«Любить, — говорит  он, — это главным образом отдавание, а не получание. Давание — это  высочайшее проявление силы... Я ощущаю себя изобильным, тратящим, живым, счастливым. Отдавание более радостно, чем получание». Любовь для Фромма не просто чувство, это прежде всего способность отдавать другому силы своей души. Но что значит отдавать? Хотя ответ на этот вопрос кажется простым, он полон двусмысленности и запутанности.

Наиболее широко распространено неверное мнение, что  давать — это значит отказываться от чего-то, становиться лишенным чего-то, чем-то жертвовать. Именно так воспринимается акт давания человеком, стоящим на позициях авторитарной этики и ориентированным на присвоение. Он готов давать только в обмен на что-либо; давать же, ничего не получая взамен, для него значит быть обманутым.

Что же один человек  может дать другому? Он дает себя, самое  драгоценное из того, что имеет, он дает свою жизнь. Но это не обязательно должно означать, что он жертвует свою жизнь другому. Он дает ему свою радость, свой интерес, свое понимание, свое знание, свой юмор, свою печаль — все переживания и все проявления того, что есть в нем живого. Этим даванием своей жизни он обогащает другого человека, увеличивает его чувство жизнеспособности. Причем он дает не для того, чтобы брать взамен: давание само по себе может доставлять чувство наслаждения. Вместе с тем, давая, он вызывает в другом человеке что-то такое, что возвращается к нему обратно: побуждает другого человека тоже стать дающим, и они оба разделяют радость, которую сообща принесли в жизнь. В случае любви — это сила, рождающая ответную любовь. Поэтому истинная любовь — это феномен избытка. Ее предпосылкой служит сила человека, способного отдавать.

Любовь —  это активность, действие, способ самореализации. Активный характер любви можно обосновать как раз посредством утверждения, что любить — значит прежде всего давать, а не брать.

Вместе с тем  любовь — это утверждение и  плодотворность. Она созидательна по существу, она противостоит разрушению, конфликтности, вражде. Причем любовь — это форма продуктивной деятельности. Она предполагает проявление интереса и заботы к объекту любви, душевный отклик, изъявление многообразных чувств по отношению к нему (эмоциональное «резонирование»). То, что любовь означает заботу, наиболее очевидно на примере любви матери к своему ребенку. Никакие ее заверения не убедят нас в том, что она действительно любит, если она не заботится о ребенке, пренебрегает его кормлением, не купает его, не старается полностью его обиходить; но когда мы видим ее заботу о ребенке, мы верим в ее любовь. Это относится и к любви к животным и цветам. «Любовь — это активная заинтересованность в жизни и развитии того, что мы любим» О. Фромм).

Такой аспект любви, как ответственность, есть ответ  на выраженные или невыраженные потребности человеческого существа. Быть «ответственным» — значит быть в состоянии и готовности «отвечать». Любящий человек чувствует ответственность за своих ближних, как он чувствует ответственность за самого себя. В любви ответственность касается, прежде всего, психических потребностей другого человека.

Ответственность могла бы легко вырождаться в  желание превосходства и господства, если бы в любви не было уважения. «Уважение — это не страх и благоговение, это способность видеть человека таким, каков он есть, осознавать его уникальную индивидуальность».

Уважение предполагает отсутствие эксплуатации. «Я хочу, чтобы любимый мною человек рос и развивался ради себя самого, своим собственным путем, а не для того, чтобы служить мне. Если я люблю другого человека, я чувствую единство с ним, но с таким, каков он есть, а не с таким, каким он необходим мне в качестве средства для моих целей».

«Уважать человека невозможно, не зная его: забота и ответственность  были бы слепы, если бы их не направляло знание». Фромм рассматривал любовь как один из путей познания «тайны человека», а знание — как аспект любви, являющийся инструментом познания, позволяющим проникнуть в самую суть.

Таким образом, любовь — это активная заинтересованность в жизни того, что или кого мы любим. Но одновременно любовь — это и процесс самообновления и самообогащения. Подлинная любовь усиливает ощущение полноты жизни, раздвигает границы индивидуального существования. Гегель писал: «Истинная сущность любви состоит в том, чтобы отказаться от сознания самого себя, забыть себя в другом Я и, однако, в этом же исчезновении и забвении впервые обрести самого себя». Поэтому любовь недостижима для тех, кто не стремится развивать свою личность, не стремится достичь продуктивной ориентации. Радость и счастье индивидуально нацеленной любви невозможны без способности сострадать ближнему, без истинной человечности и доброты.

