Традиции  воспитания обских угров: социальное «родительство»

Воспитание  подрастающего поколения занимало особое место в традиционной культуре обских угров и являлось важнейшей  задачей всего этнического сообщества. У ханты и манси существовал  своего рода общественный надзор, под который попадали и семьи, имеющие детей, и каждый конкретный ребенок.

После рождения ребенок получал еще  нескольких «матерей» и «отцов», выполняющих по отношению к нему различные функции. Для обозначения  этого явления в научной литературе утвердился термин «социальное родительство».

Первой  социальной матерью для ребенка  становилась женщина, принимавшая  роды, отрезавшая пуповину - «пукн анкги» (хант) «пукнисянь» (манс) - пупковая мать. Если принимавшая роды женщина по каким-то причинам отказывалась стать для ребенка «пукн ангки», то могли попросить другую. Обычно это была женщина постарше, так как к ней обращались, если младенца что-то беспокоило. Фактически «пукн ангки» отвечала за физическое развитие и здоровье ребенка, то есть выполняла функции современной акушерки и патронажной сестры.

Второй  матерью для ребенка в традиционной культуре была «алтум ангки» (хант) или  «алтум сянь» (манс.) - поднимающая мать. В традиции женщины рожали в отдельном  доме, и в дом, где проживала  остальная семья, после совершения обряда «алтупсы» ребенка переносила одна из женщин. Она и становилась для ребенка второй социальной матерью. Обряд «алтупсы» имел большое значение для социализации ребенка. До появления зубов ребенок как бы принадлежал двум мирам, но после обряда вписывался в этническое сообщество. Когда после обряда ребенка несли в дом, «алтум ангки» легонько постукивала по двери и говорила: «Плаксивый твой рот пусть на улице останется» или «Болезни, плач, упрямство на улице оставь». В дальнейшем эта мать отвечала за психо-эмоциональное развитие младенца: следила, чтобы у ребенка было хорошее настроение, рассказывала веселые истории, играла с ним.

Особое  место среди социальных родителей  занимали крестные мать и отец «пярна ангки», «пярна ащи». Их задачей было следить за духовным развитием ребенка. Если ребенок не был крещен, крестные родители назначались по договоренности. Крестничество фактически приравнивалось к кровному родству.

Как правило, социальные родители не были в близком родстве со своими подопечными, это могли быть и люди другой этнической принадлежности. На Казыме у хантов в роли крестных родителей часто выступали коми-зыряне, а те, в свою очередь приглашали на роль крестных родителей хантов. Таким образом, ребенок как бы получал дополнительных родственников, которые обеспечивали его благополучие и правильное воспитание.

Социальные  родители могли спросить с отца и  матери, если видели, что те мало внимания уделяют воспитанию ребенка. В свою очередь социальные родители должны были хорошо исполнять свои обязанности, так как, согласно верованиям, при переходе в другой мир они должны будут отчитаться за выполнение этих функций.  
Социальные родители принимали самое непосредственное участие в воспитании детей: дарили ребенку подарки, шили одежду, делали игрушки, Когда ребенок вырастал, то он начинал заботиться о своих наставниках: юноша делился добычей, девушка шила платья, дарила платки.

Таким образом, семья в традиционной культуре обских угров была открытой социальной ячейкой. При существовании такой системы общественного патроната ребенок вырастал физически здоровым, психически уравновешенным, рано приобретал самостоятельность, становился ответственным, а, став взрослым, выполнял почетную миссию социального родительства по отношению к другим детям. 

Дети  и детство

Рождение  детей зависело, по воззрениям ханты  и манси, от женского духа, носящего имена Калтась, Торум-анки, Пугос. Она  дает новорож денному душу, лили, лиль, и после появления ребенка на свет ей при носят жертву. У северных групп было принято, чтобы женщина во время беременности жила в отдельном «маленьком» доме. Это было связано с обычаем самоизоляции женщины в определенные периоды. Заметим, что и в обычное время женщина должна была соблюдать ряд запретов: не переступать через некоторые предметы, особенно через охот ничье снаряжение мужчины, не приближаться к изображениям некото рых духов и т. д.

Когда в хантыйской семье появлялся на свет новый  человек, здесь его ждали сразу четыре мамы. Первая мама — которая родила, вторая — принявшая роды, третья — та, что первой подняла ребенка на руки, и четвертая — крестная мама. Ребенок очень рано начи нал ощущать и свою роль будущего родителя. У север ных ханты считалось, что в новорожденного вселяется душа кого-либо из умерших, и нужно было определить, чья именно. Для этого проводилось гадание: называли поочередно имена умерших родственников и каждый раз поднимали люльку с новорожденным. На каком-то из имен люлька как бы «прилипала», ее не могли поднять. Это было сигналом, что к ребенку «прилипла» душа на званного человека, чье имя и получал ребенок. Вместе с именем к нему как бы переходила и родительская функ ция. Дети умершего человека считались теперь детьми новорожденного. Они называли его мамой или папой, делали подарки и относились как ко взрослому. 

