Ф. Ницше. Жизнь и философия

«Туда, где кончается государство, – туда смотрите, братья мои! Разве  вы не видите радугу и мосты, ведущие  к сверхчеловеку?» [Ницше 2004: 48]. Ницше  здесь – провозвестник новых  отношений уже даже не человеческого  общества, а Сверхлюдей между собой. Отчасти – обратим на это внимание – данная антигосударственная «проповедь» напоминает воззвания марксистов тех лет. Вернее – социалистов (в понимании Шпенглера и его труда «Пруссачество и социализм»).

При этом свобода – ценность для Ницше: «Свободною стоит для  великих душ и теперь ещё земля» [Ницше 2004: 48]. Хотя, конечно же, понятно, что в само слово «свобода»  Ницше вкладывал не тот смысл, который близок современным правозащитникам. Свобода Ницше – политологически скорее позитивная, чем негативная; скорее «свобода для», чем «свобода от»; не столько свобода тела (при том, что Ницше – представитель философии жизни с её культом человеческого тела), сколько свобода Духа.

3.3.Ницше о человеке

Критикуя «последних людей» современного ему европейского буржуазного  общества, философ рассматривает  и частные проявления «мещанства». В главе книги под названием «О базарных мухах» [Ницше 2004: 48 – 51] он пишет: «Где кончается уединение, там начинается базар; и где начинается базар, начинается и шум великих комедиантов, и жужжанье ядовитых мух» [Ницше 2004: 48]. Кого Ницше имеет в виду под «ядовитыми мухами» можно понимать по-разному. Возможно, что говоря о «базаре» он выражает своё негативное отношение к экономической основе нынешней европейской цивилизации («рыночная экономика»), безусловно, определяющей и сознание наших современников. Может быть, «скоморохами» и «комедиантами» он нарекает публичных политиков – ибо понятно, что их стезя – лицемерие, а реальная власть в государстве – не за ними. Более того, многие фразы в книге похожи на завуалированную критику «представительной демократии», в том числе критику тех, кто участвует в ней как избиратель: «Я не люблю ваших празднеств; слишком много лицедеев находил я там, и даже зрители вели себя часто как лицедеи» [Ницше 2004: 59]. Это подтверждает и следующая цитата: «Среди народов жил я, иноязычный, заткнув уши, чтобы их язык барышничества и их торговля из-за власти оставались мне чуждыми» [Ницше 2004: 94].

Не исключено также, что  эти высказывания – о прессе, представителях журналистского сообщества. Впрочем, версий – что имел в виду Ницше, когда писал соответствующие  строки в «Так говорил Заратустра» – может быть бесконечно много…

 3.4.Ницше о религии

Произведение «Так говорил  Заратустра» некоторые исследователи  наследия Ницше называют «пародией  на Библию», и это относится не только к стилю, действительно напоминающему  Евангелие – вот, например, что  говорит Заратустра своим ученикам при очередном прощании: «Теперь  я велю вам потерять меня и найти  себя; и только когда вы все отречётесь от меня, я вернусь к вам» [Ницше 2004: 76]. Действительно, подвергая сокрушительной критике видимый ему итог всей европейской истории, Ницше не мог не задуматься и над истоком тех проблем, которые сейчас одолевают Европу (и в наши дни тоже – те же проблемы!) Этим истоком стала для него основа основ европейской цивилизации (пусть даже только формальная в Новое время) – христианская религия:

 

Однажды – в первый год  по Рождестве Христа –

Сивилла пьяная (не от вина) сказала:

«О, горе, горе, как всё  низко пало!

Какая всюду нищета!

Стал Рим большим публичным  домом,

Пал Цезарь до скота, еврей  стал – Богом!» [Ницше 2004: 246].

 

Сейчас даже не всякий националист  решится охарактеризовать христианство как «иудейскую секту», хотя по сути дела, изначально оно таковой и  было. Но Ницше, взяв на вооружение метод  «переоценки всех ценностей», «переоценил» и эту – безусловно, ключевую для европейцев (пусть даже не всегда отдающих себе в этом отчёт).

«Они [старые боги] не «засумерились» до смерти, – об этом, конечно, лгут! Напротив: однажды они сами засмеяли себя – до смерти!

Это случилось, когда самое  безбожное слово было произнесено  одним богом – слово: – «Бог един! У тебя не должно быть иного  Бога, кроме меня!» – старая борода, сердитый и ревнивый Бог до такой  степени забылся:

И все боги смеялись тогда, качаясь на своих тронах, и восклицали: «Разве не в том божественность, что существуют боги, а не Бог!»» [Ницше 2004: 181].

По мнению Ницше, многобожие на определённом этапе было естественным для европейской истории, ибо  оно не просто выражало большее соответствие с ментальностью европейцев, их культурой  и бытом, но и символизировало  собой принцип единства в многообразии (в том числе – пресловутое  «разделение властей»). Христианство же этот принцип не только нарушило, но даже отвергло. Впрочем, более подробно об этом Ницше пишет в своём  «Антихристе».

