Теория личности в перспективе

ТЕОРИЯ  ЛИЧНОСТИ В ПЕРСПЕКТИВЕ

Теперь мы подошли к концу нашего путешествия  через тринадцать основных типов  теории личности. Читатель, который  доверчиво следовал с нами до самого конца, наверняка поражен разнообразием  и сложностью взглядов. Каждый тип  обнаружил определенные отличительные черты и в каждом случае мы в находим в позиции автора нечто, что нуждается в исправлении и нечто, заслуживающее восхищения. Здесь представляется возможность сделать паузу и попытаться определить общие тенденции, существующие, несмотря на существенные различия между теориями личности. Важно, чтобы у студентов было чувство индивидуальности и собственного лица каждой точки зрения, но также важно, чтобы они сознавали, что в этом смерче противоречивых допущений и индивидуальных выражений есть нечто общее.

В этой последней  главе мы возвращаемся к обсуждению теорий личности, чтобы обнаружить это общее, и наша дискуссия будет  строиться относительно тех критериев, которые мы предложили в первой главе  для сравнения теорий. Мы также  представим некоторые вопросы, обсуждение которых нам кажется важным при определении будущего развития этой области. В заключение мы обсудим целесообразность попыток синтеза теорий личности с целью создания общей теории, максимально приемлемой для всех, работающих в этой области и в то же время более полезной, чем любая существенная теория.

Сравнение теорий личности

При сравнении  теории мы будем уделять внимание не форме, а содержанию. Главная причина  для игнорирования формальных различий связана с нашей убежденностью в том, что на данной стадии развития слишком мало оснований для выбора среди этих теорий по этому признаку. Все они нуждаются в существенном улучшении прежде, чем смогут быть сочтены даже в минимальной степени соответствующими формальным критериям, таким, как эксплицированность положений и точность определений. Хотя по этому критерию можно найти некоторые заметные различия между теориями, они менее интересны и важны, чем различия по существу или по содержанию. Однако следует сказать несколько слов о сравнительной плодотворности различных представлений в плане порождения исследований, и, завершив обсуждение сущностных различий между теориями, мы вернемся к этому вопросу.

Рассмотрение  современных теорий личности показывает, что важность представлений о  человеке как желающем, ищущем, целенаправленном существе сегодня не настолько находится в центре внимания, как три-четыре десятилетия назад. В течение первых трех десятилетий этого века один вопрос порождал драматические расхождения между различными психологами-теоретиками. Мак-Даугалл, Уотсон, Толмен и другие ведущие учение обращали серьезное внимание на то, обязательно ли людей надо рассматривать как целенаправленных существ. Хотя и верно, что некоторые современные теоретики, такие, как Олпорт, Мюррей, Гольдштейн, Роджерс, Ангьял и Адлер, особенно подчеркивают целенаправленность поведения, мы не видим сильного противодействия этой точке зрения. Даже такие теоретики, как Миллер и Доллард, Скиннер, Шелдон, для которых целенаправленность не выступает как нечто принципиальное в рассуждении о поведении и понимании поведения, не пытаются обозначить это как главное расхождение между их позицией и позициями других. Можно заподозрить, что относительно общий вопрос о целенаправленности человека был заменен серией более специфических вопросов о таких явлениях, как роль вознаграждения, значение Я, главенствующей роли бессознательной мотивации. Стало быть, в целом можно считать, что большинство психологов рассматривают человека как целенаправленное существо, и даже если это не признается, то не кажется поводом для жарких дискуссий.