По Фромму, существует несколько видов любви: братская, материнская, эротическая, любовь к себе и любовь к Богу.

Под братской любовью  Фромм понимает любовь между равными, которая основывается на чувстве  единства. «Любовь начинает проявляться, только когда мы любим тех, кого не можем использовать в своих целях», — пишет Фромм. Материнская любовь, по Фромму, — это любовь к беспомощному существу. Эротическая любовь — это то, что мы наиболее часто подразумеваем под словом «любовь», половая любовь мужчины и женщины. О любви к себе Э.Фромм говорит как о чувстве, не испытывая которого невозможно любить кого-то другого. Любовь к Богу Фромм трактует как основу всех видов любви, как прародительницу родительской и эротической любви. Он говорит о ее сложной структуре и взаимосвязях со всеми гранями человеческого сознания. Но в этом, наверное, с ним можно поспорить, так как существуют люди, не ощущающие потребности в любви к Богу, однако они становятся замечательными родителями, любящими супругами, великолепными друзьями. Возможно, потому, что они исповедуют другую религию — религию Любви.

Абсолютно полная, всеохватывающая любовь органически включает в себя все виды любви. Но среди них наиболее соблазнительным и, как это ни парадоксально, наиболее труднодоступным является тот вид, который мы называем {эротической любовью} — любовь двух людей друг к другу, любовь, жаждущая полного слияния, единства с любимым человеком. Она по своей природе исключительна, и поэтому существует не только в единстве с остальными видами любви, не только как высшая моральная ценность, но и как реальное земное отношение и влечение, как относительно самостоятельное стремление и потребность. И при этом сама она столь разнообразна и непредсказуема, что нуждается в отдельном анализе.

Нигилистическая критика, заповеди любви

С наиболее резкой критикой заповеди любви, как и христианской этики в целом, выступил Ф. Ницше. На первый взгляд, в критике Ницше доминирует морализирующий нигилизм: он резко отвергает заповедь любви и вытекающие из нее добродетели как продукт слабости духа, малодушия и хитрости, «восстания рабов в морали». Однако в своей критике Ницше помимо нигилизма выразил и героическую (в этическом контексте), и политическую (в более широком контексте) точку зрения. В разных вариантах ее высказывали Аристотель, Макиавелли, Гоббс и др.: не отвечая злом на зло, человек демонстрирует свою слабость; не оказывая сопротивления несправедливости и злу, человек проявляет пассивность, готовность подчиниться злу; давая же отпор несправедливости, он обнаруживает свое мужество, свою независимость. Зло агрессивно, и, значит, сопротивление не может быть иным, как проявляющим силу. Ницше выразил эту точку зрения не только последовательно, но и страстно. Влиянием Ницше объясняется ее распространенность с конца XIX и до середины XX в.

Заповедь любви  так воспринимается и интерпретируется в силу ряда оснований: а) чисто психологически сострадательное и милосердное отношение к людям воспринимается как выражение слабости, пассивности; 6) в заповеди любви игнорируется изначальное содержание: заповедуется любовь, в любви от человека требуется быть активным, деятельным; в) игнорируется существенная разница между заповедью любви как таковой и теми ее крайними интерпретациями, из которых вытекает, что следует терпеть насилие, не давать отпор притеснителю и не останавливать руку убийцы. XX в. внес радикальные коррективы в логику «героической» этики и показал возможность такого социально-нравственного опыта, в котором непротивление злу насилием не означает пассивности и потворствования злу, а сопротивление не обязательно предполагает воинственность, как и неприменение физической силы не означает трусости или слабости (об этом далее в теме 31).

Однако Ницше  не просто воспроизвел уже известную  позицию. Для Ницше христианские добродетели — это ширма благоразумия, лояльности и конформизма. С помощью заповеди любви, считал он, люди пытаются скрыть свою зависть, но одновременно и закабалить других. В мнимой «любви к ближнему» легко просматривается себялюбие, потворствование своим слабостям. Человек должен отказаться от любви к ближнему как к бренному, обыденному и возлюбить дальнее и будущее как совершенное, высшее.

