Философия диалектического материализма: истоки и основные положения

Эстетика Кроче, представляющая собой наряду с его  философией истории наиболее оригинальную часть его творчества, содержит множество интересных наблюдений и смелых тезисов. Мы не можем здесь вдаваться в детали и ограничимся лишь указанием на то обстоятельство, что искусство для Кроче - не физический факт (ибо искусство - это реальность, а физические факты - лишь конструкции духа), причем оно и не практическая деятельность (как таковая) и совершенно алогично. Искусство - это единство или, вернее, многократный априорный синтез, синтез содержания и формы, созерцания и выражения, выражения и красоты. Оно полностью едино, а различение отдельных искусств и их литературных и иных разновидностей совершенно произвольно.

Д. Логический синтез. Синтез более высокого порядка имеет  место в логике. В логическом процессе, согласно Кроче (как и вообще у  идеалистов), понятие отождествляется с суждением, то есть с синтезом субъекта и предиката. Поскольку же это не всегда удается ясно выразить, надо отбросить формальную (вернее, "формалистическую") логику, которая от Аристотеля до логистики всегда была связана с определенным способом выражения. Суждения, освобожденные от этой формы, делятся на два типа: дефиниционные суждения, у которых субъект и предикат - общие понятия, и суждения восприятия (исторические суждения), у которых общий предикат соотнесен с чем-то индивидуальным. Только это последнее есть подлинное суждение. Но если приглядеться поближе, то обнаруживается, что и в дефиниционном суждении не все элементы общие, так как это суждение, будучи всегда обусловлено каким-то историческим исследованием или вопросом, привязано к конкретному. Таким образом выясняется, что по своей сущности суждение есть логический априорный синтез общего и отдельного, понятия и созерцания. Этот синтез остается необъяснимым, если не признать, что оба составляющих его элемента всего лишь два различных, но не противоположных проявления одного и того же духа. Таким образом, эстетика и логика суть лишь две формы диалектического развития одной и той же реальности. И поскольку, как и у Гегеля, вся действительность духовна, то действительное тождественно с рациональным.

Логика осуществляет проверку естественных наук. При этом логически констатируется, что так  называемые понятия этих дисциплин  всего лишь псевдопонятия, причем двух видов. С одной стороны, эмпирические псевдопонятия (как псевдопонятие кошки), представляющие собой лишь произвольные "эмпирические" аппроксимации (приближения); а с другой, абстрактные псевдопонятия (как псевдопонятие треугольника), являющиеся бессодержательными. Поскольку естественные науки никак не способны достичь подлинной всеобщности и все (включая и математику) покоятся на произвольных условностях, они суть лишь псевдонауки. В этом отношении Кроче стоит на позициях самого радикального позитивизма и прагматизма. Правда, с его точки зрения, естественные науки не исключительно ориентированы на практические цели, но в качестве деятельности они относятся не к теоретической, а к практической области.

Подобно естественным наукам, и метафизика и религия  не годятся для действительного  познания. Метафизика невозможна уже потому, что мы не обладаем интеллектуальной интуицией (Кант); а религия, будучи не чем иным, как мифом, представляет собой ложную философию. Среди всех современных идеалистов современности Кроче, пожалуй, отличается наименьшим пониманием в отношении религии. Единственной наукой, заслуживающей это имя, является, с его точки зрения, философия духа. Впрочем, естественные науки, метафизика и религия представляют для него определенный интерес, а именно, поскольку они суть действительные феномены и, стало быть, "моменты" духа и должны исследоваться как ступени, по которым дух восходит к философии.

Е. Практический синтез. Свойственная духу, наряду с  теоретической, практическая деятельность в свою очередь подразделяется на экономическую аморальную. Первая из них, соответствуя в практической области эстетическому созерцанию, направлена на индивидуальное; ее сферой является полезное, в том числе политическое и экономическое в обыденном смысле. Моральная же деятельность отличается от нее тем, что она направляется на общее, целое, дух. Кроче, подвергнув их основательной критике, отбрасывает гедонистические, утилитаристские и родственные им учения, согласно которым, по сути, нет вообще никакой моральной деятельности, без которой, однако, жизнь распадается на бессвязные одиночные действия, лишенные всякого глубокого смысла. Но, согласно Кроче, надо отклонить и мнение о том, что следует отбросить экономическую деятельность или свести ее к морали. Напротив, экономическая деятельность независима от морали, тогда как мораль без нее немыслима, так же как эстетика независима от логики, тогда как логика предполагает чувственное созерцание. Не может быть морального суждения о практическом человеке, который действует в расчете на пользу. Ведь с какой-то другой, кроме моральной, точки зрения подобное суждение, очевидно, невозможно; с моральной же точки зрения, экономическое не противостоит морали, а связано снейв высшем синтезе. Морально, то есть ориентированно на всеобщую духовную цель, действующий человек вовсе не перестает действовать полезным образом, например, стремясь к радости, что, впрочем, совпадает с самим действием. Поэтому мораль и экономическая деятельность - не противоположности, а лишь взаимодополнительные различия в сфере духа.