Ключевой  фактор в различении различных теорий личности – относительная важность бессознательных детерминант поведения  в противоположность важности сознательных детерминант. Хотя это остается центральным вопросом, в последние годы, как представляется, сменились сами основания для разногласий. Изначально дискуссии разворачивались относительно реальности существования бессознательной мотивации, теперь же вопрос стоит не о том, существуют ли такие факторы, а в каких условиях и с какой силой они действуют. Разумеется, бессознательные факторы особенно подчеркиваются в теории Фрейда и во многих теориях, на которые повлиял ортодоксальный психоанализ, таких как теории Мюррея и Юнга, придающих этим факторам большое значение. На другом полюсе мы обнаруживаем теории Олпорта, Левина, Гольдштейна, Скиннера, Роджерса и экзистенциалистов, где бессознательная мотивация не занимает такого места или же обретает важную роль у аномального индивида. Правда, теоретики личности проявляют тенденцию ко все большему принятию роли бессознательных мотивов, но тем не менее, между теоретиками остаются существенные различия в том, насколько подчеркивается эта роль.

Центральное положение награды или подкрепления как детерминанты поведения наиболее энергично подчеркивается в теориях подкрепления Скиннера, Миллера и Долларда, а также у Фрейда при рассмотрении принципа удовольствия. Кеттел, Мюррей и Салливан также согласны с законом эффекта с определенными оговорками относительно условий научения. В противоположность им, Олпорт, Ангьял, Бинсвангер, Босс, Гольдштейн и Роджерс относительно явно отводят награде вторичную роль. В целом представляется, что современные воззрения реже, чем в прошлом, содержат идею о том, что человек мотивируем сознательным стремлением максимизировать удовольствие и минимизировать боль. Подчеркивается функция награды как детерминанты поведения безотносительно к сознанию и несознаванию их роли индивидом. Мы видим возрастающую тенденцию теоретиков личности внести ясность в вопрос о награде, приписав ему главное значение или подчинив иным принципам.

Смежность или  пространственная или временная  связь двух событий, не столь явно подчеркивается большинством теоретиков личности. Несмотря на огромную историческую важность Павловских исследований обусловливания, мы видим, что ни один из обсуждавших нами теоретиков не сделал этот фактор краеугольным камнем своей теории. В самом деле, Э.Р.Гатри, поставивший в центр своей позиции простую ассоциацию, не оставил теоретического потомства. Миллер и Доллард, Скиннер явно подчинили смежность награде. Теория Фрейда, как представляется, приписывает ассоциации некоторое значение в процессе формирования симптома и его трансформации, поскольку природа симптома или символа может частично определяться ассоциативными связями с прошлым. Однако по большей части теоретики личности либо не уделяют явного внимания ассоциации, или же приписывают ей минимальную роль в детерминации поведения. Состояние дел, вероятно, отражает убеждение теоретиков в том, что ассоциация сама по себе – недостаточное объяснение поведения, и что слишком очевидно, что ассоциация – незначительный фактор детерминации поведения. Правда и то, что теоретики личности очень поглощены мотивационным процессом, и простая ассоциация без связующего действия мотивов, представляется иррелевантной, если не еретической, для того, кто обращен к проблеме мотивации.

Существенные  различия между теоретиками личности относительно процесса научения представлены с одной стороны – Скиннером, Миллером и Доллардом, детально обсуждавших этот вопрос, с другой – Бинсвангером. Боссом, Юнгом, Роджерсом, Шелдоном, не отводившим процессу научения особого места в своих теориях. Олпорт и Кеттел уделяли этому процессу существенное внимание, но по большей части их идеи представляют попытки соединить принципы, разработанные другими теоретиками. Оригинальный вклад в понимание научения сделал Левин, но никогда свои концептуальные разработки в этой области не ставил в центр. Большинство теоретиков личности удовлетворялись взглядом на развитие с точки зрения глобальных принципов – созревания, индивидуации, отождествления, само-актуализации или подобных, но не пытались представить подробную картину процесса научения.

