Московское княжество до половины XV века. Причины и ход его усиления

                   Местничество. 
 

     Этот  термин произошел от слова место в смысле служебной должности; такое значение сохраняет это слово и доселе: лишиться места – потерять должность. Московское наместничество состояло в том, что по требованию обычая, установившегося в московском управлении XV и XVI вв., назначение родовитых служилых людей на службу должно было сообразоваться с родственным старшинством назначенных лиц, если они были родичи, или со службой их предков, если они были члены разных родов, чужеродцы. Родственное старшинство определялось по родословным книгам – поколенным росписям знатных служилых родов, а служба предков – по книгам разрядным, погодным росписям высших служебных назначений. Определяемое таким образом служебное отношение знатного человека к родичам и чужеродцам называлось его местническим отечеством, а определяемое этим его отношением к чужеродцам, положение его рода составляло его родовую честь, служебное достоинство его рода. Если кто-либо из знатных людей, назначенных служить вместе по одному ведомству, с отношения старшинства и подчинения, находил, что он понижен, а другой повышен перед другими сослуживцами не по своему отечеству, он протестовал, бил челом государю о бесчестии, о порухе своей родовой чести, а если принимал назначение, то за него протестовали его родичи, потому что служебное повышение или понижение по службе одного члена рода при тогдашней родовой солидарности повышало или понижало целый род перед другими. Местами считались за государевым столом и в разных придворных церемониях, равно и при назначении воеводами полков и городов, между которыми также наблюдались отношения старшинства, сравнительного достоинства. Местничество, насколько оно допускалось правительством, конечно, служило важной опорой политического положения боярства, доставляя в спокойные времена решительное преобладание в высшем управлении знатнейшим боярским фамилиям. Но оно же мешало боярству сплотиться в дружный и стойкий политический класс, разрознивая его, подавляя в нем сословные интересы фамильными счетами, и делало его неспособным отстаивать себя при исключительных обстоятельствах, подобных временам опричнины и самозванщины.

     Перемена  в составе и настроении московского  боярства изменила его отношения  к московскому государю. В удельные века боярин шел на службу в Москву, ища здесь служебных выгод, которые росли для московского служилого человека вместе с успехами московского государя. Это устанавливало единство интересов между обеими сторонами. Вот почему бояре XIV века дружно помогали своему государю в его внешних делах и усердно содействовали ему во внутреннем управлении.

