Политические теории Макиовелли

Читатели  Макиавелли всегда обращали и обращают внимание (что вполне естественно), на оправдание в трактате - вопреки  общепринятой морали - насилия и  обмана, «животной» природы государя. Тем более что сам автор  уделяет этому больше всего доводов  и слов. Но очень важно понять, что упоминания и о другой, «человеческой», благой и законной стороне государственной  деятельности, никоим образом не имеют  характера риторической уловки, пустой отговорки. Теоретически равно необходимы обе «природы»: чтобы государь предстал в образе Кентавра. Ведь без такой  двойственности исчезло бы универсальное  умение «употреблять» свои добродетели  и пороки.

После уже  приводившейся фразы, что «если... добродетелями обладают и следуют  им всегда, то они вредны; но если государь производит впечатление обладающего ими, то они полезны», далее значится:

«Иначе говоря, надо казаться сострадательным, верным слову, милостивым, искренним, набожным, и быть им на самом деле; но сохранять  в душе готовность, если понадобится, не быть таковым, чтобы ты мог и  сумел изменить это на противоположные качества».

Ответ состоит  не в том, что Макиавелли проповедовал какое-то неслыханное, дьявольское  лицемерие, дело в том, что, по мысли  Макиавелли, «мудрый государь» вообще вовсе не лицемерен. Идеальный государь, который видится Макиавелли, действительно щедр, прямодушен, сострадателен и т. п., и он же действительно скуп, хитёр, жесток.

Конечно, Макиавелли многократно напоминает, что правитель, желающий неуклонно следовать добру, неизбежно потерпит поражение, ибо  люди по природе злы; если же он прибегнет  к насилию и обману, то сумеет победить и упрочить власть во благо  тому же народу. Этот мотив в трактате есть. Но отнюдь не выбор в пользу зла составляет глубинную коллизию «Государя». Такого абсолютного выбора Макиавелли вообще не делает. Правда, автор, не дрогнув, высказывается за порочное поведение политика, если оно сулит  успех. Набрать у Макиавелли соответствующих, внушающих нам отвращение цитат  несложно. Но их нельзя по-настоящему истолковать  вне цели и смысла его идейного построения в целом.

В 19-й главе  Макиавелли разбирает три примера  добродетельных римских императоров  и четыре примера императоров  порочных. «Марк, Пертинакс и Александр были все людьми скромного образа жизни, любили справедливость, ненавидели жестокость, прилежали милосердию и благости - и все, кроме Марка, кончили, плохо. Только Марк прожил жизнь и умер в величайшем почете» . Впрочем, ему не нужно было домогаться власти, он ее унаследовал - и сумел прочно удержать, «внушив почтение своими многочисленными добродетелями» солдатам и народу, так что «не было никого, кто его ненавидел бы или презирал». Но в другом случае: распущенные преторианцы не захотели сносить честную жизнь, к которой их принуждал Пертинакс, и убили его. Доброта Александра была такова, что за 14 лет правления он не казнил ни одного человека, зато сам был убит мятежными войсками.

«Нужно заметить: добрыми делами можно навлечь  на себя ненависть точно так же, как и дурными».

Далее Макиавелли переходит к образчикам иного  рода. «Если вы рассмотрите теперь, напротив, качества Коммода, Севера, Антонина Каракаллы и Максимипа, то найдете, что они отличались крайней жестокостью и хищностью, и все, кроме Севера, кончили, плохо» . Там преуспел один из троих, здесь один из четверых; статистика, если можно так выразиться, даже не в пользу порока...

О добродетельнейшем Марке Аврелии, философе на троне, Макиавелли отзывается с уважением. Север, который «вел себя, то как свирепейший лев, то как хитрейшая лиса», - человек в его глазах тоже заслуживающий восхищения. Вот два государя, которые действовали противоположными способами, но оба восторжествовали. А также: вот правители, которые действовали одинаково, но один победил, другие проиграли. Каждый поступал в соответствии со своим характером, но обстоятельства всякий раз были несходные.

Кому же должен подражать «мудрый государь», Марку  или Северу? «...Новый государь в  новом государстве не может подражать  действиям Марка и ему незачем  уподобляться Северу; но ему следует  заимствовать у Севера те качества, которые необходимы для основания  государства, а у Марка - те достойные  и славные качества, которые пригодны для сохранения государства, уже установившегося и прочного» . Значит, ни Север, ни Марк, ни сплошной порок, ни стойкая добродетель - сами, но себе еще не пример государственного человека.

Макиавелли  пишет: «Пусть никто не думает, будто  можно всегда принимать безошибочные решения, напротив, всякие решения сомнительны; ибо в порядке вещей, что, стараясь избежать одной неприятности, попадаешь  в другую. Мудрость заключается только в том, чтобы, взвесив все возможные  неприятности, наименьшее зло почесть за благо» . Нет абсолютных решений, нет, безусловно, полезных способов поведения. Выбрать в каждый момент наименьшее зло - это и значит быть универсальным, объемлющим в себе все человеческое, впрочем, не актуально, а про запас, до востребования.

