Система и метод философии Гегеля

       Абсолют у Гегеля выступает как некий круг кругов. Он проходит три стадии: Идея, Природа, Дух. Идея (чистая рациональность, субъективность) содержит в себе принцип саморазвития, в силу которого она в самоотчуждении сначала объективируется в Природу, а затем, через отрицание отрицания, возвращается к себе самой в Духе.

       Таким образом Гегель делит философию на: 1) логику; 2) философию Природы; 3)философию Духа.

       В «Философии права» Гегель писал: «Все действительное разумно, и все разумное – действительно»[10]. Получается, что Идея неотделима от реального и действительного бытия, причем реальное или действительное есть само развитие Идеи, и наоборот. Гегель пояснял свои утверждения религией, когда та утверждает, что миром правит Божественное провидение, что все происходит по воле Божьей и что нет ничего более реального, чем Бог.

       По Гегелю ничто не случается, помимо Абсолюта, но все есть его неустранимый момент. «Сущее и должное совпадают», исходя из философии Гегеля, и это означает, что есть то, что должно быть, ибо все существующее не что иное, как момент Идеи и ее развития.

2.3. Диалектика как высший закон реального

       Отношение Гегеля к романтизму вызывало горячие споры. Гегелевская концепция реальности и Духа выросла из романтического мировоззрения, но последнее получило окончательную завершенность и было определено. По Гегелю бесконечно романтическое устремление или “Streben” освобождено от неопределенности, совпадает с самореализацией и самопознанием Духа.

       Резко философ полемизирует с претензией романтиков на непосредственное постижение Абсолюта. Он оспаривает «веру», как способ непосредственного достижения Абсолюта. Правы романтики в стремлении перешагнуть границы собственного ума, который, несмотря на все свои аналитические приемы и дедуктивные возможности, неспособен одолеть пределы конечного, а значит, и не может удержать бытие и истину, которые бесконечны. Но бесконечное не постигается чувством, интуицией или верой, которые ненаучны. Следовательно необходимым является преодоление «неметодичности» чувства и душевного порыва; обязательным условием при этом является новый «метод», который сделает возможным постижение Абсолюта именно «научным» путем.

       Задача, которую ставит перед собой Гегель, в отличие от романтиков и предшественников идеалистов: «Моим намерением было – способствовать приближению философии к форме науки – к той цели, достигнув которой она могла бы отказаться от своего имени любви к знанию и быть действительным знанием»[11]. Такой метод Гегель находит в диалектике. Исходно в античности диалектикой называли умение вести беседу, спор. Диалектический метод пронизывает все разделы гегелевской системы философии. Диалектику, или метод развития, согласно Гегелю, следует понимать как методическое обнаружение и разрешение противоречий, содержащихся в понятиях. Она становится для философа орудием, с помощью которого он придает строгую форму безотчетным порывам романтиков. Проще говоря, диалектика превращается у Гегеля в систему научного метода.

       Как уже отмечалось ранее, диалектика является открытием древних. Рожденная в лоне элейской школы ( в основном благодаря Зенону), она достигла своих вершин в трудах Платона. В Новое время ее использовал Кант в «Критике чистого разума», но ограничил ее уровнем систематического развития антиномий - противоречащих друг другу утверждениях о космологических идеях, остающихся неразрешенными, и лишил тем самым ее познавательного значения («Диалектические рассуждения Канта в разделе об антиномиях чистого разума не заслуживают, правда, большой похвалы, если присмотреться к ним пристальнее, как мы в дальнейшем это сделаем в настоящем произведении более обстоятельно; однако всеобщая идея, из которой он исходил и которой придавал большое значение, - это объективность видимости и необходимость противоречия, свойственного природе определений мысли; прежде всего, правда, это касалось того способа, каким разум применяет эти определения к вещам в себе; но ведь именно то, что они суть в разуме и по отношению к тому, что есть в себе, и есть их природа»)[12]. Пробуждение интереса к греческим мыслителям придало новый вес диалектике как высшей форме познания, что уже было с Платоном. (Именно Гегелю, что очень важно, принадлежит заслуга выдвижения на передний план так называемых диалектических диалогов Платона – «Парменида», «Софиста» и «Филеба», - на которые до того почти не ссылались и которые после Гегеля были признаны основополагающими.)

       Так или иначе, между классической и гегелевской диалектикой имеется как немаловажное совпадение, так и существенное различие. Древние, по мнению Гегеля, далеко шагнули в поиске научного подхода, сумев подняться от частного к всеобщему. Платон доказал ущербность чувственного познания как просто «мнения» и возвысился до мира Идей; Аристотель, между тем, указал путь приведения всего частного ко всеобщему понятию. Однако Гегель считал Идеи Платона и аристотелевские понятия застывшими и затвердевшими. Учитывая, что реальность – это становление, движение и динамика, он показал необходимость реформировать диалектику, дабы повысить ее действенность.

