Жизнь и творчество Элис Уокер

y">Будучи феминисткой, Уокер оспаривает необходимость материнства. Отдавая дань своим афроамериканским корням, она признает его важность и значение для сохранения истории, традиций, культуры народа, связи между различными поколениями. Неслучайно, что первый сборник эссе Уокер получил название «В поисках садов наших матерей». На его страницах писательница говорит о своей матери, как о «ходячей истории» своей общины, и признается, что многие написанные ею истории – это истории ее матери, тем самым она утверждает и за собой функцию проводника традиций, не отделяя себя от своих предшественниц.

В романе «Меридиан» Уокер обращается к проблеме «биологического предначертания» женщины, привнося свой личный опыт и сомнения. Роман «Меридиан» – это наилучшее отражение ее амбивалентной позиции и поле битвы между свободой движения и оковами материнства. Уокер и сама мать, поэтому для нее также было важно разобраться со сложностями взаимоотношений между матерьми и дочерьми. В свое время она была не готова принять факт собственного материнства, воспринимая беременность как угрозу своему творчеству, которая может с легкостью разрушить сложившийся порядок вещей. В подобное положение попадает в романе мать Меридиан, Миссис Хилл. Насладившись перспективами, которые открывались перед ней благодаря полученному образованию и работе, она через некоторое время ощутила потребность в чем-то большем. Ей показалось, что какая-то часть жизни ускользает от нее. Но замужество и в большей мере последующее материнство оказались для Миссис Хилл величайшим потрясением.

В изображении ее образа Уокер сталкивает концепцию о женском предназначении с феминистскими взглядами на право женщины на самоопределение, рассматривая беременность как своего рода вторжение, приводящее к раздвоению сознания. Наступление материнства становится причиной окончания личной жизни и потери индивидуальности. Материнство приравнивается к постепенному умиранию при рождении каждого последующего ребенка. Ребенок представляется угрозой и еще одним средством подавления наряду с расизмом и сексизмом. Нарушенная связь между Меридиан и матерью приводит к тому, что последняя не может передать полученный опыт, абстрагируясь от своей дочери и не воспринимая ее как самостоятельную личность. Для Миссис Хилл Меридиан – скрытый враг, перед которым она не может открыть свою душу, а попытки Меридиан поделиться своими переживаниями наталкиваются на стену непонимания и нежелания понять. Аналогичное чувство Меридиан переносит и на своего ребенка, который «виноват» в том, что появился на свет. Она мечтает о том, чтобы вычеркнуть сына из своей жизни, потому что он для нее «не что иное, как обуза» и тяжкая ноша, которую ей приходится нести самостоятельно. Размышляя о положении женщины в рабстве, которая не вправе была распоряжаться своими детьми, Меридиан ощущает себя предательницей по отношению к собственному ребенку, добровольно отказываясь от материнства.

Для нее ее собственная мать представляется «достойным продолжением материнской истории», в то время как себя Меридиан относит к недостойному меньшинству. Миссис Хилл, в свое время безропотно смирилась со своей участью, но Меридиан, не зная о терзаниях первой, считает ее воплощением «чернокожей матери» , не принимая во внимания тот факт, что у той просто не было выбора. Однако отказавшись от родного ребенка, Меридиан не в силах противиться своей природе. Она становится символической матерью для всех нуждающихся в ее помощи людях. Меридиан готова помогать и бездомной психически неполноценной девушке, и своей подруге Линн, которая отняла у нее возлюбленного, и незнакомым людям. Меридиан отличает готовность к самопожертвованию в интересах своего народа, в ее случае материнство принимает сублимированные формы, трансформируясь во всеобъемлющую любовь и потребность в заботе по отношению к окружающим.

В романе «В лучах отцовской улыбки» – образ матери находит свое воплощение в образе Ирины. В самом широком смысле материнское начало символизирует жизненный опыт каждого живого существа. Ни одно из них не было сотворено из пустоты, и у каждого есть мать. В этом смысле вся психическая жизнь имеет праматерь, которая существовала до появления сознания и которая, возможно, будет продолжать существовать, когда свет сознания погаснет. Универсальность и безграничность образа подтверждает мгновенно установившийся контакт между Ириной и Сузанной, муж которой не в состоянии постичь его внутреннюю основу.

Ему удается лишь отметить, что, обменявшись взглядами, женщины «как будто узнали друг друга» , но если он воспринимает взгляд Ирины как злобный, то Сузанна почувствовала себя так, как если бы ей заглянули глубоко в душу. Для нее этот момент стал мгновением единения, когда границы расы и национальности были забыты за своей несущественностью. Облик Ирины как будто специально продуман для того, чтобы отпугивать окружающих. История ее рождения и физические недостатки сделали ее изгоем в глазах людей, муж Сузанны, который видел Ирину каждое воскресенье на протяжении всей своей жизни, даже не может ее сначала узнать, а затем просит жену не упоминать об этой встрече дома. Ирину с детства лишают права голоса, ей даже отказывают в праве знать, где покоится ее собственная мать. Но, вопреки всему, она знает. И носит на ее могилу белые лилии, отождествляя их, как она сама позднее признается, с цветком, символизирующим Лилит, последнюю Ирина называет «первой матерью», которой «наскучил Адам, и она отправилась на поиски приключений». Предполагаемое наказание становится мощным толчком к развитию ее личности. Несмотря на то, что Ирина никогда не покидала того места, где родилась, знание языков, телевизор со спутниковой тарелкой и умение читать по лицам людей компенсируют ее вынужденную изоляцию в своей собственной общине. Накопленный с годами опыт и врожденная мудрость делают ее источником знаний. Ирина избрала альтернативный дискурс, найдя свое самовыражение в вышивании и украшении собственного жилища, но в глазах местных жителей она остается чужаком. На смену презрению пришел страх. Хотя об этом не говорят вслух, ее фактически принимают за ведьму из-за ее горба, утверждая, что она варит зелья и умеет передавать мысли на расстоянии. Но то, что отталкивает одних, привлекает других. С Сузанной ее связали отношения подобные на материнские, исподволь Ирина помогла ей лучше понять собственную природу и потребности в жизни, заставив переосмыслить свои поступки и выступив катализатором духовного роста.

