Иранская ядерная программа и сохранение режима нераспространения ядерного оружия

Во втором случае на основе внутриполитического развития ситуации в Иране, при продолжении крайне националистического курса нынешнего иранского руководства во главе с президентом М. Ахмадинежадом ИРИ полностью прекращает сотрудничество с МАГАТЭ, переговоры с «евротройкой» (Великобританией, Францией и Германией), заходят в тупик или односторонне прерываются отношения с Тегераном, Иран резко обостряет отношения с США и Израилем, возобновляет в ускоренном темпе программу обогащения урана, выходит из Дополнительного протокола МАГАТЭ и ДНЯО и принимает открытое политическое решение о производстве ядерного оружия и расширенном строительстве ракет средней и большей дальности. Все критические ядерные установки страны задействуются в полном объеме для нужд создания бомбы, Иран замораживает применение к своей ядерной деятельности гарантий МАГАТЭ и прекращает доступ инспекторов МАГАТЭ на свои ядерные объекты.

Такое развитие ситуации приводит к тому, что Израиль реально рассматривает возможность нанесения упредительного воздушного удара по ядерным установкам ИРИ (прежде всего, по объекту в Натанзе), а США реально рассматривают военно-силовую акцию против ИРИ; «ядерное досье» Ирана передается на рассмотрение СБ ООН, и ООН вводит жесткие политические и экономические санкции против Ирана. ИРИ в таком случае принимает решение о проведении ядерного испытания («пакистанский путь») как демонстрации средства ядерного сдерживания Израиля и США.

Сроки создания такого средства понижаются до минимальных. При этом Россия будет вынуждена при голосовании антииранской резолюции на Совете управляющих МАГАТЭ о передаче «ядерного досье» Ирана на рассмотрение СБ ООН уже не воздерживаться совместно с КНР и Индией, а занять отрицательную позицию по отношению к Ирану. Таким же образом при рассмотрении «ядерного досье» Ирана на СБ ООН, наиболее вероятно, Россия воздержится при голосовании или войдет в консенсус держав, голосующих за введение политических и экономических санкций против Тегерана, даже рискуя своими «доверительными» отношениями с ИРИ.

При этом нельзя исключать проведения «консультаций» между РФ и ИРИ на уровне руководителей МИД обеих стран до голосования антииранской резолюции в ООН, которые, однако, вероятнее всего не дадут какого-либо конкретного результата, устраивающего все стороны, задействованные в «иранской ядерной проблеме» (США, «евротройка», МАГАТЭ, КНР, Россия, Иран, с большей вероятностью – Индия).

Что касается Пакистана, как неформальной ядерной державы, то он предпочтет уклониться от однозначного выражения своей позиции в МАГАТЭ и ООН, исходя при этом из важности Ирана как партнера по газовому энергодиалогу и как соседнего влиятельного исламского государства. Эта позиция для Пакистана будет наиболее выигрышной, несмотря на то, что ядерный Иран неудобен Исламабаду по многим внешне- и внутриполитическим причинам.

В третьем случае ИРИ отказывается от программы создания ядерного оружия и демонтирует все чувствительные ядерные установки («ливийский путь») под контролем МАГАТЭ. Тегеран подписывает Протокол 1997 г., ратифицирует Дополнительный протокол МАГАТЭ и осуществляет постоянный мониторинг всех ядерных объектов страны (инспекции МАГАТЭ проходят на регулярной основе), полноохватные гарантии Агентства реализуются в полном объеме.

В свою очередь, международное сообщество не возражает против строительства новых АЭС с гарантированными поставками ядерного топлива, Тегерану предоставляются западноевропейские кредиты на импорт новейших технологий для нефтяной и газовой промышленности, а также поставки странами «евротройки» легководных атомных энергетических реакторов для нужд развития атомной энергетики Ирана. Одновременно происходит значительное улучшение американо-иранских отношений, осуществляются инвестиции США в ИРИ, а также ИРИ фиксирует статус-кво в своем отношении к Израилю, отказываясь от резкой критики и демонстрации своей открытой враждебности по отношению к нему.

При таком сценарии приобретение ИРИ ядерного оружия откладывается на неопределенное время, но такой сценарий, как представляется, возможен только при радикальной смене политического руководства страны.