     Эти добрые отношения стали расстраиваться с половины XV века. Новые титулованные бояре шли в Москву не за новыми служебными выгодами, а большей частью с горьким чувством сожаления об утраченных выгодах удельной самостоятельности. Интересы и чувства обеих сторон разошлись далеко, хотя шли из одного источника. Политические обстоятельства, с одной стороны, поставили московского князя на высоту национального государя с широкой властью, с другой – навязали ему правительственный класс с широкими политическими притязаниями и стеснительной для верховной власти сословной организацией. Таким образом, одни и те же исторические обстоятельства разрушили единство интересов между обеими политическими силами, а разъединение интересов расстроило гармонию их взаимных отношений. Отсюда и вышел ряд столкновений между московским государем и его боярами. Эти столкновения с особенной силой обнаруживались два раза,  и каждый раз по одинаковому поводу – по вопросу о престолонаследии. Иоанн III, как мы знаем, сперва назначил своим наследником внука Димитрия, венчал его на великое княжение, а потом развенчал, назначив преемником сына своего от второй жены, Василия. Боярство в этом семейном столкновении стало за внука и противодействовало сыну из нелюбви к его матери и принесенным ею византийским понятиям и внушениям. Столкновение доходило до сильного раздражения с обеих сторон, вызвало ссоры при дворе, резкие выходки со стороны бояр, кажется даже крамолу, заговор; по крайней мере, сын Василия, царь Иоанн, после жаловался, что бояре на его отца вместе с племянником последнего Димитрием «многие пагубные смерти умышляли», даже самому государю-деду «многие поносные и укоризненные слова говорили». Но как и из-за чего шло дело и в чем состояла боярская крамола, это остается неясным; только уже через год (1499 год) после венчания Димитрия пострадали знатнейшие московские бояре за свое противодействие Василию: князю Семену Ряполовскому-Стародубскому отрубили голову, а его друзей – князя Ивана Патрикеева с сыном Василием, знаменитым впоследствии старцем Васианом Косым, - насильно постригли в монашество. Та же глухая вражда продолжалась и при Иоанновом преемнике, Василии. Этот великий князь с недовольством относился к боярам, как государь, которого они не хотели видеть на престоле. И на этот раз вражда обнаружилась лишь в опалах, постигших некоторых знатных людей. Так, первостепенный боярин князь Василий Холмский за что-то был посажен в тюрьму, а второстепенному думному человеку Берсеню Беклаштеву отрезали язык за непригожие речи о великом князе и его матери. Но с особенной силой вражда возобновилась в царствование Грозного, и опять по тому же поводу – по вопросу о престолонаследии. В 1553 году, вскоре после завоевания Казанского царства, Иоанн опасно занемог и велел боярам присягнуть новорожденному своему сыну, царевичу Димитрию. Многие первостепенные бояре отказались от присяги или принесли ее неохотно, говоря, что не хотят служить «малому мимо старого», т. е. хотят служить двоюродному брату царя, удельному князю Владимиру Андреевичу Старицкому. Пробужденное этим столкновением раздражение царя против бояр через несколько лет произвело полный разрыв между обеими сторонами, сопровождающийся жестокими опалами и казнями, которым подверглось боярство.

     Но  во всех этих столкновениях в продолжение  трех царствований побуждения, руководящие  боровшимися сторонами, остаются неясны, не высказываются прямо ни той, ни другой стороной. С наибольшей откровенностью эти побуждения высказаны в переписке  царя Иоанна Грозного с бежавшим в Литву в 1564 году боярином князем Курбским и в написанной последним обвинительной истории этого царя. Курский нападал на новый порядок, заведенный в Московском государстве, видя в нем дело насилия и хищничества московских государей, губивших своих родичей, удельных князей. Князь Курбский считал правильным лишь такой государственный порядок, который основан не на личном усмотрении самовластителя, а на участии «синклита» бояр в управлении. Впрочем, государь должен делиться властью не с одними боярами: Курбский допускает и участие народа в управлении, признает пользу и необходимость земского собора. Итак, Курбский стоит за правительственное значение боярского совета и участие земского собора в управлении. Но и правительственное значение боярского совета, и участие земского собора были в то время уже не политическими мечтами, а политическими фактами, первое – фактом очень старым, а второе – явлением недавним: первый земский собор был созван в 1550 году. Значит, князь Курбский отстаивает существующие факты, не требует ни новых прав для бояр, ни новых обеспечений для их старых прав. Противная ему сторона не отличалась большею ясностью своих мыслей. Все политические идеалы царя Иоанна сводятся к одной идее – к мысли о самодержавной власти. Самодержавие для Иоанна не только нормальный, свыше установленный порядок, но и исконный факт нашей истории, идущий из глубины веков. «Самодержавства нашего начало от святого Владимира», - писал царь. Этой самодержавной власти Иоанн дает божественное происхождение и указывает не только политическое, но и высокое религиозно-нравственное назначение, которое состоит в том, чтобы охранять народ от раздоров и междоусобий и вести его к истинному богопознанию. Но против самодержавия, как его понимали в Москве, не восстает и боярство. Бояре признавали самодержавную власть московского государя, как ее создала история: они только настаивали на необходимости и пользе участия в управлении другой политической силы, созданной тою же историей, - боярства, и даже призывают на помощь этим двум силам третью – земское представительство. Таким образом, обе стороны отстаивали существующее, и борьба между ними являлась лишенной достаточной причины. Обе стороны, кажется, не могли ни удержаться от этой борьбы, ни объяснить себе ее причины, сказать, из-за чего они борются.   
 