Хотя некоторые  теории, описанные в этой книге, явно различаются по тому, подчеркивают они конкретные аспекты, поведения или формулируют общие законы и принципы, ряд из них не попадают в точности под ту или другую категорию. Ангьял, Левин, Миллер и Доллард, Скиннер определенно претендуют на высокий уровень формализации, тогда как Бинсвангер и Босс, Шелдон ближе к реальному поведению как таковому и менее озабочены систематизацией высшего уровня. Юнг, несмотря на то, что настаивал на "фактах" поведения, разработал ряд очень общих принципов. Однако при рассмотрении других теорий по этому параметру, оказывается, что они – и общие, и частные. Выдающейся пример такого смешения конкретного и абстрактного – теория Фрейда. Его метапсихология – попытка сформулировать общие принципы, которые по его наблюдениям, составляли врожденную основу конкретного поведения отдельных индивидов. Мы обнаруживаем это смешение в теориях Олпорта, Адлера, Кеттела, Фромма, Мюррея, Роджерса и Салливана. Это выглядит так, как будто эти теоретики боялись утерять особенное поведение индивида, формируя законы относительно людей вообще. Эти теории, используя термины Олпорта, и идеографические, и номотетические.

Хотя процессом  научения могут пренебрегать, очевиден огромный интерес к продуктам  научения или структуре личности. Одна из наиболее ярких отличительных черт теорий личности – развернутые и четкие схемы, представляющие структуру личности. Среди тех, кто наиболее детально рассмотрел приобретения личности, – Олпорт, Кеттел, Фрейд, Юнг, Мюррей, и Шелдон. Исторически можно проследить тенденцию: теоретики, занятые процессом научения, менее занимаются тем, что приобретается в результате научения, и наоборот. Однако, в настоящее время те теоретики, которые страдают недостатком – обращением либо к научению, либо к структуре, – стремятся компенсировать этот недостаток, заимствуя ряд представлений из другой теории, обращенной к этой отвергнутой области. Лучшие примеры этой тенденции усилия Миллера и Долларда включить в свою теорию научения структурные представления психоанализа. Нет сомнения, что искушенный теоретик личности сегодня принимает ответственность и за рассмотрение процесса обучения, и за рассмотрение его результатов.

Мы уже  отмечали тот факт, что американские психологи – если рассмотреть  их как отдельную группу – минимизировали роль факторов наследственности как детерминант поведения. В то же время многие из теоретиков, которых мы обсуждали, подчеркивают важность этих факторов. Шелдон убежден в главенствующей роли генетических детерминант, и надеется, что его подход к изучению поведения прольет свет на соотношение генетических и поведенческих событий. Кеттел проявлял и теоретический, и практический интерес к роли наследственности в поведении. Его исследования во многом оказали сильную поддержку теоретическим убеждениям по этому поводу. Теория Юнга признает важность генетики, Фрейд считает генетические факторы факторами первичной важности. Мюррей и Олпорт также признавали важность наследственности, хотя уделяют ей меньше внимания, чем упомянутые выше теоретики. Хотя наследственность в целом признается теоретиками экзистенциалистической ориентации, ее роль преуменьшается положением о том, что человек обладает свободой стать тем, чем хочет. Кстати, это единственная теория личности в этой книге, признающая свободную волю основной детерминантой поведения. Ни одна другая теория не полагает наличие такой вещи, как свободная воля. Скиннер, который постоянно и резко критиковал представление о свободе воли, выглядит вполне нейтральным по отношению к идее важности генетических различий. Наименьшее внимание из тех, кого мы изучали, уделяют этим факторам Фромм, Хорни, Роджерс и Салливан. И тут мы с некоторым удивлением обнаруживаем, что большинство теоретиков личности принимали или подчеркивали идею важности генетических факторов, но лишь немногие сочетали этот теоретический взгляд с релевантными эмпирическими исследованиями.