На  некоторое время после родов, если была возмож ность, мать и ребенка  изолировали от остальных членов семьи — в специальном «маленьком доме» либо просто в другом жилище. Их одежда не могла быть совершенно новой. Ребенка помещали в колыбель из старой бересты. После прекращения выделений у женщины и отпадения пуповины у ребенка их очищали чагой или бобровым мускусом. По представлениям хантов, ребенок первые дни связан с миром духов, с Анки-пугос, Калтась-анкиь которая дает детей. К ней адресуются его первые звуки, улыбки во сне, беспричинный плач. Конец этой связи определяется по тому, что ребенок начинает улыбаться «по-человечески».

После временной  колыбели ребенок получал две  по стоянные — ночную етн онтып, сахан и дневную хат-леван онтып. Первая — это берестяная короб  ка с закругленными углами, завязками  над тельцем и дугой над  головой — для накидывания покрывала. Дневные колыбели — двух типов: деревянная со спинкой и берестяная со спинкой, украшенная узорами. На спинку, под головку ребенка прикрепляли мягкую шкурку. Внутри колыбели на берестяную подстилку на сыпали размельченные древесные гнилушки. Они хоро шо впитывали влагу и придавали ребенку приятный за пах. При намокании их убирали, но складывали только в определенных местах. Нельзя, например, считалось, класть их под растущее дерево, иначе ребенок будет ка чаться от ветра. К колыбелям было особое отношение: счастливую берегли и передавали из поколения в поко ление, а ту, в которой дети умирали, уносили подальше в лес. Для благополучия ребенка хранили и послед — в лесу, рядом с селением. На берестяную колы бель наряду с другими узорами наносили изображение глухаря — хранителя сна. Колыбель служила ребенку микрожилищем до трех лет. Он не только спал в ней, а нередко и си дел днем. Для кормления мать ставила колыбель се бе на колени, а когда нужно было удалиться, подве шивала ее за ременные петли к шесту чума либо к крю ку в потолке избушки. Можно было сидеть и работать рядом, качая колыбель ногой, продетой в петлю. При пеших переходах ее нести за спиной, соединив ремен ные петли на груди, а на время остановки в лесу подве шивали к наклонному дереву повыше от земли, где меньше мошки и не может заползти змея. В поездке на оленях или собаках мать ставила колыбель на свою нар ту. Если ребенка оставляли дома одного, то в колыбель для охраны от злых духов клали символ огня — нож либо спички. 

В первые месяцы новорожденного заворачивали в  пеленки из мягкой ношеной одежды и одеяльце из шкурки зайца. Иногда на другой же день, а иногда че рез  три-четыре месяца ему шили рубашку. Применя лись нагрудники из мягкой кожи, ровдуги, ткани или бересты — последние с выскобленным узором. Мальчи кам в колыбель клали набедренник из бересты для пре дохранения одежды от мокроты. Применялись и бере стяные наколенники, по представлениям хантов предо храняющие ножки ребенка от искривления. Таких чисто детских элементов одеяния было немного. Еще в груд ном, а точнее, в колыбельном возрасте детям шили поч ти полный комплект одежды — такой же, как у взрослых, но из более мягких материалов. Украшали ее иног да даже богаче, чем взрослому, прикрепляли колоколь чики; девочкам надевали миниатюрные украшения. Дети рано получали небольшие копии других предметов взрослых: ножа, лука со стрелами и т. д. В этом, как и во многом другом, проявлялось стрем ление приобщить ребенка как можно раньше к настоя щей, взрослой жизни. Такая концепция воспитания от ражалась и в играх, и в раннем привлечении детей к труду. Игрушками служили в основном миниатюрные копии вещевого набора взрослых: у девочек — игольничек, коробочка со швейными принадлежностями, люлеч ка, у мальчиков — лодочка, лучок со стрелами, фигур ки оленей. Детские куклы имели одну особенность — у них не было глаз, носа, рта. Фигурки с чертами лица — это уже изображение духа, который требовал заботы и почестей, а если не получал их, то мог принести вла дельцу вред. Поэтому старики неодобрительно относи лись к покупным куклам. Игры детей были нередко уроками труда.

Девочка в  два-три года уже умела собрать  из бисера браслетик, а мальчик —  набросить аркан на любой предмет, напоминающий ему оленя. В шесть лет ребенок мог получить в самостоятельное управление оленью упряжку, набрать за сезон десятки килограммов ягод. С 12 лет девочка умела самостоятельно вести домашнее хозяйство, а мальчик ходил один на охоту.

У ханты женщина кормила ребенка грудью до двух—трех лет, а то и позже. На время длительной по ездки ему давали сосать беличью лапку либо оленье су хожилие. И в эти, и в последующие годы детям не гото вили пищу отдельно, они ели из общего котла. Конечно, им уступали лакомства, например мягкий костный мозг или кожицу с летних рогов оленей — хантыйскую же вательную резинку. Из покупных продуктов дети чаще ели печенье, сгущенное молоко. За столом дети сидели со взрослыми и пользовались той же посудой.