«Он [Иисус] умер слишком  рано; он сам отрёкся бы от своего учения, если бы он достиг моего возраста!» [Ницше 2004: 71]. Ницше не воспроизводит здесь примитивный атеизм a la булгаковский Берлиоз – он не ставит под сомнение сам факт существования Христа (во всяком случае, как пророка), но поистине переосмысляет Библию по-своему (впоследствии мотив переосмысления библейских сюжетов лёг в основу многих произведений философов и писателей, в том числе в России – достаточно вспомнить одного только Леонида Андреева).

Ницше не воспринимает христианство как веру (подлинная вера давно  умерла в людях), он воспринимает его  только как религию, институт несовершенного общества несовершенных людей. Именно поэтому наиболее правильным будет  сказать: «Умерли все боги; теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек» [Ницше 2004: 77]. По Ницше, религия –  это то, что необходимо слабым людям, но у сверхчеловека пропадёт в  ней всякая необходимость. Сверхчеловек станет сам себе Богом. Философ пытается опровергнуть существование богов: «Если бы существовали боги, как  удержался бы я, чтобы не быть богом! Следовательно, нет богов» [Ницше 2004: 82]. По его мнению, боги сковывают  существование человека, быть может, даже замедляют возникновение Сверхчеловека: «Что осталось бы созидать, если бы боги – существовали!» [Ницше 2004: 83]. Не говоря уж о том, что христианская религия  проповедует равенство, смирение и  любовь к своему ближнему – те принципы, которые Ницше ненавидит.

Всё отношение Ницше к  христианству заключается в одной  фразе: «Бог мёртв; из-за сострадания  своего к людям умер Бог» [Ницше 2004: 86]. Не исключено, что этой фразой философ  хотел сказать, что христианство своим «непротивлением злу насилием»  само себя уничтожило. Более того, оказавшись «миной замедленного (двухтысячелетнего) действия», оно к ХХ веку фактически уничтожило и созданную им же европейскую цивилизацию.

Возможно, поэтому в своём  «переложении» Библии Ницше доходит  до откровенного богохульства: «Когда он был молод, этот Бог с востока, тогда был он жесток и мстителен  и выстроил себе ад, чтобы забавлять  своих любимцев.

Но наконец он состарился, стал мягким и сострадательным, более похожим на деда, чем на отца, и всего больше похожим на трясущуюся старую бабушку.

Так сидел он, поблёкший, в своём углу на печке, и сокрушался о своих слабых ногах, усталый  от мира, усталый от воли, пока наконец не задохнулся от своего слишком большого сострадания» [Ницше 2004: 261].

Однако впоследствии выясняется, что Бог не «умер» – его убили (см. главу «Самый безобразный человек» – этот человек убил Бога, так как не потерпел, что кто-то может быть свидетелем его уродства). Более того, в конце книги Бог воскресает в образе… осла («смерть у богов всегда есть только предрассудок» [Ницше 2004: 317]).

Квинтэссенцией ницшеанской  критики религии стало описание философом священников – аналога  фарисеев Нового Завета: «И не иначе  умели они любить своего Бога, как  распяв человека!

Как трупы, думали они жить; в чёрные одежды облекли они свой труп; и даже из их речей слышу  я ещё зловоние склепов.

И кто живёт вблизи их, живёт вблизи чёрных прудов, откуда жаба, в сладкой задумчивости, поёт свою песню» [Ницше 2004: 88]. No comments.

Логичным итогом антихристианских рассуждений Ницше становятся следующие  слова: «Прочь с таким Богом! Лучше  совсем без Бога, лучше на собственный  страх устраивать судьбу, лучше быть безумцем, лучше самому быть Богом!» [Ницше 2004: 262]. (В скобках напомним, что Ницше действительно закончил свои дни «безумцем» в самом буквальном смысле слова).

 3.5.Ницше о политике

Интересна глава книги  «О тарантулах». В ней Ницше переоценивает  ещё одну «ценность» современных  демократий – ценность равенства. В  этой главе философ рассуждает уже  как консерватор – по его мнению, наиболее ярыми сторонниками равенства  по определению являются те, кто  в данный момент времени чем-то обделён. То есть им из собственной корысти  выгодно «взять всё и поделить».

«Проповедники равенства! Бессильное безумие тирана вопиёт в вас о  «равенстве»: так скрывается ваше сокровенное  желание тирании за словами о  добродетели!

Истосковавшийся мрак, скрытая  зависть, быть может, мрак и зависть  ваших отцов – вот что прорывается  в вас безумным пламенем мести» [Ницше 2004: 96]. При чтении этих строк возникают  прямые ассоциации с событиями в  России в 1917 году, что лишний раз  подтверждает гений Ницше – не только как философа, но и как  пророка: «Это – народ плохого  сорта и происхождения; на их лицах  виден палач и ищейка» [Ницше 2004: 97].

Ницше предупреждает читателя, подобно Ланселоту Шварца, что главное – это «убить Дракона в самом себе», иначе горячие проповедники равенства, придя к власти, установят гораздо большую диктатуру, чем прежний режим: «Ибо, ты знаешь, настал час великого восстания черни и рабов, восстания гибельного, долгого и медлительного: оно всё растёт и растёт!