1.3. Вероятные последствия нуклеаризации Ирана

Как представляется, нуклеаризация ИРИ серьезно подорвет режим ядерного нераспространения в мире и вызовет «цепную реакцию»: такие страны, относящиеся к региону Ближнего и Среднего Востока, как Египет, Саудовская Аравия, Сирия, могут стать на путь «ядерного выбора», то есть начать программы создания своего ядерного оружия. Кроме того, Израиль скорее всего будет вынужден «открыть» свой потенциал ядерного оружия для нейтрализации «иранской угрозы». Такие страны, как Япония и Южная Корея в большей степени, Швейцария и Германия (то есть страны с развитой ядерной инфраструктурой) в меньшей степени, могут всерьез рассматривать «ядерный выбор».[6]

В то же время, как это ни парадоксально, существует вероятность того, что создание ИРИ ядерного оружия приведет к модернизации существующего режима ядерного нераспространения в сторону его ужесточения (по типу PSI, предложенной США в 2004 г.) по отношению к государствам-нарушителям в смысле введения жестких санкций против них вплоть до военного решения проблемы.

Таким образом, в случае создания Ираном ядерного оружия одновременно возникают две взаимоисключающие тенденции дальнейшего существования международного режима нераспространения. Это либо полный провал усилий международного сообщества по его поддержанию и потенциальное увеличение числа ядерных держав до 10–15 до 2025 г., либо резкое ужесточение этого режима с возможностью предприятия признанными ядерными державами военных акций против государств, создающих бомбу.[7]

В любом случае нуклеаризация ИРИ самым негативным образом повлияет на политику Москвы по диалогу (в том числе и энергодиалогу) с ИРИ и сотрудничеству с Тегераном в коммерческой области мирной ядерной энергетики. Она подрывает позиции России, старающейся защитить своего выгодного политического и коммерческого регионального партнера в МАГАТЭ, ООН и на международном уровне в целом.

Кроме того, Россия оказывается перед серьезной дилеммой: продолжать идти на уступки Тегерану и всячески защищать его, даже несмотря на то, что ИРИ, исходя из собственных национальных интересов, отказывается от добрых услуг Москвы в своем споре с МАГАТЭ и «евротройкой» (прежде всего, имеется в виду отказ Тегерана от компромиссного плана России по созданию совместного предприятия на территории России по обогащению урана), или занять позицию, которой придерживаются США, МАГАТЭ, страны «евротройки», то есть, по словам Кондолизы Райс из ее недавнего сообщения, «примкнуть к консенсусу» по иранской «ядерной проблеме» вместе с Индией и КНР.

При всех политических раскладах нуклеаризация Ирана означает, что Россия будет иметь на своем южном фланге так называемый мусульманский ядерный пояс — в рамках «ядерной дуги нестабильности» от Индии до Израиля будет выделяться исламский «ядерный тандем» Пакистан–Иран (две новые неформальные ядерные державы). Это заставит Москву коренным образом пересмотреть свою внешнюю политику на южном направлении в свете угроз международного терроризма, группировки которого, действующие на российском Северном Кавказе, могут заполучить ядерное оружие».

В целом, судя по последним сообщениям мировых СМИ (как сообщалось, иранцы сняли пломбы с опечатанной инспекторами МАГАТЭ установки по обогащению урана в Натанзе) и исходя из заявлений и действий нынешнего руководства ИРИ, нельзя исключать передачи на рассмотрение ее «ядерного досье» в СБ ООН даже на внеочередной сессии Совета управляющих МАГАТЭ в самое ближайшее время.

Вряд ли нынешний иранский режим свернет свою программу обогащения урана и займет конструктивную позицию на переговорах с «евротройкой», которые, как представляется, нужны ему на данном этапе как ширма, за которой Тегеран продолжает создание ядерного оружия в нарушение всех своих обязательств по ДНЯО.

При этом сам процесс переговоров между ИРИ и «евротройкой» может длиться сколь угодно долго без каких-либо конкретных результатов, поскольку его затягивание по времени выгодно Тегерану, который вероятнее всего будет чередовать демонстративный отказ от дальнейших переговоров, мотивируя это «нарушением суверенных прав ИРИ на мирные ядерные исследования» со стороны западных держав, с их же демонстративным возобновлением, мотивируя это наличием у него некоторых «новых инициатив по переговорам с Западом».[8]

Главная цель ИРИ, как представляется, состоит в том, чтобы насколько это возможно максимально оттянуть угрозу передачи «ядерного досье» Ирана на рассмотрение СБ ООН и даже, вероятно, «вбить клин» между странами «евротройки», с одной стороны, и США — с другой стороны, а также между Россией и западными державами в целом по вопросу как передачи «ядерного досье» Тегерана в СБ ООН, так и сотрудничества в ядерной области (коммерческие поставки мирной ядерной технологии и строительство энергетических реакторов).

Здесь Тегеран будет демонстрировать классические примеры приемов иранской внешнеполитической дипломатии: в отсутствие полноценной концепции дипломатии Тегерана — игра на противоречиях между партнерами по вероятному консенсусу в отношении ядерной программы ИРИ — странами Запада и Россией, а также США и КНР.

