Терроризм в асимметричном конфликте на локально-региональном и глобальном уровнях (идеологические и организационные аспекты)

Серьезную помощь в работе над диссертацией оказала научная литература по нескольким направлениям. Это, прежде всего, исследования терроризма как специфической формы социально-политического насилия, в том числе на транснациональном уровне (работы В. Лакера, М. Криншо, Б. Хоффмана, Т.Бъорго, А. Шмида, Дж. Хоргана, А. Мерари и др.), а также труды общетеоретического характера, изучающие причины и условия социально-политического насилия (К. Дойч, Т. Гёр, П. Штомпка, Н.П. Гледич и др.). В исследовании противодействия терроризму, где, наряду с политологами, заметную роль играют криминологи и правоведы, включая специалистов по международному праву, ценным подспорьем были труды Б. Ганора, Р. Инглиша, Р. Крелинштейна, В.В. Петрищева и др.

Учитывая, что та часть литературы по асимметричному насилию, которая посвящена асимметричным конфликтам между государствами, неприменима к изучению терроризма как тактики негосударственных акторов, в том числе транснациональных сетей, особый интерес представляют два направления в литературе конца 1990-х – 2000-х гг. Это, во-первых, работы военных аналитиков в области контрповстанческой стратегии, в том числе в интернационализированных контекстах (например, дискуссии вокруг «доктрины Петрэуса» второй половины 2000-х гг.). Во-вторых, это труды академических, в основном европейских, экспертов по асимметричным и транснациональным аспектам гражданских войн (Ч. Кинга, П. Вальдмана). Различные формы вооруженного насилия в локально-региональных конфликтах 1990-х – 2000-х гг. и процессы их интернационализации и транснационализации активно изучаются также в рамках «теории новых войн» (М. Калдор, М. Даффилд, К. Холсти, Д. Сноу). Дискуссии вокруг этой теории стали примером конструктивного взаимодействия сторонников различных методологических подходов. Скорректировав или опровергнув ряд конкретных тезисов теоретиков «новых войн» на основе анализа статистики соответствующих баз данных, неопозитивисты-номотетики (С. Каливас, Б. Ласина, уппсальская школа во главе с П. Валленстином) одновременно косвенно подтвердили одну из базовых конструктивистских идей. Проведенный ими анализ показал, что в 1990-е – 2000-е гг. наиболее значительные изменения претерпели не столько параметры и характер различных форм вооруженного насилия в мире (которые демонстрируют разнонаправленные тенденции), сколько их восприятие на уровне государств, международных институтов и негосударственных акторов мировой политики и представления о масштабе, интенсивности и характере соответствующих угроз.

Из теоретической литературы по проблемам идеологии влияние на авторское понимание идеологии как сочетания системы взглядов и дискурса, ориентированного на социально-политическую практику, и как политизированной формы социальной репрезентации группы и основы ее активности оказали элементы неомарксистской (Э. Блох, Л. Альтюссер) и умеренно-конструктивистской (Т.Ван Дайк) интерпретаций. Из литературы по различным типам идеологии, наибольший интерес для диссертанта представляли исследования идеологического экстремизма националистического и религиозного типов. В изучении национализма вплоть до 1990-х гг. доминировали различные позитивистские подходы традиционалистского (примордиализм К.Гирца, П.Ван ден Берге, У. Коннора) и модернистского толка (историко-модернизационная теория Э. Геллнера), хотя в трудах ряда крупнейших специалистов в этой области прослеживается попытка синтеза элементов традиционализма и модернизма (Э. Смит) или модернизма и конструктивизма (Э. Хобсбаум). В конце XXв. все более заметную роль в этой сфере стал играть конструктивизм (Б. Андерсон, Р. Брубекер, Д. Хоровиц, в отечественной науке – В.А. Тишков, А.И. Миллер и др.). Вплоть до 2000-х гг. в западной и отечественной литературе вопросам связи религиозного экстремизма с вооруженным насилием отводилась вторичная роль по отношению к этнополитической проблематике. Ситуация начала существенно меняться лишь с обострением в конце 1990-х гг. проблемы транснационального вооруженного экстремизма исламистского толка и ростом интереса к его изучению. При этом наиболее авторитетные востоковеды и исламоведы (например, Ф. Бурга́, Дж. Эспозито, В.В. Наумкин, А.В. Малашенко и др.) убеждены, что связь религиозного экстремизма с вооруженным насилием и, в частности, терроризмом не может быть сведена к манипулятивно-инструментальной. 