Мы не можем  здесь подробнее излагать весьма содержательное моральное учение Кроче. Следует лишь отметить, что Кроче решительно отвергает моральные чувства, рассматривая мораль как относящуюся к сфере воли, не признает разграничение между намерением и поступком, средством и целью, отвергая любую материальную мораль и особенно "религиозный утилитаризм" и мораль альтруизма, основательно занимается проблемой свободы и в конечном итоге присоединяется к тезису Гегеля о том, что воля одновременно обусловлена и свободна - обусловлена, поскольку без определяющих условий она никогда не стала бы действовать, и свободна, поскольку то, что она создает, ее деяние, именно потому, что это есть созидание, выходит за пределы прежних данностей.

Что касается отношения  между практической и теоретической  деятельностью, то прежде всего надо констатировать, что они взаимно предшествуют и следуют друг за другом. Практическое действие требует предварительного познания, но с другой стороны, познание невозможно без действия. Здесь мы снова встречаемся с круговым движением духа: созерцание переходит в суждение, суждение вызывает практическую деятельность, которая, в свою очередь, ставит нас перед лицом новой материи и, следовательно, обусловливает новое созерцание и т.д. К этому надо добавить, что несмотря на принципиальное единство ступеней, по которым таким образом проходит дух, согласно Кроче, было бы величайшей ошибкой спутать эти ступени, например, судить о художнике как таковом с моральной точки зрения. В своем творчестве каждый поэт морален, ибо он служит тем самым святому делу.

Отсюда совершенно ясно видно, что в практической, как  и в теоретической части философии  Кроче одинаково мало места для  религии. Тем не менее, отвергнув  религию как специфическую форму  духа и отбросив вслед за Паскалем (см. "Письма к провинциалу") "иезуитскую мораль", Кроче выступает как защитник религиозной нравственности, которую он противопоставляет лицемерию и поверхностности различных форм светской морали. Моральное учение католицизма, считает он, настолько содержательно, что в него входит почти вся подлинная мораль духа.

Ж. История и  философия. Историю, по Кроче, надо отличать от хроники, которая есть мертвая  история, практическое действие. История  в собственном смысле - это современная  история, исходящая из духовной структуры  современности и совпадающая с творением и развитием духа. Правда, историческое суждение как таковое относится к единичному, но при этом у него не только общие предикаты, но даже общий объект. Так, например, для истории литературы интересен не Данте, а поэзия. В результате история становится тождественной философии, а философия - истории, ибо поскольку философия есть конкретное и историческое творение, ее нельзя отделить от развития. Таким образом, Кроче утверждает полное тождество философии и истории, которые разделяются лишь ради педагогических целей, причем на долю философии выпадает разработка исторического метода. Действительно, согласно Кроче, каждый философ одновременно историк и каждый историк одновременно философ, подобно тому, как в философии отдельного человека заключается история всей его жизни.

Отдельный человек, как и отдельные дисциплины - искусство, философия и вообще наука - суть лишь преходящие "моменты" одной единственной реальности, объединяющей все различные  элементы в единое целое - единство духа. В самом деле, из предыдущего рассмотрения отдельных областей следовало, что для Кроче нет никакой другой реальности, кроме духа. Мир - это дух, в котором соединяются субъект и объект, отдельное и общее, теория и практика. Ибо дух есть априорный синтез всех синтезов. Он есть чистое, бесконечное, вечное развитие (svolgimento), достигающее одну ступень за другой и идущее дальше. Эта бесконечность для нас тайна, которая, однако, просто заключается в недостижении целым еще одной ступени, это тайна actus purus (чистого акта - ред.), подлинного абсолюта. В нем заключено все, и все сущее есть лишь его проявление, которое действительно постольку, поскольку оно - "момент" его вечного развития.

А. Исторические предпосылки и своеобразие. Французский  идеализм XIX столетия, главным представителем которого следует считать оригинального кантианца Шарля Ренувье (1815-1903), насчитывал и ряд других значительных философов, которые, впрочем, как правило, не много публиковали. Среди них в первую очередь надо назвать Октава Гамелена (1856-1907), опубликовавшего серьезные работы о многих великих философах, но лишь один систематический труд - вышедший в 1907 г. "Очерк об основных элементах представления". К тому же направлению принадлежит Жюль Ланьо (1851-1894), влияние которого носило в основном личный характер. Его произведения вышли в доступном виде лишь в 1924-1925 гг. Затем надо упомянуть Доминика Пароди (род. в 1870 г.) и Эмиля Шартье (1868-1951), известного под псевдонимом "Алэн". Но самый значительный французский идеалист и самый влиятельный во Франции философ, наряду с Бергсоном, это Леон Брюнсвик (1869-1944). Его первое и крупнейшее систематическое произведение "Модальность суждения" вышло в свет в 1897 г. За ним последовали: "Введение в жизнь духа" в 1900 г., фундаментальный исторической труд "Этапы математической философии" в 1912 г. и очень важная работа "Прогресс сознания в западной философии" в 1927 г. До второй мировой войны Брюнсвик опубликовал еще целый ряд произведений; наибольшим влиянием он пользовался в период 1920-1939 гг.