Все это, очевидно, требуется Тегерану для выигрыша по времени, имеется в виду времени создания реального средства ядерного сдерживания. При этом в случае отказа всех традиционных поставщиков ядерной технологии для энергетических нужд ИРИ (прежде всего России) в случае ее вынужденного ухода с ядерного рынка ИРИ и отказа западных фирм — поставщиков ядерного ноу-хау от сотрудничества с Тегераном под нажимом США, а в случае с США невозможности Вашингтона по внешнеполитическим соображениям придти на ядерный рынок ИРИ (дальнейшего обострения противоречий между США и Ираном не только по ядерной проблеме, но и по проблеме Ирака и поддержки Тегераном радикальных исламистских группировок и усиления враждебных выпадов и прямых угроз Израилю со стороны ИРИ), вполне вероятно, что Тегеран обратится к единственно возможному поставщику ядерных услуг — КНР.

Несмотря на свои определенные обязательства по ГЯП и Комитету Цангера, КНР будет, весьма вероятно, испытывать соблазн занять освободившуюся нишу на ядерном рынке Ирана, не идя при этом на открытое противодействие политике США и западных стран — членов ГЯП по ограничению поставок «чувствительной» ядерной технологии и оборудования таким странам, как Иран.[9]

Представляется, однако, что КНР будет осторожно сотрудничать в ядерной области с ИРИ в такой ситуации, при этом всячески подталкивая Тегеран к политике «разумных» компромиссов со странами Запада. Со стороны же Тегерана, весьма вероятно, и дальше будут следовать официальные заявления о «приглашении западных держав», в частности США, Франции, Германии и Великобритании, к участию в «тендерах» на постройки новых иранских АЭС, поскольку в нынешней ситуации издержки для Ирана на этот счет минимальны, а пропагандистски Тегеран обеспечивает прикрытие своим планам по созданию ядерного средства сдерживания.

Что касается Израиля, то представляется, что нынешний режим Ахмадинежада будет и дальше раскручивать пропагандистскую кампанию против еврейского государства, при этом избегая провоцирования Израиля на открытую военную акцию против ядерных объектов. Причем военная акция Израиля может быть в виде как неядерного, так и ядерного удара по ИРИ. Вероятнее всего, такое положение будет продолжаться до тех пор, пока ИРИ не заполучит «ядерное средство сдерживания» Израиля в смысле его производства и размещения на производимых в Иране носителях боезарядов (ракетные средства доставки). При этом исключено, что Иран пойдет на упреждающий удар по Израилю даже в случае достижения ИРИ ядерного потенциала, поскольку ответная военная акция будет гибельной для иранского режима.

Иран может нанести ответный ядерно-ракетный удар по Израилю, который, однако, не явится абсолютно гибельным для Израиля только в случае превентивного удара Израиля по ключевым иранским ядерным объектам, наподобие атаки на иракский реактор «Осирак» в 1981 г.

Для Израиля же выгодно как сохранение двусмысленности обладания им ядерным потенциалом, так и планов в отношении иранской военной ядерной программы. При этом Израиль четко отслеживает агентурными средствами и средствами военно-космической разведки дальнейший прогресс ИРИ в ядерной области. Нанесение превентивного удара по иранским ядерным объектам сопряжено для Израиля в нынешней ситуации с колоссальными политико-дипломатическими издержками и, вероятно, все же планируется израильским военным командованием как чрезвычайный план, который будет введен в действие только в случае крайнего обострения военно-политической обстановки вокруг Израиля. [10]

В целом, представляется, что такая «ситуация пата» вокруг иранской ядерной программы может сохраняться достаточно длительное время при том, что ни одна из сторон (ИРИ, с одной стороны, США, Израиль и западноевропейские страны — с другой стороны) не будет прибегать к лобовому военно-политическому столкновению.

В абсолютном измерении в настоящий момент представляется, что Россия, заняв наконец-то свою позицию по иранской ядерной программе (что было выражено в заявлении Президента РФ В.В. Путина), восполнила вакуум политической силы в виде конкретного государства (а В.В. Путин — в виде конкретного политика), способной оказать эффективное давление на ИРИ, не прибегая к военно-силовому методу разрешения ядерного кризиса вокруг иранской ядерной программы. В то время как вопрос о военном решении иранской ядерной проблемы несет в себе неизмеримые политико-дипломатические издержки на субрегиональном, региональном и международном уровне, Россия (наряду с КНР) оказывается тем арбитром в этом «ядерном споре», к которому апеллируют сейчас западные государства (США, «евротройка», Израиль и МАГАТЭ).