       Необходимо было наделить движением сущности и всеобщее мышление, что знали уже античные писатели. «Через такое движение, - пишет Гегель, - чистые идеи превращаются в понятия и лишь тогда становятся тем, чем действительно являются: самодвижением, кругами духовных начал. Это движение чистых сущностей также составляет в целом природу научности»[13]. Таким образом, в центр диалектики ставится ничто иное, как движение. Причина этого ясна, так как известно, что движение – это сама природа Духа, движение – удержание от распада, жизненная сила бытия. Поэтому Дарио Антисери и Джованни Реале в своем труде называют диалектическое движение ничем иным, как «определенного рода круговым или спиралевидным движением с триадическим ритмом».

       Понимание «трех сторон», или моментов диалектического движения, во многом проясняет подлинную и глубинную основу мышления Гегеля. В упрощенной форме эти три момента обозначаются следующими терминами: 1) «тезис»; 2) «антитезис»; 3) «синтез». Гегель пользуется ими в редких случаях и отдает предпочтение более сложному языку. Первый момент он называет «абстрактной, или рассудочной, стороной»; второй определен как «диалектическая», или негативно разумная, «сторона»; третий обозначен как «спекулятивная, или позитивно разумная, сторона».

       1. Рассудок – это главным образом способность, которая абстрагирует определенные понятия и фиксируется на определенности последних. Он различает, разграничивает, останавливаясь на определениях, которые находит в какой-то степени окончательными. В «Большой энциклопедии философских наук» Гегель пишет: «Работа рассудка вообще заключается в придании его содержанию формы всеобщности, причем всеобщее, обоснованное рассудком, есть абстрактное всеобщее, которое в таком качестве жестко противопоставляется частному, но в то же время и само по себе определяется как частное. Рассудок, действуя в плане разграничения и абстрагирования своих предметов, выступает как противоположность непосредственной интуиции и ощущениям, которые по своей сути относятся к конкретному и не выходят за его рамки»[14]. Гегель не скупился на похвалы рассудка и должна начинать именно с нее. При всем при том рассудок дает неадекватное познание, замкнутое в границах конечного (либо «дурной бесконечности»), в застывших абстракциях, вследствие чего становится жертвой противоречий, которые сам же создает в процессе различения и разграничения. Следовательно, философское мышление должно выйти за пределы рассудка.

       2. Выход за грани рассудка есть особое свойство «разума», имеющее как «отрицательный», так и «положительный» момент. Отрицательный момент, называемый Гегелем диалектическим в узком смысле (диалектика в широком смысле охватывает все три описываемых момента), состоит в расшатывании застывшего рассудка и его продуктов. Всякое определение рассудка обращается в свою противоположность.  Понятие «единого»  при выведении его из абстрактного состояния застылости сразу же показывает свою тесную связь с понятием множественного. В этом смысле понятия «схожего» и «отличного», «равного» и «неравного», «конечного» и «бесконечного» похожи. Более того, каждое из этих диалектически рассмотренных понятий на поверку обращается в свою противоположность и почти растворяется в ней. Гегель писал: диалектика «является тем имманентным (внутренним) выходом за пределы, в котором односторонность и ограниченность определений рассудка выражаются через суть, т.е в собственном отрицании. Всякое конечное выступает как отрицание себя самого. Вот почему диалектика – это движущая сила научного развертывания мысли и тот единственный принцип, который вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость, так что в нем заложена подлинная, а не кажущаяся способность подняться над конечным»[15]. При этом Гегель подчеркивает, что диалектический момент присутствует в каждом состоянии бытия и вовсе не является прерогативой философского мышления. Он считал, что все может быть осмыслено как предмет диалектики, исходя из того, что человек знает, что любое конечное изменчиво и переходящее, а это не что иное, как диалектика конечного, т.е конечное как вещь в себе будет выходить из того состояния, в котором оно находится и превращаться в собственную противоположность. К примеру, дитя должно прекратить существование как дитя, обратившись в свою противоположность, чтобы стать взрослым; семя должно превратиться в свою противоположность, т.е умереть как семя, чтобы стать побегом.

       3. «Спекулятивный», или «положительно-разумный», момент есть постижение единства противоположных определений, или положительное, возникающее в результате разрешения противоположностей. «Спекулятивный элемент в его истинном смысле содержит в себе уже разрешенными те противоречия, на которых останавливается рассудок; тем самым он доказывает свой конкретный и всеобщий характер»[16].

