Философские взгляды Джордано Бруно

  При этом опять-таки мы видим существенное изменение в понятиях по сравнению  с античной философией: для Платона  чувственное восприятие способно быть направленным на движущееся и изменчивое, а разум - на созерцание вечных и  неподвижных идей, если, таким образом, восприятию посредством чувств открывается все то, что связано с материей, а уму - то, что очищено от всего материального, текучего, изменчивого. С точки же зрения Бруно, чувственное восприятие постигает все конечное - а такова всякая форма - ведь она ограничивает бесконечную материю. Напротив, то, что он называет бесконечностью, абсолютной возможностью, в которой все вещи совпадают друг с другом, в которой тождественны противоположности и точка есть линия, а линия - поверхность и т.д., - это постигается с помощью разума.

  Кардинальную  проблему веры и разума Бруно решал  в духе полного разделения их предметов, не допускавшего никакого вмешательства  носителей религиозного знания в  истину философии и науки. Он считал, что "вера требуется для наставления  грубых 'народов, которые должны быть управляемы", в то время как философские доказательства, имеющие в виду раскрытие "истины относительно природы и превосходства творца ее", адресованы "не простому народу, а только мудрецам, которые способны понять наши рассуждения". Поскольку же в реальной жизни, для которой каноны религиозной "истины" оставались еще официально-повелительными, а их носители — весьма агрессивными, философская истина непрерывно страдала и попиралась.

  Официальной догматической религиозности, стремящейся подчинить себе все души и переполненной множеством суеверий, Бруно противопоставлял религиозность философскую, к которой настойчиво стремились многие гуманисты. "Мы иным образом, — писал он в латинском произведении «О безмерном и неисчислимых», — нежели негодяи и глупцы, определяем волю Бога... Нечестиво искать его в крови клопа, в трупе, в пене припадочного, под топчущими ногами палачей и в мрачных мистериях презренных колдунов. Мы же ищем его в неодолимом и нерушимом законе природы, в благочестии души, хорошо усвоившей этот закон, в сиянии солнца, в красоте вещей, происходящих из лона нашей матери-природы, в ее истинном образе, выраженном телесно в бесчисленных живых существах, которые сияют на безграничном своде единого неба, живут, чувствуют, постигают и восхваляют величайшее единство". Такая "религиозность" не могла получить никакого признания католических церковников, пославших на костер ее восторженного поклонника.

  Современников более всего поражало мужество Джордано Бруно, освободившегося от веры в бессмертие индивидуальной души, а следовательно, и своей собственной и несмотря на это бесстрашно шедшего навстречу своей смерти. Однако все недоумевавшие не постигали силы убежденности философа, который верил в бессмертие человека как частицы мировой целостности. Он был убежден в том, что жизнь во Вселенной вовсе не ограничивается ее земными формами, а вечно продолжается в каких-то других формах в бесчисленных звездных мирах. Такое убеждение переживалось Бруно как освобождение человека от множества неприятностей и мучений, которые часто превращают его в раба. Соответствующее умонастроение выражалось у искателя истины в призывах к максимально активной деятельности, способной преодолеть повелительное для человека стремление к самосохранению, в котором с наибольшей силой и проявляется его рабство перед жизнью. А свое умонастроение сам философ называл героическим энтузиазмом.

  Видя  в природе не только совершенное  божественное творение, но, прежде всего, совокупность присущих ей закономерностей, свободных от непосредственного вмешательства, натурфилософия эпохи открывала путь дальнейшему развитию экспериментального естествознания, возникновению классической механики Ньютона, созданию философских концепций XVII - XVIII вв. Представление о единой бесконечной простой субстанции, из которой возникает множество вещей, связывалось у философа с идеей внутреннего родства и совпадения противоположностей. В бесконечности, отождествляясь, сливаются прямая и окружность, центр и периферия, форма и материя и т.п. Основной единицей бытия является монада, в деятельности в которой сливаются телесное и духовное, объект и субъект. Высшая субстанция есть "монада монад", или бог; как целое она проявляется во всём единичном - "всё во всём".

  Эти идеи оказали значительное влияние на развитие философии нового времени: идея единой субстанции в её отношении к единичным вещам разрабатывалась Б. Спинозой, идея монады - Г. Лейбницем, идея единства сущего и "совпадения противоположностей" - в диалектике Ф. Шеллинга и Г. Гегеля. Таким образом, философия Бруно явилась логическим переходом от средневековых философских систем к философским концепциям нового времени.

   Глава 3. Этические взгляды Джордано Бруно.