Итак, нужен  «редкостный человек»... И если Государь, в конечном счете, не милостив, не жесток, не коварен, не прямодушен, не щедр, не скуп, а таков, каким требуют быть меняющиеся обстоятельства,- это никоим образом не означает просто обезличенности. Государственная «мудрость» нуждается  в особой концентрации личных дарований. «Государю, прежде всего, следует каждым поступком создавать впечатление  о себе, как о великом и знаменитом человеке».

Надо исходить «из себя». В интеллектуальном отношении - и во всех отношениях. «...Только те способы защиты хороши, надежны и  прочны, которые зависят от тебя самого и от твоей доблести». Соответственно те, кто потерял власть, пусть  винят в этом себя. Воспользоваться  шансами, которые время от времени  предоставляет фортуна, способен только какой-то необыкновенный, господствующий над собственной природой, не зависящий  от себя и вместе с тем всецело  исходящий из себя индивид.

У всех на слуху, что, по Макиавелли, «цель оправдывает средства». Макиавелли действительно высказал нечто подобное.

Очень легко  возразить и тысячу раз возражали, что самая наилучшая цель пятнается, извращается дурными средствами, поскольку цель заложена уже в  средствах, средства же входят в химический состав цели, они системно нераздельны  и пр. Все это элементарно и  справедливо. Однако у Макиавелли настоящая  и, пожалуй, совершенно новая проблема не в том, что Государь должен, если надо, прибегнуть к насилию, обману, но в том, что, когда он прибегает  к милосердию, это тоже расчетливая  политическая акция, а не органика индивидуального  поведения. Личность правителя выступает  в качестве средства, как бы он себя ни вел. Политика, по Макиавелли, делает необходимым такое превращение, а это бесконечно глубже, чем выбор  между честным или бесчестным средством.

У Макиавелли - пожалуй, именно благодаря тому, что  вопрос был поставлен в пределах узкой политической целесообразности, а не в метафизическом плане - политик  пугающе свободен от всего, что могло  бы ограничить его индивидуальное веление, от бога, от принятой морали, от собственной  природы, от всего, кроме обстоятельств. Зато эта же невиданная свобода превращает его потенциально во все то, чем  новоевропейская история и культура позволят стать отдельному человеку.

Итак, поскольку  автор «Государя» создал поразительную  модель индивида, который совершенно свободен по отношению к себе и сам решает, как себя вести, каким ему быть в конкретной обстановке, по исходному определению это нечто весьма нам знакомое, напоминающее об идеализованном гуманистическом индивиде, способном «стать тем, чем хочет».

Но гуманисты  брали «доблестного» и «героического» человека наедине с собой (а также  в абстрактно-риторическом отношении  к общине и согражданам, в сосредоточенных  творческих занятиях или посреди  более или менее условной «деятельной  жизни», в пасторальных грезах или, может быть, в кругу семьи), а Макиавелли размыкает этого индивида и грубо швыряет в поток истории.

Макиавелли, кажется, единственный, кто в ренессансной культуре, низведя «универсального  человека» до «государя», тем самым  придал нарождающейся личности это  неожиданное экспериментальное  измерение. Мимо жестких соображений  флорентийца не мог, начиная с Шекспира, Сервантеса и Спинозы, пройти никто, кого волновало испытание индивидуальной жизни и души социальной практикой. Не случайно трактат о «Государе», невзначай оброненный уходящей ренессансной эпохой, стал знаменитым и насущным уже за ее пределами. В конечном счете, Макиавелли не столько исказил или сузил центральную проблему гуманизма, сколько радикально преобразил ее и вывел через узкую протоку Возрождения непосредственно на просторы культуры последующих веков, включая, конечно, и наш трагический век.²

3. ПОНЯТИЕ «МАКИАВЕЛЛИЗМА»

Макиавеллизм - образ, схема политического поведения, пренебрегающая нормами морали для достижения политических целей. Отличительной особенностью макиавеллизма, его основанием является тезис: «цель оправдывает средства», когда ради достижения поставленных целей считаются оправданными и приемлемыми любые средства, включая вероломство, коварство, жестокость, обман политического противника.³

Главным механизмом борьбы за власть и ее осуществлением является сила. Именно сила позволяет  гарантировать стабильность власти, а при ее утрате трудно возвратить власть. Основа власти государя - хорошие  законы и хорошее войско. Страсть  к завоеваниям - дело естественное и  обычное, а «крепкая и решительная  власть никогда не допустит раскола». Макиавелли довольно подробно описывает  правила, которыми руководствуется  государь в зависимости от обстоятельств  и времени правления, стадий борьбы за власть и пользования властью. При этом он выделяет негативные и  положительные качества государя, условия  их взаимопревращения друг в друга. Так, на пути к власти щедрость необходима, а при достижении власти она вредна. Государю следует избегать следующих  пороков: презрения и ненависти  подданных, злоупотребления милосердием  и других. Презрение возбуждается непостоянством, легкомыслием, изнеженностью, малодушием и нерешительностью. Государь наделяется и набором положительных  качеств: верность данному слову, прямодушие, неуклонная честность, сострадательность, милостливость, искренность, благочестивость, великодушие, бесстрашие, мудрость и др.

