Владимир Сергеевич Соловьев

Соловьев  действительно проповедовал. Но, с  другой стороны, сам он в католицизм

не переходил  и даже не считал нужным. Более того. Реальный переход из

православия в католицизм виделся ему как  глубокая ошибка и заблуждение.

Россию  он очень любил и ее мировую  роль выдвигал на первый план. Но тут  у

него  не было ни славянофильства, ни западничества. Не было совер­шенно никакого

мессианизма, поскольку и все другие народы тоже, по его мнению, участвуют в

строительстве церкви вселенской. Да и сама эта  вселенская церковь 

скорее  была для Владимира Соловьева  социально-историческим и космическим

идеалом, о котором он трактовал весьма свободомыслящим образом.

В конце  жизни, разуверившись в возможности  осуществления всемирной 

теократии, Соловьев пришел к идее катастрофического  конца истории

человечества, к эсхатологии. 

 
 
 

Что говорит  современному человеку имя Владимира  Соловьёва? Кто-то вспомнит его стихи. “Что-то слышали”. “Идеалист какой-то”.

 

В общем-то немного. Есть, конечно, специалисты  по Соловьёву, в академических журналах о нем пишут, но не об этом сейчас речь. Он, что называется, “широко  известен в узких кругах”. Печать странничества, неприкаянности остается на нем. Главный нерв его философии - христианская ответственность в социально-политический сфере - то, что он называл христианской политикой - оказался не воспринят в России.

 

Соловьёв  принадлежит к старшему поколению  тех мыслителей рубежа веков, которых коммунистический режим всячески замалчивал. Сюда входят такие личности как свящ. Павел Флоренский, свящ. Сергий Булгаков, свящ. Георгий Флоровский, Николай Бердяев, Семен Франк, Георгий Федотов и др. Можно даже сказать, что В.С. Соловьёв был в большой степени их духовным и интеллектуальным отцом. Все они были “идеалистами”, своим “абстрактным гуманизмом” отвлекали людей от классовой борьбы, поэтому и не вписывались в “материализм” нового коммунистического режима. Многие из них в 1922 г. были высланы из России, как “чуждый элемент”, впоследствии жили и работали в Европе и США. Они не эмигранты, а изгнанники. Те, кто не уехал, погибли в сталинских лагерях (П. Флоренский, Л. Карсавин). В России их книги не издавались, их не изучали в школах и институтах, а если их имена и упоминались, то с каким-нибудь хлестким эпитетом (не будем повторять), они были “не наши”. В последнее время кое-что из их работ, в том числе и В.С. Соловьёва, переиздано в России, но по-настоящему они в российскую культуру так и не вошли, хотя они этого заслуживают не менее, чем многие из привычных нам имен. Упорное нежелание воспринимать всерьез их идеи на общественно-политическом уровне - не одна ли из причин нынешнего не только духовного, но и экономического кризиса в России?

 

В.С. Соловьёв, говорил прот.А. Мень, “подобно Ломоносову, соединил в себе всё”[1]. Он был не только философом, но и незаурядным поэтом, литературным критиком и публицистом, переводчиком. Лучших переводов на русский язык диалога Платона “Протагор” и работы Канта “Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в смысле науки” пока нет. Ему принадлежат более 200 словарных статей в известном Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона. Его статьи о Пушкине, Лермонтове, Тютчеве, Достоевском, А.К. Толстом, Фете и Полонском показывают, чем может быть литературная критика при религиозном подходе, какие новые глубины при этом открываются. Его влияние на русский “серебряный век”, русский символизм, на Блока, Вяч.Иванова, А.Белого общеизвестно.

 

Соловьёв  был блестящим полемистом, воспринимал свою публицистическую деятельность как долг.  “Я за последнее время взял на свою долю добровольное “послушание”: выметать тот печатный сор и мусор, которым наши лжеправославные лжепатриоты стараются завалить в общественном сознании великий и насущный вопрос религиозной свободы”[2]. Свободу он понимал, в отличие от большинства своих современников, не как нечто факультативное, а глубоко онтологически.

 

 

 

В.С.Соловьёв родился 16 января 1853 г. в Москве, в  семье крупнейшего русского историка Сергея Михайловича Соловьёва (1820-1879). Его отцу принадлежит 29 объемистых томов "Истории России с древнейших времен". В 1871-1877 гг. Он был ректором Московского университета. Дед В.С. Соловьёва Михаил был православным священником (протоиереем), законоучителем коммерческого училища В Москве. Мать В.С. Соловьёва Поликсена Владимировна, происходила из украинско-польского рода, к которому принадлежал и замечательный странствующий (по Малороссии) философ-просветитель Григорий Саввич Сковорода (1722-1794).

