Философская иерархия ценностей

Иерархия ценностей

1. В чем проблема 

«Ценность» –  критерий и мера важности всего в  мире для нас; это «самое важное».  

«Иерархия ценностей» – вот то, (1) что признает и  с чем считается на практике каждый, и притом (2) доставляющее некоторую  теоретическую трудность, так как  самое важное для нас трудно мыслить  бóльшим или меньшим, но лишь абсолютным; а также – в евангельской терминологии – (3) нечто «соблазняющее» («вводящее  в грех»), ибо как будто весьма близко лежит к тому, что выражается пугающей формулой «цель оправдывает  средства».  

Поэтому и стоит  об этом поговорить.  

Но – разверну приведенные тезисы, чтобы прояснить  материю разговора. – (1) – Как  сказано, нет сомнений в том, что  иерархия «всего самого важного» реально, то есть для каждого в его жизненной  практике, существует. Она наличествует даже в поступках тех, кто захотел  бы ее отрицать или прямо отрицает, и не в силу какой-то присущей всем нам фундаментальной недобросовестности, а с логической и естественной неизбежностью.  

Если Христос укорял фарисеев в том, что они «комара  оцеживают, а верблюда поглощают» (формула  в литературном отношении несколько  забавная, но по сути совершенно точная, даже ничего не преувеличивающая), то, значит, и он не сомневался в существовании  какой-то нравственной шкалы предпочтений. (Ценности благополучия он, похоже, отрицал  вовсе или сводил к их абсолютному  минимуму, «хлебу насущному».) Хорошо –  «оцедить комара», но так, чтобы не «поглотить верблюда»; «верблюд» «комара» больше; значит, есть в морали больше и есть меньше, и в случае необходимости  предпочесть одно другому, лицемером, «порождением ехидниным» будет тот, кто не пожертвует большему меньшим. Так, непогрешимое соответствие поступка божьему моральному предписанию  все-таки меньше «плода доброго», который  следует иметь в виду.  

Трудно сказать, имелась  ли в виду иерархия ценностей как  таковых или же только степень  соответствия поступков – ценностям. Но это и неважно. Дело в том, что (скажу, забегая вперед) в иерархии ценностей есть даже не «высшая», а  только одна ценность, так что все  другие ценности должны быть поняты как  ее производные, ее «частности»; отсюда, как совершаемые во имя частных  ценностей поступки, так и достоинство  самих этих подчиненных ценностей  мерятся одинаково – по соответствию главной и единственной. (О том, в чем именно состоит эта главная  ценность – я-то считаю это очевидным  – также пойдет речь дальше.)  

Есть, однако, существенная теоретическая трудность. (2) Понятие  ценности ведь представляет собой светский вариант святыни, бесценного. Или: того, что «не продается и не покупается», не имеет менового эквивалента, не может  быть заменено на равнозначное. Ничто  по настоящему «дорогое» не меняется на «такое же» или «лучшее» (ни близкий  человек, ни любимая кошка, ни картина  и т.д.), – это тоже, вроде бы, более или менее душевно развитому  человеку должно быть ясно. Нельзя и  быть, кажется, «более или менее честным», а только честным или нечестным, и т.д. И тут получается, что  «иерархии ценностей» быть не может! Святое, ценность – есть самоценное, – бесценное, незаменимое, вне «больше» и «меньше». В отношении ценностей  собственно нравственных это положение, кажется, должно быть обязательнее и  явнее всего.  

И отсюда, притом –  очень важный тезис: (3) «цель не оправдывает  средства». То есть даже ради доброй цели не допускается вершить зло. Если же ради «большего» можно поступиться  «меньшим» – а этого прямо  требует идея «иерархии ценностей» – то можно, будто бы, творить  и то, ради большой-то цели, что творили  с людьми большевики?.. А уж этого, как стало ясно из их же практики с очевидностью, не требующей еще  никаких доказательств, – было творить  нельзя. И стало быть сама идея «иерархии  ценностей» (моральных) должна быть признана ложной, или, рассуждая этически, а  не логически, – должна быть осуждена…  

Но и самые твердые  приверженцы этой идеи не смогли бы шагу ступить, если бы не были наделены удивительной способностью не замечать, что на каждом же шагу вынуждены  себе противоречить – и «взвешивать» ценности.  

Проблема эта –  скорее «недоумение», чем проблема реальная, но с толку сбивать может  и многих сбивает. В этом необходимо разобраться.

