Почему я не солипсист

М.Гарднер

ПОЧЕМУ  Я НЕ СОЛИПСИСТ

Солипсизм –  это безумие, которое выражается в убеждении, что существую только я, какая-то одна личность. Все остальные  части вселенной, включая других людей, являются несущественными вымыслами  ума одного человека, который и  есть единственно реальным. Это почти все равно, что полагать себя Богом, и, насколько я знаю, ни одного настоящего солипсиста вне сумасшедшего дома нет. Зачем, в таком случае, я трачу время на объяснение, почему я не солипсист?

Одна из причин состоит в том, что многие философы утверждают, будто солипсизм невозможно опровергнуть рациональным путем; будто вера в других людей и внешний мир зиждется на некоторого рода "животной вере", или что она просто общепринята, или позволяет не сойти с ума. В последнее время возобновился интерес к таким взглядам, которые хотя сами по себе и не относятся к солипсистским, но тем не менее тесно с ними связаны. Любопытно, что такие взгляды высказываются иногда знаменитыми физиками в связи с философскими интерпретациями квантовой механики. В этой главе я постараюсь распутать многие запутанные вопросы, которые поднимались в старых философских дебатах. [...]

Бертран Рассел как-то вспоминал, что однажды он получил письмо от дамы-логика Кристины Лэдд-Фраклин, в котором она объявляла себя солипсистской. Доктрина эта казалась ей столь неопровержимой, что она не понимала, почему другие философы не становятся солипсистами. Мы все пленники так называемой "ловушки эгоцентризма". Все, что мы знаем о мире, основано на информации, получаемой через наши чувства. Мир нашего опыта – всеобщность всего, что мы видим, слышим, касаемся, чувствуем, иногда называется "феноменальным миром". Ясно, что невозможно ощутить то, что находится за пределами ощущений, испытать больше того, что может быть испытано. Чарльз Пирс изобрел полезное слово для этого феноменального мира. Он назвал его "фанероном".

Какие у нас  основания для веры в то, что  вне нашего личного фанерона существуют какие-то вещи? Давайте с самого начала допустим, что солипсисту невозможно доказать, что вне его фанерона существует что-либо, если под словом "доказать" мы имеем в виду теоремы логики или математики. Ситуация даже хуже. Как часто указывают философы, у солипсиста нет никакого способа доказать самому себе, что он существовал вчера. Ведь может быть и так, что весь его феноменальный мир, включая всю его память, "впрыгнул" в реальность в прошлый вторник. Он не может доказать и то, что он и весь его фанерон будут существовать после четверга. Таким образом, солипсизм съеживается до того, что называется "солипсизмом момента". Одно может быть определенным, а именно "Я существую сейчас" – отправная точка философии Декарта.

Но подождите, даже это не так просто. Может  быть, дорогой читатель, ты всего  лишь продукт сна некоторого бога, подобно тому как Шерлок Холмс – продукт воображения Конан Дойла. Индусы верят, что вселенная, включая меня и тебя, есть сон Брахмы. И она перестанет существовать, как только Брахма проснется. Алиса в Зазеркалье думала, что ей снится Красный Король. Но Король все время спит, и Алисе говорят, что она просто "нечто" из сна Красного Короля. Один студент как-то спросил во время занятий по философии профессора Морриса Коэна, – "Откуда мне знать, что я существую?" На что профессор ответил, – "А кто это спрашивает?"

Поскольку все наше познание мира и других людей мы получаем благодаря информации, поступающей к нам в сознание через фильтр чувств, нет "железного" способа опровержения солипсизма. Под "железным" способом я подразумеваю строго логический подход. Невозможно опровергнуть что-либо, пребывающее за пределами чистой логики и математики, и даже в этом случае все происходит в рамках формальных систем с общепринятыми аксиомами и правилами. Примите аксиомы и правила эвклидовой геометрии, и тогда вы действительно сможете опровергнуть утверждение, что сумма углов треугольника больше двух прямых. Но едва ли большее опровержение, нежели опровержение того, что в полдюжине есть семь яиц.{?} Тем не менее, несмотря на то, что в строгом смысле слова опровергнуть солипсизм невозможно, никто из философов в здравом уме не придерживается этой точки зрения. Почему?

Трудно обсуждать  этот вопрос, не рассматривая его истории. А причина этого проста. Любой  фундаментальный взгляд на любой  метафизический вопрос был так хорошо изложен и мастерски аргументирован великими мыслителями прошлого, что на эту тему почти невозможно сказать что-то новое или улучшить старые аргументы.