Различие  в теоретических позициях Фрейда и Левина – прекрасная иллюстрация  различий между теоретиками личности во внимании к событиям настоящего или событиям, имевшим место на ранних этапах развития. Стимул-реактивная теория Миллера и Долларда, персонология Мюррея, межличностная теория Салливана своим интересом к раннему опыту напоминают теорию Фрейда, а позиции Олпорта, Роджерса и теоретиков-экзистенциалистов напоминают позицию Левина, поскольку подчеркивают значение настоящего. Реальные и важные теоретические различия по этому поводу иногда маскируются предположением о том, что теоретики, подчеркивающие роль раннего опыта, делают это лишь поддавшись обаянию истории или прошлого, а не в связи с предсказательной силой или важностью этих событий. Защитники идеи важности настоящего утверждают, что прошлое может быть важно сейчас только действуя через факторы настоящего. Таким образом, если мы полностью понимаем настоящее, нет нужды обращаться к прошлому. Действительно, нет реального разногласия по поводу того, что прошлое влияет на настоящее через действие факторов настоящего, сил или установок (идей, архетипов, воспоминаний, диспозиций). Однако те, кто подчеркивает важность прошлого, утверждают, что для понимания развития знание прошлого обязательно, и оно также дает информацию о силах, действующих в настоящем. Главное разногласие между двумя лагерями – по вопросу о том, можно ли адекватно оценить факторы, влияющие на поведение в настоящем, на основе рассмотрения поведения в настоящем, и могут ли знания о событиях прошлого не нести принципиально важной информации. Похоже, что по этому вопросу теоретики личности делятся примерно поровну.

Наибольшее  внимание проблеме последовательности развития уделяется в теориях Фрейда, Миллера и Долларда, Скиннера, в меньшей степени эта тема присутствует в теориях Адлера, Ангьяла и Салливана. В этих теориях предполагается, что события настоящего систематически связаны с событиями прошлого, что развитие – упорядоченный и согласованный процесс, описываемый на основе единой системы принципов. Напротив, Олпорт, Левин и до некоторой степени Роджерс явно утверждают недостаточную последовательность в развитии и относительную независимость функционирования взрослого от событий детства или младенчества. Юнг также подчеркивает дизъюнктивность развития, хотя наибольшую непоследовательность видит в том, что происходит в среднем возрасте, когда биологические мотивы во многом заменяются культурными и духовными потребностями. Эти теоретики полагают, что мы должны использовать разные принципы при рассмотрении того, что происходит на разных стадиях развития. Не все теоретики личности проявляют большой интерес к процессу развития, но большинство из тех, кто это делает, представляет развитие как последовательный процесс, который можно представить на основе единой системы теоретических принципов.

Мы уже  сошлись в том, что одной из особенностей, которую развитая теория личности исторически переняла у  других типов психологического знания, – это подчеркивание целостности, холизм. Соответственно, большинство современных теоретиков могут быть названы организмистами. В целом они подчеркивают важность рассмотрения индивида как целостной функционирующей единицы. Так, Олпорт, Ангьял, Гольдштейн, Юнг, Мюррей, Роджерс и Шелдон подчеркивают тот факт, что элемент поведения не может быть понят отдельно от остального в функционирующем человеке, включая биологическую внешность. Лишь Скиннер, Миллер и Доллард, как представляется, сопротивляются этой идее и задаются вопросом о важности изучения "целостного индивида". Важность идеи поля подчеркивается Адлером, Ангьялом, Бинсвангером. Боссом, Левином, Мюрреем и Салливаном. Однако лишь Левин и Мюррей попытались дать подробный перечень переменных, на основе чего можно анализировать поле. Этот недостаточный интерес к детальному анализу – логическое следствие холистических убеждений полевых теоретиков, которые заставляют их осторожно относиться к отдельным системам переменных. Почти никто не отрицает важности ситуации, в рамках которой осуществляется поведение, хотя Фрейд, Юнг, Миллер и Доллард, Шелдон и Скиннер уделяют этому менее пристальное внимание, чем другие, уже упомянутые теоретики. Очевидно, что обычный современный теоретик личности подчеркивает важность "органического" изучения поведения, без попыток изоляции малых фрагментов поведения для микроскопического изучения. В то же время возрастает тенденция к тому, что теоретики личности стараются дать полное представление о ситуации, в контексте которой возникает поведение.