Исследование уровня тревожности у людей, получающих новостную информацю из разных источников

Когда термин "стресс" используется как синоним слова "тревога", меняются акценты: ударение ставится на том, что нечто воздействует на человека. Оно описывает объективную картину, но оставляет за рамками субъективный аспект. Конечно, многие люди, использующие термин "стресс", описывают им и свои внутренние переживания. Джордж Ингел говорит о том, что стресс может быть связан с внутренними переживаниями, в качестве примера он приводит тоску. Но мы скажем, что нормальная тоска есть результат смерти человека, которого мы любим, который, без сомнения, находится вне нас. И в этом случае в концепции стресса подчеркиваются те факторы, которые действуют на человека. Тоска же, вызванная мыслью о том, что однажды меня не станет, это тревога, а не стресс. Невротическая тревога может заключаться, например, в том, что человек с таким огромным сожалением относится к страданиям, пережитым его ребенком в прошлом, что не позволяет ему даже выйти на улицу поиграть.

Хотя люди, использующие термин "стресс", уверяют, что сюда входит и психологический  аспект, термин слишком сильно подчеркивает внешнее воздействие на человека. Это имеет смысл в тех областях, откуда термин был заимствован: инженер  думает о том, какое давление на мост оказывает тяжелый грузовик, или о том, перенесет ли дом воздействие землетрясения. В сфере инженерных наук субъективный аспект можно не принимать во внимание. Но тревога неразрывно связана с сознанием и субъективными переживаниями человека. Даже Фрейд говорил о том, что тревога связана с внутренними чувствами, в то время как страх имеет отношение к внешним объектам.

С психологической точки зрения решающую роль играет то, как человек  интерпретирует угрозу. Аарон Бек утверждал, что для возникновения тревоги важны не столько сами ситуации стресса, сколько то, как человек эти ситуации воспринимает. Барн, Роз и Мэсон исследовали тревогу у солдат, участвовавших в боевых действиях во время войны во Вьетнаме (на этот раз объектом их интереса были водители вертолетов). Они писали, что полет или даже смерть нельзя назвать стрессом, если не учитывать то, как каждый человек воспринимал опасность. Слова "воспринимать" и "интерпретировать" описывают субъективные процессы, которые включает в себя тревога, но не стресс.

Таким образом, употребляя термин "стресс" как синоним тревоги, мы не можем  отличить одну эмоцию от другой. Продолжительное чувство злости или хроническое чувство вины являются такой же причиной стресса, как постоянный страх. Мы не можем разграничить эти состояния, если используем для всех один термин – "стресс". Мы не сможем также отделить страх от тревоги.

Несмотря на то, что в своих  новых книгах Селье оспаривает некоторые свои прежние представления, его первоначальный тезис – "Любой стресс вредит организму" – понимают, как призыв избегать всевозможных стрессов или, по меньшей мере, стремиться к этому. Селье обратил внимание на эту проблему, и одна из его книг посвящается тем, "кто не боится наслаждаться стрессом полноты жизни и не является столь наивным, чтобы полагать, что это достижимо без интеллектуальных усилий". Можно вспомнить высказывание, приписываемое Хадсону Хогленду: "Ранний подъем с постели по утрам – важный источник стресса". Это так. Тем не менее, мы регулярно поднимаемся с постели рано.

Более того, дополнительный стресс может  в значительной мере освобождать  человека от тревоги. Во время войны  в Великобритании в период бомбежек, острого недостатка продуктов и  событий, вызывающих стресс, отмечалось значительное снижение количества неврозов. Подобная картина наблюдалась и  во многих других странах. В период стресса невротические проблемы исчезают, потому что у людей появляются совершенно конкретные поводы для беспокойства, на которых они могут сосредоточиться. В подобных ситуациях воздействие  стресса на человека прямо противоположно воздействию тревоги. В ситуации интенсивного стресса человек может освободиться от тревоги.

Кроме того, чтобы увидеть неадекватность термина "стресс" как синонима тревоги, попробуем подставить его  в высказывание Лиделла: "Тревога является как бы тенью мышления, поэтому, чем больше мы узнаем о тревоге, тем лучше можем понять мышление человека". Если сказать "Стресс является как бы тенью мышления", – это выражение не будет иметь смысла. То же самое получится и с высказыванием Кюби: "Тревога предшествует развитию мышления". Выражение "Стресс предшествует развитию мышления" совсем не передает идеи Кюби, говорившего о том, что мысль появляется в результате "разрыва" между стимулом и реакцией, между Собой и объектом. "Стресс" – чисто физиологический термин. Именно так и использовал его сам Селье.

Тревога определяется тем, как человек  относится к стрессу, как он его  принимает и интерпретирует. Стресс по отношению к тревоге находится  как бы на промежуточной станции. Тревога – это то, что мы делаем со стрессом.

Грегори Бейтсон, говоря о психологах, путающих часть и целое, с грустью восклицает: "Да поможет Бог тому психологу, который считает, что часть реально существует!". Стресс является частью опасной ситуации и, если мы хотим говорить о целом, следует использовать слово "тревога".