С раннего  возраста детей приобщали к взрослой, трудовой жизни. Детские игрушки копировали в миниатюре вещевой набор взрослых. У мальчиков игрушками были лодочки, лук со стрелами, фигурки оленей и т.д. У девочек — игольницы, люльки, швейные принадлежности для детской кукольной одежды, скребки для ее изготовления или изготовления детской утвари из бересты. Кукол девочки одевали и обшивали. Куклы у ханты не имели лица: фигура с лицом — это уже изображение духа. Он же требует соответственной заботы и почестей, не получая их, может и навредить. Совокупность традиционной семейной педагогики приводила к тому, что ребенок с малолетства был готов к житейским будням в тайге и тундре.

Развивающие функции декоративно-прикладного  искусства обско-угорских народов

    (...)Приобщение  детей обско-угорских народов к традициям декоративно-прикладного искусства осуществлялось в двух планах. С одной стороны, ребенок с момента своего появления на свет в эстетически обогащенную среду, а затем включался в активное общение со взрослым, опросредствованное ее содержанием. Самая первое "произведение" народного декоративно-прикладного искусства, которой заставал ребенок сразу после своего рождения – онтуп (колыбель) из бересты или дерева.

    У хантов и манси, как и у других народов  Севера, исторически сложилась своя система эстетического воспитания, характерной особенностью которой является его тесная связь с трудовым, которое осуществлялось двумя путями: через их непосредственное участие в жизни семьи и под влиянием взрослых, поручавших детям выполнение различных несложных производственных операций. Исследователи неоднократно обращали внимание на то, что северные дети смело берутся за любое дело, живя среди людей, умеющих делать все своими руками (А.Н.Рейнсон-Правдин, 1949; М.А.Лапина, 1998; А.М.Тахтуева, 1996, 1999 и др.). У народов Севера трудовое воспитание детей начиналось с самого раннего возраста. На это обращали внимание авторы XVIII в. Например, Григорий Новицкий (1884. С.142-143) писал о ханты: "От младых ногтей приноровляются як стрелянию из лука убивать зверя, як ловлен

ю птиц,рыбы обучают их". Подобное сообщал о ненцах современник процитированного автора В.Ф.Зуев: "Лишь мальчик начнет мало иметь понятия, то мать или нянька не чем иным тешат, как бряцанием лучиной тетивы, а когда ходить начнет, уже отец ему и лук готовит". (1947. С. 32-33).

    Как утверждает большинство этнографов-североведов, трудовое воспитание детей осуществлялась двумя путями: через их непосредственное участие в жизни семьи и  под влиянием взрослых, поручавших детям выполнение различных несложных производственных операций. Кроме непосредственного наблюдения за действиями взрослых и посильного участия в промысловой деятельности, воспитательное значение имели разговоры на производственные темы, которые взрослые вели в присутствии детей,рассказываемые старшими фольклорные сюжеты, и, конечно, игра.

    В традиционной обско-угорской семье осуществляется дифференцированный подход к воспитанию мальчика и девочки. Мальчик - это  будущий кормилец, охотник, рыбак. Девочка - это будущая хранительница очага, хозяйка дома, мать. Первое, что дарят взрослые мальчику, - это аркан и нож; а девочке - мешочек с набором сухожильных ниток, кусочками ткани и меха.

    Женщина – представительница обско-угорских народов умела многое. Однако ее главное призвание - быть искусной мастерицей - одна из главных функций женщины традиционного общества. Именно поэтому символом женского начала является игла. Запечатлевая в орнаменте те или иные традиционные сюжеты, через которые передается сложный, семантически насыщенный образ, мастерица всегда делает это по-новому, причем, вполне осмысленно (в разнообразии изделий, которые изучались нами в ходе полевой и музейной работы, мы не смогли обнаружить повторений). Для самой женщины орнаментация – не подневольный и монотонный труд. Это, скорее, – "священнодействие" (что явствует и из интервью мастериц, которые зарекомендовали себя прекрасными рассказчицами, точнее – сказительницами), или, говоря современным языком, - самобытная форма творческой самореализации, проживаемая глубоко личностно.

    Не случайно в фольклоре эпитетом женщин и  женских божеств является выражение "йинтуп катлты ар наем" - "иглу держащие многие наи" (най - божество женского рода). О взаимосвязи женщины  и иглы говорят и многочисленные опубликованные материалы, характеризующие традиционную культуру обско-угорских народов в целом. Из фольклора обско-угорских народов видно, что женщины-хозяйки пользовались большим уважением и что особенно высоко ценилось женское умение шить, поскольку одежда в условиях Севера имела большое значение. "Богатырь остяцкий гордится, если у него есть рукодельница - дочь, держащая иглу в концах пальцев" (С. Патканов, 1999. С. 83). О вещи, искусно сшитой, в вогульской сказке говорится: "то ли иглой зашито, то ли клеем склеено. Шва не видно, и от иглы следа нет" (В.С.Чернецов, 1935. С. 75).