Теория личности в перспективе

Использование компьютеров для моделирования  мышления или других психических процессов также стало одним из главных теоретических упражнений. В самом деле, область искусственного интеллекта – по сути использование компьютеров для решения познавательных задач того типа, что обычно считались свидетельством человеческой мысли или интеллекта – стала оживленной областью исследований с участием математиков, инженеров-электриков, психологов и специалистов по компьютерам. Вопросы при изучении искусственного интеллекта: может ли компьютер играть в шахматы, осуществлять терапию, решать сложные задачи? Допущение состоит в том, что для того, чтобы создать эквивалент человеческого мышления, или любой иной формы поведения, мы должны вначале понять процессы, стоящие за человеческим поведением. Есть по крайней мере некоторые психологи, которые в компьютерных программах и моделировании человеческого поведения видят путь в будущее (Simon, 1969). Каковы бы ни были недостатки этой процедуры, она требует точности и эксплицитности.

Читатель  не должен считать сказанное указанием  на то, что настоящий статус теорий личности обескураживает. Действительно, современные теории есть за что критиковать, особенно при сравнении с абсолютными или идеальными стандартами. Однако важнее то, что при сравнении их с теми теориями, которые существовали тридцать-сорок лет назад, мы безошибочно видим признаки прогресса. Именно в последние тридцать пять лет было проведено большое количество релевантных эмпирических исследований, и в этот же период усилилось внимание к смежным дисциплинам. В то же время теории стали более эксплицитны в плане своих положений, гораздо больше внимания уделяется проблеме адекватных эмпирических дефиниций. Далее, очень расширился круг идей и представлений о поведении. В целом мы полагаем, что каковы бы ни были формальные недостатки этих теорий, идеи, в них содержащиеся, оказали широкое и плодотворное влияние на психологию. И нет никаких причин полагать, что в будущем это влияние уменьшится.

Синтез теорий и теоретическое многообразие

Мы видели, что, хотя между теориями личности есть сходства и моменты сближения, различия и разногласия остаются резкими. Несмотря на объединение вокруг некоторых теоретических представлений, мы пока что видим незначительный прогресс в смысле продвижения к единой широко принятой теоретической позиции. Можно удивляться очевидно бесконечной изобретательности психологов в создании новых способов видения или упорядочивания поведенческих феноменов. Это положение дел заставило Сирса сделать следующее замечание в обзоре литературы посвященной личности:

"Любая  теория валидна лишь настолько, насколько доказывает свою полезность в предсказании поведения и контроле за ним; вопрос не в правильности или неправильности, а в удобстве. Поскольку пока что ни одна теория не доказала своей блестящий эффективности в упорядочивании данных относительно молярного поведения, то не удивительно, что многие психологи стимулируются на новые попытки сконструировать систему личностных переменных" (Sears, 1950, с. 116).

Согласимся  с тем, что существует это теоретическое  многообразие, согласимся и с очевидностью факторов, ведущих к этому положению дел; разве не нежелательно, иметь так много конфликтующих точек зрения в одной эмпирической области? Не лучше было бы дать единую точку зрения, которая включила бы все лучшее и наиболее эффективное из каждой теории, на базе чего можно было бы построить единую общепринятую теорию? Наверняка во многих из обсуждавшихся теорий таятся силы, отсутствующие в других. Не могли бы мы их сочетать, чтобы создать мощную теорию, которая дала бы нам возможность осуществить более сильный инсайт в человеческое поведение и сделать предсказания относительно поведения, которые были бы более четкими и верифицируемыми, чем те, что порождались любой отдельной теорией личности?

Хотя эта  линия рассуждений заманчива  и находит поддержку среди современных психологов, есть и ряд серьезных возражений. Во-первых, такая точка зрения допускает, что существующие теории личности обладают определенной степенью формальной ясности, так что можно установить их истинную природу и затем синтезирующий может легко определить общее и различное. Как мы видели, это вряд ли так. Многие теории столь нечетко сформулированы, что чрезвычайно сложно осуществить непосредственное сравнение элементов одной и другой. Это предполагает, что необходимый синтез осуществляется наудачу, поскольку вовлеченные в него элементы очерчены лишь туманно. Во-вторых, аргумент допускает, что между содержаниями различных теоретических позиций нет неразрешимых конфликтов или, если они существуют, их можно легко урегулировать, изучив "суть". Очевидно, что по многим вопросам теории явно расходятся. Далее, эти пункты расхождений часто относятся к эмпирическим феноменам, которые еще далеки от адекватного изучения. Фактически многие из этих теоретических различий связаны с самыми неуловимыми эмпирическими вопросами, так что "суть" абсолютно не ясна. В-третьих, допускается, что все или большинство этих теорий могут внести позитивный вклад в то, что составит мощную теорию поведения. Правда же в том, что некоторые из них далеки от эмпирической полезности. Количество эмпирических проверок выводимых следствий психологической теории лишь момент по сравнению с кругом проблем, с которыми намерены иметь дело теории. В-четвертых, эта точка зрения допускает, что в настоящее время самым здоровым является состояние теоретической гармонии и согласия. В ситуации, когда релевантные эмпирические открытия столь скудны, и ни одна отдельная позиция не представляется явно выше всех остальных, можно вполне резонно рассудить, что, чем вкладывать время и талант в единую теорию, мудрее активно исследовать область путем одновременного использования различных теоретических позиций. Когда мы столь мало знаем наверняка, зачем все надежды на будущее класть в одну теоретическую корзину? Разве не лучше предоставить теоретическому развитию идти естественно и свободно, обоснованно ожидая, что будут множиться эмпирические открытия, отдельные теории будут более формализованы, интеграция будет более естественной, основанной на прочной эмпирической базе, а не предпочесть искусственный процесс, где первичными детерминантами будут личный вкус и убеждения? В-пятых, следует признать, что несколько из обсуждавшихся теорий весьма эклектичны. Например, итоговая позиция Гордона Олпорта включает многое из многих обсуждавшихся теорий. Аналогично, теория социального научения Бандуры постепенно обрела много общего с когнитивистическим подходом к пониманию поведения – а он считается антитезой S-R традиции, из которой выросла теория. Таким образом, со временем возникло слияние и взаимосмешение теоретических формулировок, даже несмотря на то, что это не привело к единой теоретической позиции к консенсусу.