Теперь возмущает низших всякое благодеяние и подачка; и те, кто слишком богат, пусть будут настороже! […]

Похотливая алчность, желчная  зависть, подавленная мстительность, надмевание черни – всё это бросилось мне в глаза. Уже не верно, что нищие блаженны» [Ницше 2004: 271].

«Я не хочу, чтобы меня смешивали или ставили наравне  с этими проповедниками равенства. Ибо так говорит ко мне справедливость: «люди не равны».

И они не должны быть равны! Чем бы была моя любовь к сверхчеловеку, если бы я говорил иначе?» [Ницше 2004: 98]. Подчеркнём, что здесь Ницше  воспроизводит один из постулатов-краеугольных камней консерватизма: принцип неравенства. Равенство – искусственно, оно противоречит самой идее жизни, ведь «добрый и злой, богатый и бедный, высокий и низкий, и все имена ценностей: всё должно быть оружием и кричащим символом и указывать, что жизнь должна всегда сызнова преодолевать самоё себя!» [Ницше 2004: 98].

Тем не менее, философ буквально  в каждой главе своего произведения отчаянно критикует всё старое, призывая заменить отжившее – новым. Только не наносным, а подлинным: «Исписанные  знаками прошлого, а поверх этих знаков замалёванные новыми знаками, –  так сокрылись вы от всех толкователей!» [Ницше 2004: 117]. Ницше высмеивает тех, кто думает, что за вуалью модернизации кажется, будто все архаизмы человеческого  сознания, проявляющиеся и в общественном устройстве, преодолены. «Достаётся»  от него и учёным: «Когда выдают они  себя за мудрых, меня знобит от мелких изречений и истин их; часто от мудрости их идёт запах, как будто она исходит из болота; и поистине, я слышал уже, как лягушка квакала в ней!» [Ницше 2004: 123] (вспомним, нечто подобное Ницше уже писал ранее – о священниках). «Остерегайтесь также учёных! Они ненавидят вас: ибо они бесплодны! У них холодные, иссохшие глаза, перед ними всякая птица лежит ощипанной.

Они кичатся тем, что они не лгут: но неспособность ко лжи далеко ещё не есть любовь к истине. Остерегайтесь!» [Ницше 2004: 293].

Для Ницше крайне важна  связь времён, преемственность между  ними. Устами своего героя он утверждает: «Я – от сегодня и от прежде, но есть во мне нечто, что от завтра, от послезавтра и от когда-нибудь» [Ницше 2004: 126]. Философ не идеализирует ни прошлое, ни настоящее, ни будущее – они все важны для него в своей гармоничной совокупности, целостности.

Поэтому Эволюция в человеческой истории для него – несомненное  благо перед Революцией, любые  революционеры – бунтовщики, разрушители: ««Свобода» вопите вы все особенно охотно; но я разучился верить в «великие события», коль скоро вокруг них много шума и дыма.

И поверь мне, друг мой, адский шум! Величайшие события – это  не наши самые шумные, а наши самые  тихие часы.

Не вокруг изобретателей  нового шума – вокруг изобретателей  новых ценностей вращается мир; неслышно вращается он.

И сознайся только! Мало оказывалось  всегда совершившегося, когда твой шум и дым рассеивались. Что  толку, если город превращается в  мумию и колонна лежит в  грязи!» [Ницше 2004: 130].

3.6.Критика «маленьких  людей»

Книга о Заратустре символична. Недаром русские символисты считали  себя учениками Ницше. Эзопов язык –  его конёк, и когда он пишет: «Повсюду вижу я низкие ворота: кто подобен  мне, может ещё пройти в них, но – он должен нагнуться!» [Ницше 2004: 165] – он имеет в виду явно не высокий  рост Заратустры, а лишний раз намекает на грядущего Сверхчеловека. Так  же и в строках: «А эти комнаты  и каморки: могут ли люди выходить из них и входить туда?» [Ницше 2004: 165] – Ницше высмеивает явно не архитектуру…

Ему отвратителен мирок буржуа: «Я хожу среди этих людей и дивлюсь: они измельчали и всё ещё мельчают – и делает это их учение о  счастье и добродетели» [Ницше 2004: 166]. Вся отсталость и косность выродившейся Европы словно оттеняет грядущий приход Сверхчеловека, предваряя его. Ложно  понимаемая мораль исказила природу  человека, исказила саму Жизнь –  с такой моралью и борется  Ницше.

Философ ненавидит бюрократический  принцип правления государством, когда даже Президент государства  говорит: «Я – лишь чиновник, и только!». Вместо мира индивидов чиновничье государство  фабрикует мир винтиков: ««Я служу, ты служишь, мы служим» – так молится  здесь лицемерие господствующих, – но горе! если первый господин есть только первый слуга!» [Ницше 2004: 167] (надо сказать, здесь можно провести параллель и с Евангелием).