   Очевидно, что, занимая чрезвычайно активную жизненную позицию, Джордано Бруно не мог в своих рассуждениях пройти мимо ряда философских вопросов, затрагивающих такие категории, как нравственность, любовь, этические нормы и, конечно, не мог оставить без внимания религиозную сторону жизни человечества. Непосредственно религиозно-мистическим, этическим и эстетическим проблемам Джордано Бруно посвятил два своих произведения – "О героическом энтузиазме" и "Изгнание торжествующего зверя".

  В одном из своих важнейших диалогов – "Изгнание торжествующего зверя" – Бруно полемизирует с библейским представлением о блаженном райском состоянии человека до грехопадения и с античной легендой о "золотом веке". Фундаментальная новация Бруно состояла во введении в религию идеи прогресса, т. е. представления о том, что с ходом времени происходило не деградация некоего "золотого века", истинной мудрости, подлинной святости и т.п., а наоборот, приумножение и совершенствование знаний, включая знание о Боге. Так человечество поднялось от первобытного звериного состояния к истинному своему предназначению. Однако многовековое господство невежественных культов привело к торжеству "святой ослиности", из-за чего в мире стало неблагополучно. Бруно не только мечтал и надеялся на "всеобщие перемены"; он разработал свой идеал общественных преобразований и стремился к его осуществлению.

  Прежде всего, он видел необходимость упразднения суеверного культа, устранения всевластия церкви и духовенства. Место Христа в новой системе нравственных и социальных ценностей отводилось трудолюбию, промышленности, воинским упражнениям и военному искусству. Закон, предназначенный для пользы человеческого общежития, должен был существовать, чтобы слабые не угнетались сильными, низлагались тираны, назначались и утверждались справедливые правители и цари, поощрялись республики, насилие не подавляло разума, невежество не презирало науку.

  Бруно был решительным сторонником национальной монархии — единственной силы, способной в условиях XVI в. добиться национального единства, ликвидировать остатки феодальной раздробленности, упразднить всесилие духовенства и обеспечить экономический и культурный прогресс.

   Главная цель Бруно в трактате "О героическом энтузиазме", как он сам говорил, состояла в том, чтобы показать, что есть "божественное созерцание", или, иначе говоря, в чем состоит "героическая любовь". Героическая любовь представляет собой энтузиазм. У Бруно термин "героический" использовался в изначальном смысле слова "герой": герой греческих мифов – это человек-полубог, обладающий сверхчеловеческими способностями; он приближен к богам и после смерти может занять место среди них. Так и бруновский энтузиаст героичен, поскольку находится уже на пути к абсолютной истине, высшему благу и первой красоте, своим сознательным усилием приближая себя к Богу. В оригинале трактат Бруно буквально означает "О героическом неистовстве (восторге)". Просто влюбленный и увлеченный телесной красотой тоже может быть восторженным и находится в неистовстве. Однако Бруно указывал, что у увлеченного божественным познанием неистовство иного рода. Неистовость и восторженность одинаково присущи чувственно влюбленному и боговдохновенному. Энтузиазм же присущ лишь последнему.

   В этом трактате Бруно рассуждал о преодолении человеком себя, о духовном возвышении и перерождении. Главный вопрос, который его интересовал: можно ли считать этикой "умирание" человека для этого мира ради возрождения для мира другого? Ища ответ, Бруно резко выступал против прославления смерти и отвергал большинство религиозных представлений о бессмертии души, полагая, что «жизнь проходит навеки без всякой надежды на возвращение"⁷.

   Хотелось бы упомянуть о некоторых особенностях этической системы Джордано Бруно. Во-первых, его этика целиком перфекционистская, т.е. её фундаментальным камнем является концепция совершенства. Во-вторых, учение Бруно императивно насыщенно. Через весь трактат проходит радикальное и оценочно определенное разделение любви чувственной и любви духовно-возвышенной. В нем не только описывается героическая любовь, но и рисуется героический "любовник" – энтузиаст, представленный в качестве личностного идеала, образца для подражания. Мало, кому дано достичь этого идеала. Лишь единицы способны пройти этот путь любви как божественного познания, но "достаточно, чтобы стремились все; достаточно, чтобы всякий делал это в меру своих возможностей..."⁸.

   В целом трактат, как уже было сказано, посвящен путям духовного восхождения личности, рождению нового человека. Это рождение происходит в любви и благодаря любви – героической, энтузиастической, являющей собой путь божественного познания, жизненной энергии и источник творческого порыва.

     Что же такое любовь вообще? По мнению Бруно, любовь, она как огонь: "Любимое превращается любовью в любящее так же, как огонь, наиболее действенный из всех элементов, способен превратить все остальные простые и составные элементы в себя самого"⁹.