 
 

                       Опричнина. 
 

     Таким характером борьбы обеих сторон объясняется происхождение и значение опричнины, которую учредил царь Иоанн, чтобы разрешить свой спор с боярами и оборониться от их козней. Вскоре после бегства князя Курбского в 1564 году царь неожиданно уехал из Москвы в Александровскую слободу, как будто отрекшись от престола. По челобитью духовенства, бояр и всяких людей царь согласился воротиться на царство, но с условием учредить опричнину для расправы с изменниками и ослушниками. Это был особый двор, какой образовал себе царь, с особыми боярами, дворецким, казначеями и прочими управителями, дьяками, всякими приказными и дворовыми людьми, с целым придворным штатом. Летописец усиленно ударяет на это выражение «особый двор», на то, что царь приговорил все на этом дворе «учинити себе особно». Из служилых людей он отобрал в опричнину 1000 человек, которым в столице на посаде за стенами Белого города, за линией нынешних бульваров, отведены были улицы с несколькими слободами; прежние обыватели этих улиц и слобод из служилых и приказных людей были выселены из своих домов в другие улицы Московского посада. На содержание этого двора, «на свой обиход», и своих детей, царевичей Ивана и Федора, он выделил из своего государства до 20 городов с уездами и несколько отдельных волостей, в которых земли розданы были опричниками, а прежние землевладельцы выведены были из своих вотчин и поместий и получили земли в неопричных уездах. До 12 000 этих выселенцев зимой с семействами шли пешком из отнятых у них усадеб на отдаленные пустые поместья, им отведенные. Эта выделенная из государства опричная часть не была цельная область, сплошная территория, составилась из сел, волостей и городов, даже только частей иных городов, рассеянных там и сям, преимущественно в центральных и северных уездах (Вязьма, Козельск, Каргополь и др.). «Государство же свое Московское», т. е. всю остальную землю, подвластную московскому государю, с ее воинством, судом и управой, царь приказал ведать и всякие дела земские делать боярам, которым велел быть в «земских», и эта половина государства получила название земщины. И центральные правительственные учреждения, оставшиеся в земщине, приказы должны были действовать по-прежнему, «управу чинить по старине», обращаясь по всяким важным земским делам в думу земских бояр, которая правила земщиной, докладывая государю только о военных делах. Так все государство разделилось на две части: на земщину и опричнину; во главе первой осталась боярская дума, во главе второй непосредственно стал сам царь, не отказываясь и от верховного руководительства думой земских бояр. Опричнина при первом взгляде на нее представляется учреждением, лишенным всякого политического смысла. В самом деле, объявив всех бояр изменниками, царь оставил управлением землей в руках этих изменников. Но происхождение опричнины находится в тесной связи с тем политическим столкновением, которым она была вызвана. Термин опричнина заимствован из удельного времени: в княжеских грамотах XIV века опричниками называли уделы княгинь-вдов. Опричнина царя была как бы особым уделом, который он выделил себе из состава государства, из земщины. Но этому учреждению он указал небывалую прежде задачу, которая состояла в том, чтобы истреблять крамолу, гнездившуюся в Русской земле, преимущественно в боярской среде. Таким образом, опричнина получила значение высшей полиции по делам государственной измены. Отряд в тысячу человек служилых людей, зачисленных в опричнину и потом увеличенный до шести тысяч, становился корпусом дозорщиков внутренней крамолы.