Замена этого слова другими  терминами обычно обедняет наше понимание. Слово "тревога" обладает богатым  смыслом, хотя это и затрудняет работу психолога. Оно занимает центральное  место в литературе, живописи и  философии. Когда Кьеркегор говорит: "Тревога есть головокружение свободы", – он говорит слова, понятные любому художнику или писателю, хотя понимание  такого выражения труднее дается психологам.

3.  Исследование тревоги в последние годы.

За последние годы появились тысячи статей, не говоря уже о целом море диссертаций, посвященных проблемам тревоги и стресса. Благодаря героическим усилиям Чарльза Спилберга, которому удалось собрать различных специалистов, занимавшихся этой проблемой, прошло несколько симпозиумов, а за ними последовала публикация не менее семи томов различных материалов исследований. Хотя исследования и углубили наши представления об отдельных аспектах тревоги, потребность в целостной теории, которая объясняла бы значение тревоги, стала еще острее.

Существует четыре направления  исследований, позволяющие углубить наше понимание феномена тревоги. Прежде всего, стоит назвать работы таких сторонников когнитивной теории, как Ричард Лэзарус и Джеймс Эйверилл, а также Сеймор Эпштейн, которых интересовало восприятие реальности. По их мнению, ключом к пониманию тревоги служит то, как человек оценивает опасную ситуацию. Значение этих исследований заключается в том, что в центре теории тревоги стоит человек как воспринимающее существо. Хотя Лэзарус и Эйверилл полагают, что тревога является эмоцией, основанной на когнитивных посредниках между ситуацией и реакцией, они подчеркивают, что тревога связана не с патологией, а с самой природой человека. Но во многих работах описывается не тревога, а воздействие психологического стресса на человека. Эпштейн считает, что основным параметром, определяющим уровень возбуждения, является ожидание. Тревогу он определяет как "крайне неприятное диффузное возбуждение, следующее за восприятием опасности". Он рассматривает тревогу как неразрешенный страх, который приводит к размытому ощущению опасности. Эпштейн и Фенц изучали людей, занимавшихся парашютным спортом, и обнаружили, что опытные парашютисты испытывают сфокусированное возбуждение, которое помогает им перед прыжком внимательнее относиться ко всему, что связано с этим действием. Новички же, напротив, реагируют на дополнительные стимулы защитной реакцией, поскольку стимуляция вызывает у них отвращение, поэтому они погружены в ожидание предстоящего прыжка. Наиболее интересные исследования Эпштейна касаются взаимосвязи между тревогой и низким уровнем самоуважения. Эпштейн утверждает (и это напоминает представления Гольдштейна о "катастрофической ситуации"), что "крах угрожает целостному представлению о себе, которое имеется у каждого человека". Острые психотические реакции могут способствовать воссозданию нового, более эффективного представления о себе. Эпштейн продолжает: "Острая тревога возникает в ответ на опасность, нависшую над интегративной способностью Я-системы" (комплексный образец поведения, который обеспечивает безопасность личности, защищая ее от тревоги). У человека с низким уровнем самоуважения представления о себе менее стабильны, чем у человека с высоким уровнем самоуважения. Эпштейн развивает свою мысль: "Увеличение уровня самоуважения усиливает ощущение счастья, целостности, энергии, своей полезности, свободы и общительности. Снижение самоуважения усиливает ощущение несчастья, беспорядка, тревоги и ограниченных возможностей".

Ко второй важной области  исследований относятся работы Спилберга, разделившего тревогу на "тревогу-состояние" и "тревогу-свойство". Труды Спилберга  вдохновили других ученых, так что  вслед за ними появились буквально  сотни новых исследований. По мнению Спилберга "тревога-состояние" –  это кратковременная преходящая эмоциональная реакция, связанная  с активизацией автономной нервной  системы. "Тревога-свойство" есть склонность к реакции тревоги, ее можно определить по частоте реакций  тревоги, возникающих за длительный период времени. Многие исследователи  пользовались этой схемой, чтобы отделить возбуждение от стоящей за ним  тревоги. По мнению Спилберга, факторы, влияющие на склонность к реакциям тревоги, следует искать преимущественно  в детстве, во взаимоотношениях с родителями в те моменты, когда ребенка подвергали наказанию. Склонность к реакции тревоги коренится в отвержении ребенка матерью. Норман Эндлер считает, что обе формы тревоги – и "тревога-состояние", и "тревога-свойство – имеют много измерений. Он создал собственную модель тревоги: "Человек-Ситуация-Взаимодействие". По его мнению, тревога является взаимодействием двух факторов: опасности, угрожающей Эго или межличностной ситуации (ситуационный фактор), и уровня межличностной "тревоги-свойства" (личностный фактор).