В исследовании  организационных  структур террористических акторов  использовалась литература в области так называемых организационных исследований, опирающихся на классическую организационную теорию М. Вебера. В настоящее время в центре теоретических дискуссий в этой области, в том числе применительно к структурам вооруженных негосударственных игроков, находится распространение сетевых форм организации. Наибольший интерес представляют те работы в рамках теории «организационных сетей», которые рассматривают сети в сочетании с другими организационными формами (Д. Ронфельдт, Р. Майнц). В изучении механизмов формирования микроячеек транснациональных террористических сетей используются работы теоретиков «социальных сетей» (М. Кастельс, М. Сэджман).

Научная новизна исследования. 1.В работе выдвинуто и детально обосновано академическое определение терроризма.

2.Предложена оригинальная типология современного терроризма, основанная на а) уровне и масштабе конечных целей террористического актора – локально-региональном или глобальном и б) наличии и степени взаимосвязи его террористической активности с вооруженным конфликтом. Переосмыслено понятие супертерроризма, основным критерием определения которого предложено считать неограниченный, глобальный характер конечных целей террористического актора, а не уровень используемых им технических средств.

3.Впервые выдвинута двусторонняя трактовка асимметричного противостояния между государством (группой государств) и негосударственной группировкой или транснациональной сетью как одновременно силовой, статусной, идеологической и организационно-структурной асимметрии.

4.Особенности идеологических и организационных систем негосударственных вооруженных акторов рассматриваются в качестве основных предпосылок их перехода к террористическим методам. Эти предпосылки связаны с особенностями самого актера («агента») и более специфичны именно для терроризма как одной из тактик вооруженного противостояния, чем фундаментальные причины социально-политического насилия в целом. 

5.Роль радикально-националистической составляющей в идеологии организаций, применяющих террористические методы на локально-региональном уровне, проанализирована в контексте не только этносепаратистских конфликтов, но и противостояния, связанного, в первую очередь, с сопротивлением иностранному вооруженному вмешательству. Предложено специфическое объяснение перехода этносепаратистских движений именно к террористическим методам, связанное с резким несоответствием завышенных представлений о достижимости их конечных целей, диктуемых соответствующей идеологией, и крайне ограниченными шансами на реализацию этих целей. Выявлены особенности идеологий «национального сопротивления» в интернационализированных конфликтах начала XXI в. в мусульманских странах, главной из которых является интеграция идеологического радикализма религиозного и националистического толка.  

6.Сравнительный анализ статистики по террористической активности группировок различных мотивационно-идеологических типов подтверждает, что наиболее радикальная и транснационализированная версия исламского экстремизма стала ведущей идеологией терроризма на глобальном уровне. В то же время на локально-региональном уровне, по крайней мере, не менее распространенными и влиятельными среди вооруженных негосударственных игроков являются идеологии радикально-националистического толка и распространены смешанные идеологические формы.

7.Предложенное объяснение роли религиозно-идеологического экстремизма в мобилизации и обосновании терроризма на локально-региональном и глобальном уровнях не ограничивается критикой чисто инструменталистского подхода и основано на сочетании квазирелигиозных характеристик и функций идеологии этого типа с ее специфическим дискурсом и религиозным морально-этическим императивом.

8.Идеологические и организационные аспекты терроризма в асимметричном конфликте рассматриваются как по отдельности, так и в комплексе. В опровержение резкого противопоставления традиционных типов терроризма современному сетевому супертерроризму, доказано распространение сетевых элементов в организационных системах террористических игроков разных типов на уровнях от локального до глобального. Проведен сравнительный анализ основных типов террористических акторов смешанного националистического/ исламистского толка. Подтверждена ведущая роль идеологии как организующего принципа и связующей основы автономных ячеек сетевых террористических игроков, а для обозначения их организационного типа введено понятие функционально-идеологической сети.

9.Дано объяснение нетипичной для стандартных сетевых структур повышенной степени координации действий, которую демонстрируют множественные автономные ячейки транснационального движения «глобального джихада», вдохновленного аль-Каидой. Рассмотрены специфические характеристики этого движения, не свойственные ни сетевым, ни иерархическим организационным формам.

10.Выявлена специфика антитерроризма по сравнению с другими задачами в области безопасности и предложены пути нейтрализации идеологических и организационных аспектов наиболее распространенных и опасных форм терроризма на локально-региональном и глобальном уровнях.

11.Ввод в отечественный научный оборот значительного объема статистики и критический анализ связанных с ней методологических проблем позволили провести анализ глобальных тенденций в развитии терроризма и сопоставить их с тенденциями в динамике конфликтов и других форм вооруженного насилия.