2.4. «Спекулятивный» момент, пространство «спекулятивного», значение «Aufheben», «спекулятивное» утверждение

       Как уже отмечалось ранее, античная мысль овладела первыми двумя ступенями, т.е. рассудочной и разумно-отрицательной, или диалектической, свидетельством чему могут послужить аргументы Зенона Элейского (аргументы против движение – «Дихотомия», «Ахиллес», «Стрела»; аргументы против множественности – «Протагор и Зенон»). При этом древним не был известен «спекулятивный» момент, который философы-идеалисты, предшественники Гегеля, лишь обозначили. Его можно назвать типично гегелевским открытием. «Спекулятивно» есть повторное утверждение положительного через отрицание отрицания в собственно диалектических антитезах, а значит, и возведение позитивного тезиса на более высокий уровень.

       Можно взять в качестве примера состояние чистой невинности – оно будет представлять собой момент (тезис); рассудок фиксирует ее в себе и противопоставляет ей в качестве антитезиса познание зла, выступающего отрицанием невинности (ее противоположность). Таким образом, добродетель является точным отрицанием антитезиса (зла) и восстановлением невинности на более высоком уровне. Такое возможно лишь путем отрицания ее фиксированности, а значит, преодоления антитезиса, что приобретает положительное значение в той мере, в какой преодолевается ее фиксированность.

       Следовательно, «спекулятивный» момент есть некое «снятие», сочетающее в себе одновременную функцию «устранения-и-сохранения». Для выражения «спекулятивного» момента Гегель использовал ставшие широко известными даже в техническом плане термины «aufheben» («снимать») и «Aufhebung» («снятие»). В «Энциклопедии философских наук» он объясняет: «Уместно напомнить о двойном значении нашего немецкого выражения «aufheben» («преодолевать»). «Aufheben», с одной стороны, означает «устранять»: например, какой-то закон или институт могут быть устранены («aufgehoben»). С другой стороны, «aufheben» также означает «сохранить», и в этом смысле с помощью слов «wohl aufgehoben» мы скажем, что что-то хорошо сохранилось. Эта двоякость языкового употребления, когда одно и то же слово имеет отрицательный и положительный смысл, не должна считаться ни случайностью, ни путаницей; напротив, эту двоякость следует признать спекулятивным духом нашего языка, который не ограничивается простой альтернативой «или-или», свойственной рассудку».

       «Спекулятивное» - та вершина, которая достигается разумом, это измерение гегелевского Абсолюта. В «Энциклопедии» Гегель позволяет себе сравнить «спекулятивное» (высшую ступень разумного) с тем, что в прошлом называли «мистическим», иными словами, с тем, что схватывает Абсолют за пределами рассуждающего рассудка. Гегель писал: «Относительно значения спекулятивного необходимо еще раз напомнить, что под спекулятивным следует понимать то, что в прежние времена обычно называли мистическим, особенно в отношении религиозного сознания и его содержания. Когда сегодня говорят о мистическом, то затем, чтобы рассматривать данный термин как эквивалент загадочного и непонятного, причем это загадочное и непонятное одни, в зависимости от собственного воспитания и собственных понятий, считают истинным и подлинным, другие же – предрассудком и иллюзией. В данном случае нужно прежде всего отметить, что все мистическое несомненно загадочно, но только для рассудка, и просто потому, что абстрактность есть принцип рассудка, хотя все мистическое как эквивалент спекулятивного есть конкретная совокупность тех определений, которые для рассудка имеют значение лишь как отдельно взятые и противопоставленные друг другу <…>Как мы теперь видим, абстрактная мысль в столь малой степени постоянна и окончательна, что скорее доказывает собственное непрерывное самоотрицание и превращение в свою противоположность; при этом назначение рационального – удерживать в себе противоположности как мыслительные моменты. В итоге все рациональное следует в то же время определить как мистическое, что означает не более чем способность выходить за рамки рассудка, но что отнюдь не должно расцениваться как недоступное и непостижимое для мысли»[17].

     Таким образом, исходя из гегелевской логики, получается, что философские предложения должны быть «спекулятивными» утверждениями. «Спекулятивное» утверждение, не должно заключать в себе жесткого разграничения субъекта и предиката и, соответственно, должно быть в определенном смысле пластичным. Грамматическая связка «есть» выражает диалектический переход субъекта в предикат. Гегель считал, что лишь наглядность самого движения является спекулятивным представлением.

       Дарио Антисери и Джованни Реале приводят пример, иллюстрирующий данное рассуждение Гегеля. «Когда мы говорим: «Действительное разумно», - в гегелевском «спекулятивном» смысле, мы подразумеваем не то (как в обычной логике), что «реальное» - это жестко устойчивый субъект (субстанция), а «разумное» - это предикат, но, напротив, что «всеобщее выражает смысле реального».