Аристотель придерживался  точки зрения здравого смысла, которой  теперь придерживается большинство  людей, – философы, ученые, и просто обычные люди, – что за фанероном есть независимый от него мир "материи". Неважно, что мы понимаем под "материей". Она существовала до появления человека, и будет существовать, когда человек исчезнет. И этот внешний мир служит причиной событий во внутреннем мире наших ощущений, воспринимаемых нами как фанерон. До Аристотеля Платон приводил аргументы в пользу существования не только такого внешнего мира (который производит тени в знаменитой аллегории пещеры), но и в пользу существования, – независимого как от материи, так и от человеческого сознания, – универсальных идей вроде кошачность и число. Для Аристотеля такие универсалии не имеют реального существования, независимого от материальной вселенной, подобно тому как форма вазы не существует без самой вазы. В Средние Века этот вопрос принял форму дискуссии между номинализмом и платонизмом, или платоническим реализмом, сопровождаемой всякого рода изощренными терминологическими тонкостями, в данном случае нас не интересующими. Для нас важно, что средневековые схоласты были "реалистами" в том смысле, что, подобно Платону и Аристотелю, верили в этот огромный "внешний" мир, который пребывает за пределами мира явлений, и который, чтобы быть, не нуждается в нашем восприятии.

Первый великий  исторический поворот в западной философии по этому вопросу связан с именем епископа Беркли (XVIII в.), ирландца англиканского вероисповедания, который провел несколько лет в Ньюпорте, Род Айленд, тщетно пытаясь основать христианский колледж на Бермудах. Hе знаю, много ли студентов Калифорнийского университета в Беркли знают, что этот городок был назван в честь епископа по той причине, что, как нам об этом говорит Б.Рассел, Беркли говорил: "Империя будет развиваться на Запад". Последняя книга епископа была посвящена медицинским свойствам дегтярной настойки (чая). [...]

Легко подшучивать  над философией Беркли, но он защищал  ее с невероятным искусством. Я  прочитал множество более поздних  книг об идеализме, в которых сделано  отнюдь не больше, чем это сделал Беркли, но материал изложен хуже. Чтобы понять аргументацию епископа, следует сказать кое-что о его знаменитом предшественнике Джоне Локке.

Локк также  был добрым англиканцем; но, подобно  ранним христианским философам, нимало не сомневался в том, что Бог сотворил материальный мир независимым от человеческого сознания. Что касается природы материи, Локк (как и И.Кант) охотно допускал, что она трансцендентна и непознаваема. А свойства познаваемой части материи Локк разделил на два класса: первичные и вторичные. Первичные свойства не зависят от восприятий. Например, камень тверд независимо от того, трогаете вы его или нет. Но вот цвет, вторичное качество, зависит от сложного процесса видения. Ночью все кошки серы, а в полной тьме они даже не серы.

Hе отрицая  пользу этого различия, Беркли понял, что в некотором более глубоком смысле все качества оказываются вторичными. Как мы можем знать о твердости камня, пока мы не трогаем его? В самом деле, все, что мы знаем о материальных объектах, поступает к нам от наших органов чувств. Зачем предполагать наличие таинственной непознаваемой субстанции за пределами фанерона?

Одна из причин, по которой Аристотель и схоласты, как и обычные люди и ученые, предполагали это, состоит в том, что это простейшая гипотеза, которая  может объяснить закономерности фанерона. Отвернитесь от дерева, и затем снова посмотрите на него. Оно все еще здесь. Вы ложитесь спать, просыпаетесь, а в комнате все та же мебель. Больше того, различные наши чувства согласуются друг с другом. Куб не только смотрится как куб, но и ощущается как таковой. Мы можем видеть, чувствовать, обонять яблоко. Положите яблоко в холодильник, выньте его через час, и попробуйте его. Оно будет таким же, как и прежде.

Мы, которые не солипсисты, верим, что другие люди существуют. Ну не удивительно ли совпадение, – а оно должно быть удивительным для всех, кто сомневается в существовании внешнего мира, – что все люди видят в существенных чертах один и тот же фанерон? Мы прогуливаемся по одним и тем же улицам одних и тех же городов. Мы обнаруживаем дома на одних и тех же местах. Два человека видят в телескоп одну и ту же галактику. Более того, они усматривают в ней одну и ту же спиралевидную структуру. Гипотеза о существовании внешнего мира, который не зависит от человеческого сознания и сотворен из чего-то, несомненно полезна и подтверждается многовековым опытом. Без преувеличения можно сказать, что эта гипотеза подтверждается лучше, чем какая бы то ни была иная эмпирическая гипотеза. Она настолько полезна, что в ней почти невозможно усомниться, так что сомневаются в ней лишь сумасшедшие и профессиональные метафизики.