     Таково  было происхождение и назначение опричнины. Но она не отвечала на политический вопрос, которым была вызвана, не разрешала спора московского государя с его боярством. Спор возбужден был одним противоречием в политическом строе Московского государства. Это государство в XVI веке стало самодержавной монархией, но с аристократическим управлением, во главе которого стояло родовитое и притязательное боярство. Значит, характер новой власти московского государя не соответствовал свойству правительственных органов, посредством которого она должна была действовать. Обе стороны тогда почувствовали себя в неловком положении и не знали, как из него выйти. Затруднение заключалось в неудобном для государя политическом положении бояр, как правительственного класса, его стеснявшего. Поэтому выйти из затруднения можно было двумя путями: надобно было или устранить боярство как правительственный класс и заменить его другими более гибкими и послушными орудиями, или привлечь к престолу наиболее надежных людей из боярства и с ними править как уже и правил Иоанн в начале своего царствования. Царь и думал о том и о другом; но одного он не мог сделать, а другого не сумел или не захотел. Он не мог скоро создать другой правительственный класс, достаточно привычный и способный к управлению. Во всяком случае, избирая тот или другой выход, предстояло содействовать против политического положения целого класса, а не против отдельных лиц. Иоанн поступил наоборот: заподозрив все боярство в измене, он бросился на заподозренных, вырывая их поодиночке, но оставил класс во главе земского управления. Не имея возможности сокрушить неудобный для него порядок управления, он стал истреблять отдельные ненавистные ему лица. В этом и состояла политическая бесцельность опричнины: вызванная столкновением, причиной которого был порядок, а не лица, она была направлена против лиц, а не против порядка. В этом смысле и можно сказать, что опричнина не отвечала на вопрос, которым была вызвана.  
 
 
 
 
 

 Военное устройство Московского  государства. 
 

     Главную вооруженную силу Московского государства составлял военно-служилый класс, в состав которого входило и боярство, как его верхний и руководящий слой. Этот класс составился из очень разнородных элементов. Зерно его образовали потомки бояр и служилых людей, служивших при московском княжеском дворе удельных веков. С половины XV столетия к этому основному элементу присоединились владельцы княжеств, вошедших в состав Московского государства, с их боярами и служилыми людьми. Неслужилое тяглое общество вместе с духовенством также внесло свой вклад в состав военно-служилого класса, проникая в него различными путями. С половины XV века устанавливается правило, что все землевладельцы должны нести по земле воинскую повинность. Завоевывая вольные города Новгород, Вятку, Псков, московское правительство находило там горожан-землевладельцев, которых по земле верстало в службу. Таким образом, значительное количество бывших горожан-землевладельцев Новгорода, Пскова и Вятки попало в состав военно-служилого московского класса с усложнением приказной администрации и письменного канцелярского делопроизводства. Размножался и класс дьяков с подьячими, которых набирали преимущественно из грамотных детей духовенства и тяглых горожан. Еще князь Курбский писал, что большинство дьяков его времени вышло «из поповичей и простого всенародства». Эти дьяки с подьячими получали за свою приказную службу в награду или приобретали сами поместья и вотчины и по земле обязаны были отбывать ратную повинность. Дети их часто уже не сидели в канцеляриях, а с вотчин и поместий своих несли ратную службу. Наконец, нуждаясь в ратных людях для внешней обороны, московское правительство на время похода прямо вербовало их из крестьян и даже холопов. Многие из них за свою ратную службу освобождались из крестьянства и холопства, получали от правительства мелкие поместья и таким образом становились военно-служилыми людьми. Сверх того, и теперь не прекращается прилив ратных слуг из-за границы: из Литвы, Польши, Германии, из татарских орд. Московское правительство иногда целыми массами принимало этих приезжих слуг. Пестрота составных элементов класса отразилась и на его служебной организации. Различные слои его к концу XVI века составили служебную иерархию, по ступеням которой размещались служилые люди, образовав несколько разрядов или чинов. Вот их перечень, начиная сверху: 1) чины думные – бояре, окольничие, думные, дворяне; 2) чины московские, столичные – стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы; 3) чины городовые, провинциальные – дворяне и дети боярские. Эти чины приобретались не только службой, но и происхождением, т. е. в значительной степени были наследственны. Человек знатного боярского рода обыкновенно начинал службу свою в чине московского дворянина или даже стольника и постепенно поднимался выше до боярства. Незнатный провинциальный дворянин мог дослужиться до чина жильца или московского дворянина, но чрезвычайно редко поднимался выше.