   Говоря о любви, Бруно обращает внимание на психологические особенности любви. Стрелы любви вмиг пронзают сердце человека. В любви человек становится как бы не от мира сего. Любящий всегда стремится к обладанию объектом любви; любовь будоражит человека, делает его целеустремленным. Любовь властвует над человеком, хотя, конечно, ее власть отличается от власти князей и тиранов: власти любви человек отдается, а насильственной власти тиранов подчиняется. Любовь, несомненно, приятна, и она кажется наградой. Любовь воспринимается как ценность сама по себе; она и есть "героический властитель и вождь самой себе"¹⁰. Любовь как идеал противопоставляется мирской жизни. Она проясняет и раскрывает интеллект; с любовью приходит к человеку "понимание, усвоение, осуществление самых возвышенных дел". Но любовь может и ослеплять. Те, кто движим в любви низменными расположениями, не обретают, но теряют разум в любви. Поэтому любовь и возвышает, и подавляет. Таким образом, Бруно развивает платоновскую идею о двойственности любви: направленность любви обусловлена характером мотива и побуждения любви. Как нет блага без зла, истины без лжи, "так нет и любви без боязни, без чрезмерного рвения, ревности, обиды и других страстей, происходящих от одной противоположности, которая ее мучает, если другая противоположность дарит ей вознаграждение"¹¹. В низменной любви есть что-то возвышенное, а в любви возвышенной есть что-то, что тянет к земле.

   Имея в виду чувственную любовь, Бруно обращает внимание на важное этически значимое различие – между любовью и доброжелательностью. Любовь чувственная не знает благорасположения и заботы. Т.е. одно дело любить человека и другое – желать человеку добра. Добра желают умным, справедливым и заслуживающим его. Любят же красивых и тех, кто отвечает любовью. При торжестве вульгарной страсти для милосердной любви не остается места.

   Энтузиасты, по Бруно, могут быть двух видов: одни обуреваемы божественным духом, но проявляют свою божественность неосознанно, не понимая причины этого: божественное сознание вошло в них, но они не осознали его в себе; другие, приняв в себя божественный дух, сохранили разум и сознание. Именно последние и способны пройти так далеко, как только можно, по пути духовного восхождения. Героическая любовь, выражает устремленность к высшему благу, к полноте и совершенству, помогает им преодолеть себя как материально-природное существо и утвердить себя в чистой – богоподобной – духовности.

   Бруно отвергал христианский аскетизм как практику подавления страстей и плоти. Но требование внутренней дисциплины как подчинения духа задаче движения к свету, предполагало определенную аскезу, поскольку "чрезмерные противоположности", которые переполняют душу энтузиаста, "кипящие желания", как и "застывшие надежды", могут оказаться серьезной помехой в постижении божественной истины. При всей своей критичности в отношении философии Аристотеля, Бруно разделяет аристотелевский критерий добродетели как середины между крайностями. Энтузиасту необходима сила для удержания себя от крайностей порока и сохранения себя для добродетели.

   Отвечая на вопрос: что является залогом добродетели, Бруно фактически отказывается от христианской идеи божественной благодати. Человек устремляется по пути высшего познания, очарованный самой божественной истиной. Может ли человек полностью полагаться на свои силы зависит от того, как понимать Амура: как ангела, т.е. посланника Бога, или как внутренне инициативную и целестремительную энергию самого человека. Если как ангела, то перед нами та же идея благодати, только преобразованная. Если как внутреннее другое «Я» человека, то, значит, в антропологии Бруно можно различить ранний вариант концепции автономии личности.

   Таким образом, в противовес общепризнанной идеи о возможности достижения вечного блаженства исключительно посредством церкви и религиозного аскетизма, согласно моральной философии Бруно, нравственная жизнь человека представляет собой постоянное усилие по духовному самовозвышению, ответственность за инициативу которого лежит на самом человеке.

   Заключение

  Завершая рассмотрение философских исканий Джордано Бруно, необходимо отметить неоднозначность оценок его наследия. Несмотря на общее признание уникальности плодов его творчества в целом, его яркая персона не раз привлекала к себе внимание досужих, узкомыслящих критиков, которые, будучи поверхностно знакомы с сутью вопроса, невообразимо умаляли роль его жизни и творчества в мировой истории философии. Однако двойственность и противоречивость оценок философского мышления Джордано Бруно не должна ставить под сомнение его заслуги в преодолении средневековой схоластики и создании основ философии Нового времени. В рамках философии Возрождения Бруно определенно наиболее сложный из философов. Отсюда и различные толкования его учения, многие интерпретации идей которого в настоящее время пересматриваются. В целом творчество Бруно знаменует собой вершину Возрождения и в то же время эпилог этого неповторимого периода развития западной мысли.