Обратите внимание, я ничего не говорил о том, какова сущностная природа внешнего мира; я говорил только о том, что  за фанероном проглядывает нечто, обусловливающее  его сложные закономерности. Беркли никогда не сомневался в этом. Он сомневался, однако, что это "нечто" было материальным, то есть грубым, похожим на камешки. Подобные сомнения находят серьезную поддержку со стороны современной физики. Мы знаем теперь, что материя отнюдь не похожа на камешки. Она больше похожа на чистую математику. Каждая частица рассматривается как волна вероятности в абстрактном многомерном пространстве. В отличие от дерева, она непосредственно не наблюдается. Ее свойства выводятся из сложных экспериментов. Никто не знает сегодня, что представляет собой электрон вне этих свойств, обусловленных природой эксперимента. Все, чего хотел Беркли, это избежать идеи, согласно которой за нашими восприятиями камней, деревьев и воды стоит некая материальная субстанция, подобная камням, деревьям и воде, – состоящая, по-видимому из маленьких твердых частиц, как это утверждали греческие атомисты, – и что эта субстанция для своего существования не нуждается в том, чтобы быть кем-то воспринимаемой, даже Богом. В дополнение к этому, он не видел причины, по которой Бог – Беркли верил, разумеется, в ветхозаветного Иегову, сотворившего небо и землю – должен был бы обременять себя лишними хлопотами сотворения сперва материи, способной существовать самой по себе, а уже затем наделять ее специальной структурой, которая будет причинять фанерон.

В центре представлений  Беркли было глубоко эмоциональное  неприятие точки зрения, согласно которой нечто может существовать без другого, который бы его воспринимал. Это неприятие разделяют многие – я сам испытываю его, – хотя и не все люди. Давайте попробуем понять его. Вообразим вселенную, в которой нет ничего, абсолютно ничего, кроме камешка, подвешенного в пространстве-времени. Есть только один-единственный камешек. Не будет ли беспочвенным, странным, абсурдным, бессмысленным (можете заменить эти выражения любыми другими подходящими словами) утверждать, что такой камень существует. Согласно Беркли, невоспринимаемая материя – это "глупое, бессмысленное нечто". И если это верно в отношении одного невоспринимаемого камешка, разве это не будет истинным также в отношении невоспринимаемых звезд и планет? Я убежден, что именно эта сильная, хотя и неопределенная эмоция, а вовсе не какой-то рациональный аргумент, служит тонким секретом берклианской философии. Мы находим ее сегодня в мнении физика Дж.Уилера, согласно которому вселенная без сознания, ее воспринимающего, "не имеет основания", что равносильно утверждению о ее несуществовании.

Ту же самую  эмоцию берклианского толка выразил  Мигель де Унамуно в своей работе "Трагический смысл жизни": "Чем была бы вселенная без сознания, способного отобразить и познать ее? Что за объективный резон быть без воли и чувства? Для нас это был бы эквивалент ничто – в тысячу раз хуже, чем ничто... И не рациональная необходимость, но сильная жизненная боль толкает нас к тому, чтобы уверовать в Бога."

"Быть, значит  быть воспринимаемым" – это  знаменитое высказывание Беркли... Из этого допущения, если оно  принято, плавно вытекает вся  его философия. Как и Самуэль  Джонсон, епископ превосходно знал, что камни сопротивляются пинку; как всякий материалист, он был уверен, что вне нас есть нечто независимое от нас. Для Беркли это нечто вне нас есть ум Бога. Неважно, что он понимал под умом. Дерево на газоне перед домом, как утверждает старый лимерик, существует и тогда, когда его никто не видит, ибо его видит Бог. Допустите Бога, и тогда весь мир, распавшийся на множество невероятно сложных закономерностей, тотчас восстанавливается, обретает цельность. Единственная разница – вместо утверждения о существовании за фанероном материи да и только, вы утверждаете, что за материей стоит Бог. Схоласты и Локк утверждали, что Бог сначала сотворил материю, а затем использовал ее для построения вселенной, которую мы населяем. Но зачем городить огород? Не проще ли, говорит Беркли, основывать наш фанерон прямо на Боге? На самом деле Беркли оассматривал свою философию как новый способ доказательства существования Бога.

Все объекты  и закономерности во вселенной, по Беркли, являются вневременными идеями в уме Бога. Нет смысла полагать материю (как "немыслящую субстанцию", абсолютно отделенную от Бога) между Богом и нашими умами. Беркли был убежден, что его точка зрения лучше, чем все остальные философии, согласуется с Писанием и здравым смыслом. Разве обычные люди не считают, что воспринимают реальные объекты, а не просто свойства какой-то таинственной субстанции или, говоря современным языком, структуры квантовых волновых систем, пребывающей за воспринимаемыми вещами? Если бы Беркли жил сегодня, он сказал бы, что квантовая механика свела материю к чистой математике, и что абстрактные математические идеи легче воспринимать как мысли Бога, нежели как свойства пустого пространства-времени, то есть свойства ничто.

Когда Джеймс Босвелл  рассказывал, как Джонсон со словами "Я опровергну это следующим образом" изо всех сил пнул камень, он вполне понимал, что Джонсон тем самым нимало не опроверг Беркли. Для Беркли камни тверды точно так же, как и для любого атеиста, полагающего за фанероном немыслящую субстанцию. Вселенная Беркли пребывает "вне нас" точно так же, как вселенные Аристотеля, Аквинского или Локка. Читая этих мыслителей, всякий раз заменяйте слово "материя" или "субстанция" на "ум Божий", и вы постигните эпистемологию Беркли.