4. МАКИАВЕЛЛИЗМ И СОВРЕМЕННОСТЬ (ПРОБЛЕМЫ МОТИВАЦИИ ЛИДЕРОВ)

Конкретные  исследования показывают, что властолюбие  или карьеризм далеко не всегда являются единственными или главными движущими  силами вхождения человека в политику и его дальнейшей деятельности в  данной сфере. Политики, воплощающие  подобную мотивацию, так сказать, в  «чистом», законченном виде, обычно легко распознаются общественным мнением (или хотя бы наиболее проницательной его частью) и как бы выделяются им в особую категорию. Таких деятелей отличают явные черты поведения: цинизм, вероломство, неразборчивость  в средствах, жестокость. В политологии  и политической психологии их относят  к макиавеллическому типу лидеров (по имени флорентийца Никколо Макиавелли, рекомендовавшего в XVI в. именно такую линию поведения современным ему властителям). Г.Г. Дилигенский.

В политико-психологической литературе важнейшим мотивационным источником лидерства обычно признается потребность во власти. С этим тезисом, вероятно, согласится большинство людей, весьма далеких от научных политологических исследований и изысканий. Борьба за власть - явная или тайная - пронизывает политическую жизнь любого общества. Многие авторы считают стремление к власти присущим биологической природе человека, заложенным в его генах. Они располагают убедительным доказательством - ведь ожесточенная борьба за лидерство в группе происходит и в животном мире.

Подобный  подход к психологии лидерства при  всей внешней бесспорности, разумеется, не может решить проблему его мотивации. Скорее он ставит новые вопросы. Во-первых, стремление к власти у одних людей  сильнее, чем у других; у многих оно вообще отсутствует. Понять причины  этих различий необходимо хотя бы для  того, чтобы выяснить, кто и почему становится политическим лидером. Во-вторых, даже на уровне обыденного сознания власть не признается единственно возможной  целью политиков. Весьма обычное  в сегодняшней российской прессе и общественном мнении осуждение  политиков за то, что они думают только о власти, а, скажем, не о благе  народа, равносильно признанию, что  хотя бы в принципе у них могут  быть и иные, менее своекорыстные  цели. Если это так, важно понять, как потребность во власти взаимодействует в психологии лидера с другими мотивами и с какими именно.

Сильную потребность  во власти, присущую потенциальным  и реальным лидерам, проще всего  объяснить их врожденными индивидуальными  особенностями. И действительно, исходя из здравого смысла невозможно отрицать, что условием достижения и осуществления лидерства является какой-то минимальный набор природных задатков: организационные способности, воля, сила убеждения, быстрота реакции, стиль общения и т. д., хотя, как мы уже видели, этот «набор» различен в различных социально-исторических условиях. Способности же, как известно, трансформируются в потребности: человек, способный осуществлять власть, испытывает потребность в ней. Однако в ходе своего развития политико-психологическая наука вышла за рамки «генетического» подхода. С 30-х годов на исследование психологических предпосылок лидерства значительное влияние оказывают идеи фрейдистского психоанализа. Они побуждают искать эти предпосылки в условиях первичной социализации личности, в отношениях ребенка с непосредственной социальной средой.

Так, в работах  американского психолога Г. Лассуэла доказывается, что психологической основой политической деятельности является бессознательное вытеснение «частных конфликтов», пережитых личностью, в сферу общественных объектов и последующая их рационализация в понятиях общественных интересов. По мнению этого автора, проявляющаяся во все более сильной форме потребность во власти имеет компенсаторное происхождение: обладание властью психологически компенсирует ущербность, фрустрацию, испытываемую личностью. Иллюстрацией к этим тезисам может служить высоко оцениваемая в США биография президента В. Вильсона. Стремление Вильсона к власти и характерные черты его политического стиля: жесткость позиций, неумение идти на уступки и компромиссы авторы выводят из отношений будущего президента с суровым и требовательным отцом. Эти отношения, сочетавшие идентификацию с отцом и подавленную враждебность к нему, породили в психике Вильсона фрустрацию, которую компенсировало жесткое осуществление власти.