. п.). Эта двузначность термина «просторечие» отмечается и в специальных словарях. Думается, однако, что в целях большей терминологической точности «просторечием» следовало бы называть только стилистически сниженные (грубоватые, но нередко оправдываемые контекстом речи) факты литературного языка (башка, брюхо, пузо, жрать, дрыхнуть и т. п.), отграничивая их от тех явлений, которые находятся за пределами литературного языка (ненормированная речь, жаргонизмы и т. п.).