Практическая значимость. Материалы и выводы диссертации могут использоваться во внешней политике России, прежде всего, в тех регионах мира, которые в начале XXI в. лидировали по уровню террористической активности (на Ближнем и Среднем Востоке, в том числе в контексте интернационализированных конфликтов в Ираке и Афганистане). Диссертация также помогает лучше вписать отечественный опыт противодействия терроризму в общемировой контекст, а ее материалы могут быть использованы как в рамках дальнейшей разработки российской антитеррористической стратегии, так и для выработки специальными службами более конкретных рекомендаций в этой сфере. Наконец, ряд выводов (например, относительно необходимости корректировки программ предотвращения радикализации мусульманских диаспор) имеют значение и для международных организаций и зарубежных государств, в частности, европейских. На основе материалов диссертации подготовлены аналитические справки и прогнозы для правительства и администрации президента РФ. Публикации по теме диссертации используются в качестве материалов учебных курсов в российских и зарубежных вузах – Московском, Санкт-Петербургском и Томском государственных университетах, Государственном университете – Высшей школе экономики, Университете Нотр-Дам, Колумбийском университете и Монтерейском институте (США), Европейском университете проблем мира (Австрия), Университете Сан-Андрес (Аргентина).

Апробация результатов  исследования. Основные положения диссертации апробированы в рамках международных научно-исследовательских проектов, в том числе под эгидой Университета ООН и Стокгольмского института проблем мира и обсуждались на российских и международных семинарах и конференциях: «Коренные причины терроризма» (Норвежская академия наук, Осло, 2003 г.), «Международный терроризм и конфликты» (Санкт-Петербургский университет, 2004 г.), «Исламистский терроризм: тенденции и угрозы» (Университет Ортега-и-Гассет, Мадрид, 2004 г.), «Национальные и коллективные ответы на новые угрозы и вызовы в Центральной Азии» (Центр стратегических и политических исследований при Институте Востоковедения РАН, Москва, 2005 г.), «Борьба с терроризмом и защита прав человека» (Германское общество внешней политики, Берлин, 2006 г.), «Европейские подходы к борьбе с терроризмом» (Зальцбург, 2006 г.); «Ислам и арабский национализм» (Александрия, Египет, 2007 г.), на ежегодной конференции Центра изучения терроризма Университета Сент-Эндрюс (Лондон, 2008 г.), а также на антитеррористических саммитах в Мадриде (2005 г.) и Нью-Йорке (2010 г.). Диссертация обсуждена на расширенном заседании Отдела международно-политических проблем ИМЭМО РАН 23 июня 2010 г. и рекомендована к защите с учетом замечаний.

По теме диссертации  опубликовано более 100 научных работ общим объемом более 160 печатных листов, в том числе шесть индивидуальных авторских монографий на русском, английском и испанском языках объемом более 80 п. л., две коллективные монографии на русском и английском языках (в соредакторстве и соавторстве) и двенадцать статей в ведущих рецензируемых журналах из перечня ВАК Минобрнауки России, включая три публикации в журналах из перечня Social Sciences Citation Index. Монографии по теме диссертации и связанным с ней вопросам стимулировали дискуссии в российских («Мировая экономика и международные отношения», «Азия и Африка сегодня», «Латинская Америка») и зарубежных научных журналах (“Democracy and Security”, “Global Crime”, “The Middle East Journal”, “Survival”). Публикации по теме диссертации послужили основой для включения диссертанта в 2007 г. в состав редколлегии ведущего мирового научного журнала по проблемам терроризма “Terrorism and Political Violence” .

Структура диссертации. Работа состоит из введения, шести глав, заключения, списка источников и литературы и списка принятых сокращений. Графический материал включает четырнадцать графиков.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность изучения идеологических и организационных аспектов терроризма в асимметричном конфликте на локально-региональном и глобальном уровнях, оценивается степень разработанности темы, определяются объект, предмет, цели и задачи исследования, проводится обзор его теоретико-методологической базы, источников и литературы, раскрывается научная новизна и практическая значимость работы.

В первой главе – «Терроризм как тактика асимметричного конфликта» – терроризм определяется как преднамеренное использование насилия или угроза его применения со стороны негосударственных игроков против гражданских лиц и других некомбатантов ради достижения политических целей путем давления на государство и общество (или группу государств, международную организацию и даже мировое сообщество). В основе этого определения – политические цели (в отличие от материальных целей криминального насилия), гражданское население и объекты как oсновные мишени терактов (в отличие, например, от партизанских ударов по регулярным государственным или международным военным формированиям и силам безопасности) и асимметричная природа терроризма. Она состоит в том, что главная задача теракта выходит за рамки его непосредственных жертв и прямого ущерба. Теракт служит катализатором более широкого общественно-политического резонанса, который необходим террористам для дестабилизации и давления на их основного – статусного и более сильного – противника. Стремление террористов преодолеть заведомую асимметрию в области силы и статуса, создать иллюзию «сопоставимости» влияния и ресурсов с их «системным» оппонентом, используя общественно-медийный эффект от ударов по гражданским целям, объясняет, почему терроризм является специфической тактикой именно негосударственных игроков и почему его следует отличать, например, от государственного террора.