2. Главная ценность 

В подобных вопросах (их называют например «философскими») теоретические затруднения легче  всего решаются, кажется, следующим  способом: нужно представить то конкретное, что пытаются описать общими формулами. «О чем, собственно, речь».  

Что конкретно мы считаем высшей – или единственной – или главной – ценностью?  

С точки зрения человечности, главная ценность – это жизнь.  

Это мы чувствуем  по себе непосредственно, а этический  разум делает естественное обобщение: не наша (моя) только жизнь, а жизнь  вообще.  

Я вижу, как большинство  дочитавших до этого места морщится разочарованно; здесь, разумеется, многие вспомнят А. Швейцера, который ни на кого особого впечатления не произвел, и что «совесть выше жизни», «достоинство выше жизни», «родина выше жизни» и  многое другое в этом же роде. (То есть эти варианты почитания ценностей  выше самой ценности жизни. – Замечу кстати – те, противопоставляет  эти ценности – ценности жизни, тоже не отрицают иерархии ценностей, а предполагают наличие каких-то других иерархий.)  

Остановимся пока не на этих частных высказываниях, а  на целых мировоззрениях, по-видимому ставящих некоторые принципы выше жизни. Действительно, существуют системы  этики, для которых жизнь (человека) как будто не является высшей ценностью.  

Эти системы этики  – религиозная и квазирелигиозные (последние иначе называются идеологиями).  

Для религиозной  этики главной ценностью является святое (начало всего святого –  Бог). Бог дает свои святые заповеди, и соблюдение их важнее всего –  свято. И жизни смертного, то есть не святого существа – важнее, получается, тоже.  

Здесь надо отметить, что первый авторитет для христианина, именно Христос, приведенный тезис  прямо отрицал: «не человек для  субботы (священных установлений), а  суббота (священные установления) для  человека». Сами эти установления, надо думать (и Христос настойчиво и  страстно учил этому), – сами эти  установления имеют в виду благо  человека, и только способ их применять  – буквально и притом никому не на пользу, по фарисейски, – заставляет подозревать, что под праведностью имеется в виду что-то другое, не «добрый плод» человеку, а богоугодность  как таковая. Но богу нельзя послужить  иначе, как послужив человеку. Кто  обогрел, накормил нуждающегося (человека) – тот, по словам самого Христа, обогрел  и накормил его самого (Бога), и  т.д.  

Замечу, что «аргумент  от авторитета» здесь не является «слабейшим», ибо речь идет о религии, для которой, как таковой, вообще авторитет – вера – есть сильнейший, если не единственный аргумент. Так  что по крайней мере христианина  я должен был вполне убедить: высшей ценностью в земной человеческой практике является жизнь смертного, жизнь человека.  

Ну а человек  нерелигиозный, я думаю, и не станет сомневаться в том, что «божьи заповеди» только тем и оправданы, что имели в виду все-таки благо  человека, хотя и не рассчитывали на его сознательность и применялись, в своей форме непостижимого и недискутируемого божьего повеления, к его несознательности. (Увы, эта же несознательность вкупе с недобросовестностью и позволяет оборачивать верные заповеди против их смысла…)  

Так что и религиозная  этика должна быть понята как служащая ценности жизни, а все в ней, что  кроме или против того – как  издержки первобытного человеческого  неразумия, с которым она, исторически, вынуждена была иметь дело.  

Что до «квазирелигиозных» этик, иедеологий – а сходство их с религиозной этикой и определяется тем, что некий принцип или  «идея» ставится в них как будто  выше жизни человека – то и они  не вполне повинны в отрицании  высшей ценности человеческой жизни (может  быть еще меньше, чем этика иных религий). Я вынужден это признать при всем естественном отвращении к  «квазирелигиозным» типам этики, и  при полном памятовании о всех тех античеловеческих деяниях, которые  эти типы этики предопределили. Действительно  – возьмем этатизм или коммунизм: не хочет же государство остаться без людей? И коммунизм тем  паче – разве замышлялся не для  людей, счастье которых, предположительно, он бы составил?.. Преступным и в этатизме и в коммунизме является лишь их крайняя и принципиальная решимость  поступаться интересами и жизнью отдельного человека ради некоего человеческого  целого, подход к человеку в первую очередь как к «поголовью», а  не как к личности. – Личность и вправду может принести свою жизнь в жертву жизням многих, и  даже в иных случаях может быть принесена в жертву (увы, так –  как оно бывает например на войне, даже самой справедливой), но это  не значит, что этим абсолютная ценность жизни индивида отрицается – а  значит лишь то, что в реальности существуют коллизии, моральные неразрешимости, из которых невозможно выйти без  жертв. Но для этатизма и коммунизма коллизии между личностью и социумом нет, потому что личность ценится  слишком мало, лишь как часть социума, «поголовья». Вот в этом и корень их зла.  