Третья сфера современных  исследований, представляющая для нас  интерес, касается взаимоотношений  между тревогой и страхом. Эта  тема породила множество теоретических  споров. Теоретики, придающие большое  значение образованию условных рефлексов  и отождествляющие страх и  тревогу, создали различные системы  бихевиористской терапии, основанные на теории обучения. Следует заметить, что эта терапия наиболее эффективна при лечении фобий. Но фобия по определению является кристаллизацией тревоги вокруг какого-то внешнего события, и, по общему убеждению, представляет собой невротический страх, скрывающий тревогу. Не так сложно переместить фокус страха. Но при чисто бихевиористской технике работа со скрытой тревогой вообще не проводится. Моя точка зрения близка к точке зрения Климмеля, который критикует бихевиористов за то, что они отождествляют тревогу и страх. По мнению Климмеля, "экспериментальный невроз" Павлова правильнее было бы назвать тревогой. Условно-рефлекторный страх не может служить моделью тревоги, потому что носит конкретный характер, а тревога по своей сущности есть состояние неопределенное и неуправляемое.

Еще одна группа работ, важных для нашего понимания тревоги, касается исследований людей в реальной жизни. Иона Тейхман изучал реакции людей, получивших известие о смерти членов своей семьи – солдат, погибших во время войны на Ближнем Востоке в 1973 году. Он обнаружил, что родители, жены и дети по-разному реагируют на потерю близкого человека. У родителей возникала в высшей степени индивидуальная реакция тоски, и поначалу они не желали делиться ею с другими. Основной темой многих реакций было стремление сохранить мужество, а также чувство ожесточенности. Несмотря на выраженную отстраненность, длившуюся в среднем около недели, это событие не влекло за собой длительной патологической замкнутости. Вдовы, которые, как и родители, стремились сохранить стойкость, в меньшей мере испытывали ожесточенность. Как правило, они были заняты практическими проблемами и полагались на поддержку окружающих. Дети же скорее реагировали на ситуацию напряженности в доме, чем на конкретную потерю. Из-за того, что дети не могли постоянно сохранять чувство тоски, родители реагировали злостью на их "равнодушие". Эти данные интересно выглядят в свете рассуждений Лифтона о человеке-Протее. Чарльз Форд приводит описания переживаний участников инцидента с судном "Пуэбло", где продемонстрировано, что люди, сохранившие веру в своего офицера, в свою религию или страну, лучше справлялись с чувством тревоги, пребывая в заточении. Более половины опрошенных говорили о том, что тревога была связана с непредсказуемостью поведения их тюремщиков. Форд приходит к выводу, что люди, пережившие эту ситуацию, в качестве защиты использовали мощное вытеснение. Интереснее другое открытие: долговременная психологическая реакция на интенсивную тревогу может быть значительно более сильной, чем реакция острая. Ричард Линн исследовал различия в проявлении тревоги у представителей различных культур, опираясь на такие показатели уровня тревоги, как рост употребления алкоголя, увеличение частоты самоубийств и несчастных случаев.

Исследования взаимоотношений  между изменением условий жизни  и тревогой показали, что любое  изменение привычного стиля жизни, в том числе и улучшение  уровня жизни, требует адаптации  и поэтому часто провоцирует  тревогу.

Исследования когнитивных аспектов тревоги и многоуровневые исследования обычных людей, оказавшихся в ситуации кризиса, помогают нам понять, как много граней имеет феномен тревоги.

1.4 Страх и тревога, вызванные медиапродукцией

Реакция страха на медиапродукцию у взрослых и особенно у детей была и остается предметом одного из направлений в области исследований медиавоздействия. Эффективными при проведении исследований по данной проблеме оказались такие методы, как самоотчет и измерение физиологических реакций. Научный поиск помог выявить несколько важных фактов. Как правило, страх, вызванный медиапродукцией, быстро проходит, однако иногда реакция страха может быть более продолжительной. Реакция страха оказывает парализующее действие на психику только в немногих случаях. Родители обычно не осознают степени страха, переживаемого своими детьми, который вызван воздействием СМИ. Наконец, исследования показали, что до определенной степени детям нравится испытывать страх, вызванный фильмами и другой медиапродукцией.

В 1930-х и 1940-х годах некоторые  ученые под эгидой Фонда Пейна и в рамках исследований феномена массовой паники, вызванной трансляцией радиопостановки романа Г. Уэллса "Война миров", изучали реакцию страха у кинозрителей-радиослушателей. В 1950-х и 1960-х годах исследователи сосредоточились на содержании кинофильмов и телепередач и их пролонгированном воздействии на зрителей.

Исследования, проведенные  в 1970-х и 1980-х годах, помогли выявить  широкую распространенность реакции детского страха, вызванного СМИ. Современные исследования направлены на разработку методов редукции или даже предотвращения реакции страха у детей.

Притягательность устрашающей  медиапродукции можно объяснить  с помощью механизма переноса возбуждения. Под этим подразумевается процесс перенесения физиологического возбуждения, что позволяет зрителям испытывать большее удовольствие от просмотра пугающих сцен. Зрители испытывают страх, несмотря на осознание того, что им не угрожает

опасность. Согласно учению об условных рефлексах, определенные раздражители вызывают соответствующие реакции, а сходные с ними раздражители вызывают подобные, хотя и не столь сильные реакции.

В реальной жизни страх  вызывается тремя категориями раздражителей, которые находят отражение и в СМИ: 1) разного рода опасности и увечья; 2) искажение естественных форм; 3) восприятие опасности и страха через опыт других людей.