 

В 13-18 лет  В.С. Соловьёв, как и большинство  молодых людей того времени, переживает мировоззренческий кризис, сомневается  в религиозных истинах, проявляет  глубокий критицизм, испытывает страшную пустоту безверия, перестает посещать церковь, переболевает модным нигилизмом. Но, как он пишет 31.12.1872 г. в одном из писем того периода: “Все, что может дать отвлеченный разум, изведано и оказалось негодным, и сам разум разумно доказал свою несостоятельность. Но этот мрак есть начало света; потому что когда человек принужден сказать: я ничто - он этим самым говорит: Бог есть все”[3]. В.С. Соловьёв в том же письме не отрицает разума: “Человек относительно религии при правильном развитии проходит три возраста: сначала пора детской или слепой веры, затем вторая пора - развитие рассудка и отрицание слепой веры, наконец последняя пора веры сознательной, основанной на развитии разума”[4]. О 60-х годах 19 в. он впоследствии писал: “Это  была эпоха смены двух катехизисов, когда обязательный авторитет митрополита Филарета был внезапно заменен столь же обязательным авторитетом Л. Бюхнера”[5]

 

Большинство молодежи того времени предпочло  второй материалистический катехизис, и вскоре от социал-дарвинизма Бюхнера (попытки перенести закон естественного  отбора в классовое общество) перешло к идеологии марксистского силового революционизма, решило “помочь” социальной эволюции по законам исторического развития (диамата) перейти к новому прогрессивному общественному строю.

 

Соловьёв  так определяет свою главную цель: “ввести вечное содержание христианства в новую соответствующую ему, т.е. разумную безусловную форму”.

 

В.С. Соловьёв рано проявил необычайные способности  к философии. Уже в 21 год, после  окончания Московского университета и года вольнослушательства в  Духовной Академии в Сергиевом Посаде (под Москвой), он 24 ноября 1874 года в Санкт-Петербургском университете успешно защищает магистерскую диссертацию “Кризис западной философии (против позитивистов)”.

 

Позитивизм  настолько вошел в моду в то время, что В.С.Соловьёв не мог напечатать свою диссертацию ни в одном журнале, кроме “Православного обозрения” (1874. №1,3,5,9,10). В том же году в Москве вышло отдельное издание работы.

 

Длительный, растянувшийся на столетия, процесс  похорон классической метафизики в  виде объективного платоновского идеализма в Европе, достигнувшего своей вершины в философии Гегеля, подходил к завершению. В.С. Соловьёв писал во введении к магистерской диссертации: “Философия в смысле отвлеченного, исключительно теоретического познания окончила свое развитие и перешла безвозвратно в мир прошедшего”[6]. Ни эмпиризм, ни позитивизм с их претензиями на “реализм” ситуацию также существенно не меняли. Это были лишь усеченные формы рациональности. Философия как таковая заканчивалась. Наступала эпоха “историй философии”.

 

В.С.Соловьёв противопоставляет материалистическо-номиналистическому реализму позитивизма всеобъемлющий  мистический реализм philosophia perennis с  ее классической методологией многоуровневости единого Бытия. Мистический реализм  не отрицает материи (творения Бога), но полагает, что она должна быть одухотворена[7]. Соловьёва можно даже назвать религиозным материалистом, преодолевшим слишком жесткое  дуалистическое противопоставление  духа и материи.

 

Название  магистерской диссертации В.С.Соловьёва звучит, конечно, по-славянофильски. Хорошо известна критика Запада славянофилами, упрекавших Запад в разрушении целостной органики общественной жизни. Но концепция целостностности  жизни Соловьёва очень отличалась от аналогичной концепции славянофилов. Если они все западные “измы” вообще отрицали, то В.С.Соловьёв показывал их относительную ценность, ставил их, так сказать, “на своё место”.

 

Позитивизм, как последнее западное философское  направление, основанное на эмпиризме, был тесно связан с рационализмом и материализмом. Это была попытка перенести научную методологию во все сферы человеческого познания. Наука была объявлена самодостаточной. Только проверяемое знание есть истинное знание. Нетрудно догадаться, как позитивизм относился к религии и философии. Он приравнивал их к поэзии и искусству. Самостоятельное значение философии и религии отрицалось. В лучшем случае, философии отводилась функция обобщения данных конкретных наук. Были и неудачные, в целом, попытки построить новую философию на научных началах. Этика - самая слабая часть позитивизма, и этически позитивизм не так нейтрален, как превозносимая им наука.

 

Но этически позитивизм не нейтрален. Провозглашаемый  им принцип утилитаризма имеет своим  прямым последствием презрение ко всему  возвышенному, “идеальному” и, в конечном итоге, - нигилизм, презрение к смертному человеку, в котором “обнаружилось” много недостатков. Он, как выяснилось, ко всему прочему, - “от обезьяны произошел”. На этическом уровне нигилизм легко переходит в цинизм[8].