А что относительно дидактической ценности представления  студентам одного взгляда на личность, а не многих противоречивых идей, как  мы сделали в этой книге? Предположительно, это хорошо в плане "ментальной гигиены" – дать студенту единую ясно очерченную теоретическую позицию, но это, разумеется, бедно в плане подготовки к будущей серьезной работе. Если студенты полагают, что есть лишь одна полезная теория, им легко поверить, что они твердо держат реальность в кулаке и, как следствие, легко проглядеть важность эмпирического исследования и возможность теоретических изменений в зависимости от его результатов. Зачем давать студентам ложное чувство гармонии? Пусть они видят эту область такой, какая она есть различные теоретики делают различные допущения относительно поведения, центрируются на различных эмпирических проблемах, используют различные исследовательские методики. Пусть они поймут и то, что этих людей объединяет общий интерес к человеческому поведению, и в конечном итоге они хотят, чтобы эмпирические данные позволили сделать финальное рассуждение относительно верности или неверности теории.

С вышеприведенным  аргументом связано неотразимое  рассуждение, что теории полезны в основном для того, кто их принимает и пытается сочувственно и сензитивно вывести их следствия. Представление об общем синтезе или интеграции обычно сообщает студенту потребность быть осторожным, принимать во внимание все точки зрения, избегать эмоциональной увлеченности отдельной, односторонней позицией. Перед принятием любой конкретной теории давайте сравним ее с другими, увидим, что она так же хороша во всех отношениях, прочтем, что о ней уже сказали критики. В противоположность этому представлению, мы рекомендуем студентам, поскольку теперь они имеют обзорное представление о теориях личности, решительно и безоговорочно принять определенную теоретическую позицию. Пусть они чувствуют энтузиазм относительно этой теории, пусть проникнутся ею прежде, чем начнут критически ее исследовать. Теория личности навряд ли много даст человеку, который подходит к ней как чужой, с оговорками и критикой. Она предложит проблемы, которым человек сможет себя посвятить, вдохновит на исследования, – но не холодному и отстраненному наблюдателю. Пусть студенты приберегут свои критические способности и ученость для того, чтобы увериться, что их исследование осуществляется настолько хорошо, что открытия "падают, где могут". Если человек выводит следствия из теории и осуществляет релевантные исследования, у него будет достаточно возможностей для разочарования по поводу адекватности, и это может закончиться убежденностью в том, что она бесполезна. По крайней мере, у него будет возможность увидеть, что теория может для него сделать.

Мы глубоко  убеждены, что сейчас – не время  для попыток синтеза или интеграции теорий личности. Проще говоря, мы полагаем немудрым пытаться синтезировать теории, чья эмпирическая полезность во многом не выявлена. Зачем делать концептуальное оформление с точки зрения эстетической реакции или внутренней согласованности, если неясно, чего это стоит перед лицом эмпирических данных? Гораздо плодотворнее, полагаем мы, чем пытаться создать главенствующую теорию, – осторожное развитие и спецификация одной уже существующей теории с одновременным вниманием к релевантным эмпирическим данным. Конечный ответ на любой теоретический вопрос лежит в области хорошо контролируемых эмпирических данных, а природа таких данных может быть адекватно определена, только, если лучше развита сама теория. Одно дело – изменить теорию в свете эмпирических данных – это требует существенных изменений от теоретика, – и другое – сменить теорию в связи с какими-то конфликтующими рациональными или оценочными моментами. Мы убеждены, что почти любая теория, если ее развивать систематически и сопровождать экстенсивными исследованиями, дает больше надежды на продвижение, чем слияние существующих теорий, некоторые из которых плохо сформулированы и ненадежно связаны с эмпирическими данными.