Итак – если мы не считаем, что «суббота важнее человека», или что человек есть только человеческое стадо, но не личность, то тем самым  вполне признаем и верно понимаем тот тезис, что высшая ценность есть (человеческая) жизнь.  

«Человеческая» я  поставил в скобки, потому что логика подсказывает, что жизнь всякого  другого одушевленного существа обладает всеми важнейшими признаками жизни человека: потребностью сохранять  ее, потребностью в потомстве, способностью радоваться, бояться, страдать, привязываться, любить… И потому, надо признать –  

высшая ценность – это жизнь.

3. Иерархия ценностей 

Но вернемся к  вопросу (уже затрагивавшемуся), –  как тогда понять существование  «других» ценностей (вроде указанных  уже «достоинства», «совести», «родины»), которым можно приносить в  жертву и самое жизнь? И как  сочетать необходимость их сравнивать – с представлением о сущностном абсолюте ценности? И не будет ли сравнивание ценностей – тем  же, что зловещее «цель оправдывает  средства»?  

Вот тут необходимо разобраться, что такое – иерархия ценностей.  

Для начала усилю  постулат «высшая ценность – это  жизнь» повторным указанием на то, что «других», кроме жизни, ценностей  по существу и нет, но все они заимствуют свою ценность от той же ценности жизни, являются ее частными приложениями.  

А иерархия ценностей  – это не отношение «рядоположенных» разных ценностей, а отношение общего (высшей ценности жизни) ко всему своему частному.  

И здесь больше не было бы проблем, если бы частности  в этике вытекали из общего так  же, как они вытекают в математике; на самом же деле общему этическому принципу еще только приходится отстаивать себя в реальности. И дело не только в том, что реальность доставляет тому какие-то физические препятствия; бывает например и так, что частности  «ссорятся» друг с другом, или же дотошно исполнены, но не служат, а  то и прямо вредят ему… Так, честность  гарантирует возможность человеческого  общежития и тем служит выживанию  человека вообще, но правдой же можно  и убить, – и т.д.  

Иерархия ценностей  возможна только как иерархия общего и частного. Это только и надо понять, чтобы выстраивать ее для  каждой конкретной ситуации, в которой  одни из них придется предпочитать другим. «Общее и частное» в этике  – это «главное и подчиненное (служебное)». Подчиненное существует для главного и вне его либо бессмысленно, либо прямо вредно. Это  касается и ценностей достоинства, долга, родины, и вообще всех.  

Каким конкретно  образом величайшая ценность жизни  может определять частные ценности вроде упомянутых, и спорить с  ними – об этом чуть ниже.  

А здесь отвечу на то затруднение, под пунктом (2), что  подлинную ценность мы сознаем и  должны сознавать безразмерной, и  тут же оказывается, что ценности имеют иерархию и их необходимо сравнивать. – «Не главное» в этике отнюдь не значит «что может быть отброшено» (как на картине могут быть опущены  некоторые детали, кроме характернейших). Как повторял Христос, «это делайте, и того не оставляйте». Каждая частная ценность берет свою абсолютность у ценности главной. Ничто не может быть нарушено иначе, как во имя честнейшего исполнения главного. К этическому сравниванию вынуждает сам этический абсолют. – Так снимается это противоречие между абсолютным характером ценности и иерархией ценностей.  

Здесь можно усмотреть  и простой подлинный смысл (3) тезиса «цель не оправдывает средства». Этот смысл вписывает его в  рамки, в которых он и понятен, и справедлив, и практически выполним. Вот он: никакая частная ценность не достигается (не может быть достигаема) ценой главной. То есть, скажем, предполагаемое благополучие будущих поколений  никак не могло стоить жизней реальных современников (беру этот пример, поскольку  ведь именно он сделал вопрос о цели и средствах столь болезненным). Здесь есть еще, конечно, множество  других аспектов, составляющих отдельную  обширную тему, которую я здесь  развивать не могу.