Следует признать, что решительно обозначив антитезу «любви к ближнему» и «любви к  дальнему», Ницше затронул важную этическую  проблему, которую можно сформулировать через постановку следующих трех вопросов: а) как в любви к другому избежать потакания его слабостям и порокам, 6) как сохранить верность высшим моральным убеждениям в отношениях с другими людьми и в) как, таким образом, соединить универсальные принципы с практическими поступками в отношении конкретных людей. Если рационализировать эту проблему, то она будет заключаться в следующем: следует ли творить добро для другого или нужно творить добро во имя добра, следует ли только любить ближних или в любви к ближним стремиться к осуществлению идеала совершенства?

Как мы видели, решение  этой принципиальной этической проблемы уже было задано в самой формуле  заповеди любви и развернуто, как  было выше показано, в ее новозаветных интерпретациях: в заботе о других следует помнить о высшем.

Любовь  как отношение  и влечение

Одно из наиболее сильных человеческих переживаний, которое необходимо научиться распознавать среди других чувств, уметь взрастить и сохранить — эротическая любовь двух взрослых людей друг к другу. Это чувство может проявляться в самых разнообразных формах и ситуациях, в разном возрасте, между людьми очень похожими и очень разными. Но в любом случае — это магическая сила, которая преобразует всю жизнь любящих. В чем же заключаются непостижимые свойства любви, как овладеть ее наукой, постичь ее искусство, чтобы она, любовь, стала залогом и основой нашего счастья?

Прежде всего  надо научиться отличать любовь от бурного переживания влюбленности, с которой ее часто путают, —  этого «внезапного крушения барьеров, существовавших до этого момента  между двумя чужими людьми», — считает Э. Фромм. Влюбленность чаще всего — чувство «Я-центрическое», чувство «для себя». Она может быть горячее любви, может жечь человека сильнее, но она не так сильно затрагивает его душевные глубины и поэтому меньше меняет его, быстрее гаснет. Любовь же поражает человека глубже влюбленности, она проникает в самые потаенные уголки его души, заполняет ее целиком — и поэтому дольше живет и больше меняет человека.

В основе и того, и другого лежит страсть, которая  неожиданно толкает двух почти незнакомых людей навстречу друг другу. Без всякой высокой идеи. Без всякой предварительной подготовки. Разум в сторону, дела в сторону, страхи в сторону. И это не уважение, не общность интересов, не единство жизненных принципов, это — страсть! Но в настоящей любви кроме страсти есть еще нечто иное. После того как чужой человек станет близким, исчезнут барьеры для преодоления, исчезнет неожиданность сближения, этот порыв может стать как мимолетной влюбленностью, так и всепоглощающей любовью. Судьба страсти зависит не только от сексуального влечения.

По мнению многих философов, любовь по своей сути —  духовное состояние, которое только и дает человеку право на физическую близость. Огонь любви может разгораться  медленно, постепенно. Но поразительны вспышки любви с первого взгляда, раскрывающие глубокую сторону ее сущности.

В самом деле, почему мужчина и женщина, недавно  еще совсем не знакомые, внезапно проникаются друг к другу столь пылкими чувствами? Первый же восхищенный взгляд связывает Ромео и Джульетту в единое целое. Онегин стал идеалом Татьяны, прежде чем она смогла оценить его духовные качества. Любовь этих литературных героев оказалась трагической. Но ведь существуют и другие — литературные и житейские примеры, которые говорят нам, что если нет внешних препятствий, то любовь с первого взгляда может стать счастливой и долговечной.

И тогда возникает  естественный вопрос: за что люди любят  друг друга? Вопрос, в решении которого господствует извечная неясность, недоговоренность. Признать, что любовь есть взаимное тяготение к душевным и физическим качествам друг друга или что

любят только за высокие проявления человеческого  в человеке, значит либо свести объяснение к общим местам, либо сказать заведомую неправду. Мировая литература описала и исследовала тысячи вариантов любви, но смогла выделить лишь единственную общую их черту — требовательную избирательность.

И все же некоторое  упорядочение представляется возможным. Любят по различию, по контрасту, даже по антагонизму склонностей, когда  качества одного восполняются, нейтрализуются или исправляются качествами другого. Но любят и по подобию, по тождеству характеров и интересов, что умножает стойкость любящих в суровых обстоятельствах жизни. Перед нами антиномия, обрисовывающая глубинное противоречие и указывающая на некий закон любви, который еще предстоит раскрыть в ее бесчисленных проявлениях.