 

Позитивизм разрушает концепцию естественного права. Позитивистически понимаемое право уже не отражает божественный закон, а является человеческим изобретением, чем-то условным. Отсюда - правовой нигилизм. Люди сами не следуют условно понимаемому закону.

 

Отдельный человек вполне может быть утилитаристом и даже циником, но общество в целом - не может. Подобные взгляды ведут к саморазрушению общества, к погибели тех же циников, которые просто паразитировали рядом с “идеалистами”. Это и произошло с Россией в начале 20 в. На бытовом уровне, уже без всякой философии, начинается просто погром, тем более, что “самое передовое учение научно доказало”, что нарушение шестой заповеди (не убивай) очень даже оправдано по отношению к реакционному классу эксплуататоров.

 

Всероссийского погрома Соловьёв не застал, но он хорошо его предчувствовал.

 

В своей  докторской диссертации “Критика отвлеченных  начал”, защищенной 6 апреля 1880 г. в  СПб Ун-те, В.С. Соловьёв продолжил  развитие своей главной идеи о  цельном, всеедином знании и даже более - о Всеединстве, включающем в себя соответствующую онтологию и даже теургию (сотворчество с Богом по улучшению этого мира). Все философские системы, важнейшие из которых Соловьёв критически обозревает, в чем-то правы, но они часто преувеличивают один аспект за счет других. Мысль эта в общем-то не новая, но от этого не менее актуальная. Так относительная правда есть в рационализме, эмпиризме, индивидуализме и социализме, как и во многих других “измах”. Соловьёв, по сути дела, восстанавливает античный принцип: “все хорошо в меру”. Задача состоит не только в том, чтобы отовсюду взять что-то хорошее и сбалансировать крайности, но и в том, чтобы не потерять главный ориентир - Добро, ассоциировавшееся у него, опять же в духе “вечной философии”, с Богом.

 

Важно также не впадать в фактопоклонство, не потерять волю к восхождению к  Добру. В.С.Соловьёв в этом смысле был  не только мистическим реалистом, но и мистическим революционером, он хотел ненасильственным путем преобразовать  мир к лучшему. Но востребованными, увы, оказались революционеры иного толка, не брезговавшие никакими средствами и не знавшими никакой меры ни в чем. В.С. Соловьёва они обвиняли в утопизме, идеализме и реакционности, как через девять лет после ухода Соловьёва, они обвиняли в том же самом авторов известного сборника “Вехи”[9].

 

В целом, по своему мировоззрению В.С. Соловьёв был сторонником христианского  универсализма. Он понимал мир как  сложную многоуровневую систему, мистическим  средоточием которой является Истина, которая является ипостасью Бога. Мировой исторический процесс, его судьба обусловливается и свободной волей человека. Он понимал Царствие Божие не только в чисто духовном (спиритуалистическом) смысле, но и в смысле земного благоустройства людей[10]. Именно такой подход он считал христианским, поскольку материя, согласно библейской традиции, есть творение Божие. В философии В.С.Соловьёва есть волевое измерение в соответствии со словами Христа о Царствии Божием, которое силою берется (Мф.11.12; Лк.16.16). В.С.Соловьёв убежденный противник чисто спиритуалистического понимания христианства, как безответственного отречения от самого духа христианства. Христианин ответственен не только за спасение своей души, но и за то, что вокруг него происходит[11].

 

Русские западники 19 века тоже были, вроде бы, универсалистами, поскольку признавали общие закономерности исторического развития, но им часто не хватало целостного мировосприятия, религиозности[12].

 

Соловьёв  и не славянофил и не западник; он именно  христианский универсалист. Христианство для него не частная религия, а именно проведённый до конца последовательный универсализм. Но именно эта идея универсализма оказывается главным препятствием для восприятия мировоззрения Соловьёва в России. Что такое универсализм? Это - попытка увидеть в мире некие общие закономерности, увидеть должное стремление всего положительного к какому-то метафизическому (сверхприродному) центру, проще говоря - к Богу. В основе этого мировоззрения лежит, конечно, платонизм. В платонизме мир воспринимается как универсальное целое, иерархически структурированное, где все, в конечном итоге, должно стремиться к Богу, который и есть высшее Добро, Истина и Красота. Платоник тот, кто за всем видимым и слышимым миром видит и слышит некую глубинную основу (идеи). Видимый зыбкий и меняющийся мир есть отражение мира более основательного и прочного невидимого мира, мира Божественных замыслов о мире. Мир идей (прообразов) более реален, чем мир изменчивой материи. Соловьёв и был христианским платоником. Вот как он это выразил в поэтической форме: