Философская иерархия ценностей

«Любовь выше жизни». – Это – явление особенное. Если другая жизнь, во всей ее единственности и неповторимости, со всеми даже ее недостатками и слабостями, становится для нас вдруг дороже собственной, и в этом состоит любовь – то значит любовь уж никак не есть отвержение жизни, а скорее гимн жизни, слагаемый  в нас всем нашим существом, и  плотским и духовным. Причем, что  особенно чудесно – это уже  гимн уникальности жизни, – гимн жизни  и гимн личности.

«Задача оставить потомство  – выше жизни». – Уже поминалось, что биологическое назначение индивида – продолжить род, и всей своей  жизнедеятельностью каждая тварь, и  человек конечно не исключение, служит этой задаче. В этом смысле приведенный  тезис правилен. Правда, тут дело не в передаче собственных генов  индивида, а в обеспечении существования  рода вообще. Зверь может способствовать этой задаче только собственными генами, размножаясь по мере возможности  и, в лучшем случае, заботясь о своем  потомстве до его созревания, для  человека же размножение, задача оставить и выкормить собственное потомство  – далеко не главное (рождаемость  ныне приходится даже ограничивать, во имя того же сохранения рода); задача человека – заботиться о потомстве  как о будущем человечества.

Благополучие... –  Никто не скажет, понятно, что «благополучие  выше жизни». Хотя бы потому, что после  жизни невозможно будет наслаждаться никаким благополучием. Но слишком  многие, однако, ведут себя так, как  будто верят именно в это! –  Благополучие – ценность подлинная, до тех пор пока служит жизни, и  ложная, обманная, когда жизнь заставляют служить ей. Надо сказать, между тем  и этим трудно провести грань, ведь человек обеспечивает себе жизнь  трудом, живет в искусственной  среде и стало быть своему благополучию, по природе своей, в какой-то мере и служит, в этом тоже, отчасти, состоит  его жизнь… Мера – вопрос мудрости.

«Истина есть ценность, если не важнее жизни, то такая, которой  безразличны интересы нашей жизни». Ведь она не зависит от того, что  нам нравится или нет, полезна  или бесполезна – она нужна  нам ради нее самой!  

Высказывание, хоть кажущееся и очевидным, на самом  деле – софистическое. Жизнь не может  развиваться вопреки объективности (истине), и потребность живого все  полнее и точнее реагировать на объективность  – все большая способность  к истине, вплоть до возникновения  человеческого разума – составляет мотор эволюции. В собственных  интересах, жизнь научается отдавать себе отчет в том, что не в ее интересах: в истине.  

Можно сказать: не истина выше жизни, а разумная жизнь выше неразумной.

Если жизнь –  главное, не значит ли это, что красота, например произведения искусства, вообще все что нам доставляет нематериальную радость, есть нечто излишнее? –  Все, что нам дорого, берет свою ценность у нашей жизни, представляет собой составную часть наших  душ; ничто из этого не может исчезнуть, не убив чего-то в нас – не убив частично нас самих. «Не хлебом единым жив человек»… 

Примечание 

«Долг» (верность правилу) или «плод добрый»? Это – альтернатива, которую обозначают (например в университетском  курсе этики Р. Г. Апресяна) как  альтернативу между «нормативизмом»  и «консеквенциализмом».  

Все же, рассуждая  строго, «добрый плод» этического поступка – это не «следствие» (consequentia) этого поступка, а именно его плод – результат; как, скажем, если вы мастерите  стол, то сделанный стол не назовешь «следствием», а плодом или результатом  вашего труда. Конечно, «добрый плод»  включает и, так сказать, плоды от этого плода, то есть в том числе  и его «следствия». Но ярлыка «консеквенциализм», для обозначения представляемого  здесь образа мыслей, хотелось бы избежать. Не потому, что все «консеквенциалисты»  обязаны мыслить иначе, а потому, что само слово способно запутать довольно-таки очевидное дело. Ибо  и «плод» и все что «вследствие» слишком легко, по лености ума  человеческого, отождествить с «впоследствии». Как известно, «после» не значит «по причине». То, что наступило  впоследствии этического поступка, есть следствие не одного только этого  поступка. – И подлинно этический  поступок, соответственно, имеет в  виду «добрый плод» включая в  него прогнозируемые для данной ситуации следствия его явления в мире. В отличие от поступка «по правилу», «нормативного» (или в терминологии Христа фарисейского), подлинно этический  поступок решает задачу максимума добра  для той уникальной ситуации, в  которой должен быть совершен. Ситуация – это и есть область определившейся моральной задачи. Поэтому лучшей альтернативой нормативизму представляется не «консеквенциализм», как будто  требующий невозможного, а «ситуативная этика», по-житейски практично водворяющая  этический поступок в его конкретную ситуацию.  

Повторю – разумеется, что подлинно этический поступок не отрешается от ответственности за свои последствия – нет, именно их, «плод добрый» на все времена, он и имеет в виду – покуда видит умственный взор. Причем и  фактор неопределенности – одно из тех ситуативных обстоятельств, которые должны входить в любые  этические расчеты.  

(О неопределенности, в частности о риске. – Поступка  без риска не бывает, в том  числе и этического поступка. Решаться на риск или не  решаться – никаким правилом  не может быть точно предписано, иначе бы и о риске нельзя  было говорить. Но оценивать риск  необходимо. Тут важно и то, во  имя чего рискуют, важны и  степень риска и то, чем именно  рискуют; степень риска умножается  на цену риска. Так, пилот  может рисковать жизнью людей,  нарушая правила приземления,  лишь в том случае, когда приземляться  показано ввиду той же опасности  для их жизни; во всех других  случаях, даже если риск столкнуться  с землей может быть и мал,  а важные пассажиры торопятся  на важное мероприятие, делать  этого нельзя – так как слишком  велика будет трагедия, если это  все-таки произойдет... С другой  стороны, какой-то риск есть  всегда – так что и здесь  однозначности не найти...)  

Попросту говоря, ответственность за последствия  поступка, по мере их отдаленности от их автора, естественным образом убывает. Можно даже, наверное, подсчитать ускорение, с которым это должно происходить, и как скоро случайные причины  окончательно похоронят под собой  исходный добрый импульс поступка. Но вот в чем главное: ситуативная  этика нагружает человека максимально  возможной ответственностью за последствия  поступков, тогда как нормативизм  есть тенденция снять с него всякую такую ответственность.  

Итак, настоящая ситуация – «там, где ты стоишь» – это  и есть область твоей максимально  определившийся моральной задачи, а  по мере убывания определенности, то есть по мере убывания возможности предвидеть последствия наших дел, моральная  задача в отношении этих последствий  сводится к минимальному отрицательному «не навреди». Не совершай слишком  рискованных предприятий, не решай  сегодняшних проблем за счет заведомого увеличения проблем завтрашних, не переводи невосполнимых ресурсов и  т.д. – в общем не делай ничего такого, от чего это будущее вообще когда-нибудь может не наступить… «Не  навреди будущему» – вся возможная  забота о «последствиях» – это  даже не особая задача, а скорее одно из непременных условий моральных  задач во всякой конкретной ситуации, где их только и предстоит решать. Нормативизму противостоит не «консеквенциализм», а «ситуативизм».