Брюнсвик - идеалист в двояком смысле слова. С одной  стороны, он хочет продолжить и завершить  Канта и Гегеля, с другой, он примыкает  к Платону, Декарту, Спинозе и  даже к Паскалю, некоторые мысли  которого он принимает в свою систему, истолковывая их в смысле гносеологического идеализма. В то же время у него заметно сильное влияние позитивизма. В отношении естественных наук он отстаивает самый радикальный математизм и конвенционализм, усматривая в математике высшую ступень человеческого мышления. У него явно те же представления о синтезе, что и у Кроче, с которым его роднит и особый интерес к истории, хотя его знания в этой области, по-видимому, не столь обширны, как у итальянского идеалиста. Зато способ выражения у Брюнсвика точнее, чем у Кроче, а его споры с другими мыслителями ведутся, в отличие от Кроче, всегда очень корректно. Но главное - это его благородная позиция в религиозных и моральных вопросах, принесшая ему всеобщее уважение.

Б. Идеализм. С  самого начала своего главного произведения "Модальность суждения" Брюнсвик догматически выставляет основополагающий тезис гносеологического идеализма: "Познание образует мир, который для него есть просто мир. Сверх этого нет ничего; вещь, которая находилась бы по ту сторону познания, была бы по самому своему определению нечто недоступное, неопределимое, то есть она для нас была бы все равно что ничто". Поэтому философия не может быть ничем иным, кроме как критикой мышления, тем более что лишь мышление прозрачно для мышления. Главным же предметом мышления является не представление, а деятельность самого духа. Таким образом, философию можно определить как интеллектуальную деятельность, осознающую саму себя.

Этот идеализм, как обычно, сочетается с концептуализмом, который в данном случае заключается  в том, что на первое место перед всеми другими видами деятельности духа ставится суждение. Понятие же, как бы просто оно ни выглядело, является все же синтезом содержания и объема. Оно, следовательно, предполагает акт, связывающий то и другое. Поэтому можно сказать, что понимать и судить - это одно и то же. Рассудочное мышление вообще в конечном счете сводится к вынесению суждений, что, следовательно, составляет по сути единственный акт духа. В связи с этим Брюнсвик полемизирует не только с реалистским интеллектуализмом Платона и Декарта, пытавшихся обосновать синтетическую деятельность духа в трансцендентной реальности, но даже и с Кантом, который не сумел освободить эту деятельность от ее подчинения категории отношения и, следовательно, понятия. Подлинная философия, по Брюнсвику, должна освободиться от всякой предпосылки суждения.

Само суждение состоит в утверждении бытия  как необходимого или возможного. Его существенной составной частью является глагол, который в его  отношении к содержанию суждения называется связкой. Отсюда модальности глагола образуют основной предмет философского исследования.

В. Модальность  суждения. При ближайшем рассмотрении этой модальности обнаруживаются две  формы - форма внутренности (forme d'inferiorite) и форма внешности (forme d'exteriorite). Форма внутренности заключается во взаимной имманентности идей и она особенно свойственна математическому суждению, в котором субъект и предикат лишены значения, если они берутся отдельно друг от друга. Это есть единство духа, дающего себе свой собственный закон. Благодаря форме внутренности суждение становится понятным, оно существенно связано с этой формой. Форма внутренности присуща идеальным суждениям и она лежит в основе модальности необходимости. Но сама по себе она недостаточна, она дополняется формой внешности, так как суждение должно обладать в себе самом определенной многогранностью. Форма внешности обусловлена чем-то иррациональным, с которым встречается дух. Однако это иррациональное не есть ни бытие, независимое от духа, ни проекция этого духа во вне, а просто ограничение духа самим собой. Если дух наталкивается на эту границу, в которой заключено отрицание его деятельности, он испытывает нечто вроде потрясения, которое обычно считается идущим от некоего сущего вне духа. Форма внешности свойственна суждениям действительности. Таким образом, в духе имеется двойственность, - с одной стороны, форма внутренности, с которой связаны рациональность и необходимость математического суждения, и, с другой, форма внешности, к которой относятся иррациональность непроницаемого и реальность суждения о фактах. Между этими двумя формами, по Брюнсвику, находится еще смешанная форма, соответствующая возможности.