Уокер неоднозначно подходит к созданию образов матерей на страницах своих произведений. С одной стороны, фигура матери предстает в качестве хранительницы культурных традиций, а с другой – гендерных стереотипов и патриархальных устоев. Создавая яркие материнские образы, Уокер отдает должное красоте черного материнства и неотделимым от него проблемам. Связь матери и дочери представляется как сила мифической мощи для черных женщин и символ духовного союза между всеми женщинами. Одновременно материнство зачастую отображается в виде ловушки, из которой нет выхода. Его метафорой становится кража свободы и нереализованных возможностей, а беременность служит инструментом подавления, при помощи которого выстраиваются границы между женщиной и внешним миром с помощью ограничения (вплоть до потери) прежних ролей, прав и обязанностей. Уокер трепетно относится к предшествующим поколениям прародительниц, но одновременно подвергает сомнению возможность мобильного существования матерей. Мобильность, то есть в ее понимании способность к быстрому передвижению, действию, независимость в принятии решений, свобода выбора, ограничивается с момента появления первого ребенка. Дети служат своеобразными оковами, которые наиболее оптимальным образом привязывают женщину к одному и тому же месту. И чем детей больше, тем они прочнее.

Но Уокер, тем не менее, придерживается точки зрения, что материнство и, в частности, связь между матерью и дочерью, это связующее звено между разными поколениями, которое жизненно необходимо для нормального существования и развития человечества. На примере указанных выше романов можно проследить, как фокус внимания писательницы смещается от биологической связи матери и дочери к концепции сестринства, когда существующая между женщинами взаимосвязь, основанная на любви, солидарности и осознании собственного угнетения, является первым шагом к физическому и моральному освобождению, при котором понятие женской идентичности определяется через отношения с представителями собственного, а не противоположного пола.

Функции матери как проводника многовековых традиций приписываются женщине, неординарной по своей природе, которая может и не иметь собственных детей. Она скорее олицетворяет собирательное представление о матери, мудрой и опытной, способной изменить окружающий ее мир. Биологическое родство отбрасывается за своей несущественностью, гораздо важнее становится взаимное доверие и любовь. Хотя последнее не является безусловным. Поскольку по афроамериканской традиции мать может быть как дающей жизнь, так и пожирающей, уничтожающей своих детей. Но и в том, и в другом случае она несет потенциал к развитию, которым может воспользоваться любой желающий.

В романе «Цвет пурпурный» архетип матери воплощен в образе Шик Эвери. Это харизматичная, смелая личность, которая бросает вызов традиционным представлениям о положении женщины в обществе. У нее яркая внешность, она независима. Ее не волнует, что о ней думают окружающие, в своих поступках она руководствуется только лишь своими желаниями («…про блудницу в коротких юбках. Которая курит сигареты и пьет джин стаканами. Поет за деньги и отнимает у жен ихних мужей»). Шик Эвери нарушает стереотипы, существующие в обществе, при взгляде на нее не может возникнуть и мысли, что ее можно подчинить чьей-либо воле. Она красива, причем и для мужчин, и для женщин («Я таких красивых от роду не видывала… Вся в мехах. Лицо нарумяненное. Волосы пушистые, как беличий хвост»). В ней одновременно присутствует и злое, и доброе начало: «…злости в ей куда больше, тем и держится», «шипит от злости» ), но при этом и «Наполовинку добрая, наполовинку злая». Шик «улыбается змеиной улыбочкой», носит сумочку и туфли из змеиной кожи, что не может не навести на размышления о библейской теме. Неслучайно, что настоящее имя Шик – Лили (Lillie), заставляющее вспомнить о непокорной первой жене Адама – Лилит. Шик противопоставляется Сили, типичной жертве патриархального общества, находящейся в бесправном положении. Шик Эвери для Сили своего рода змей-искуситель, открывающий новый мир, соблазняющий вырваться из тесных рамок ее привычного окружения. Шик – это противоположность Сили, на фоне которой наилучшим образом проявляются присущие ей черты. Шик присуща мудрость, хитрость, безрассудство, жажда приключений, потребность в новых впечатлениях, стремление к большему. Она разительно отличается от остальных женщин, окружающих ее в романе, воплощая все те черты, которые традиционно приписываются мужчинам («В ней больше мужества, чем в ином мужике. Она прямая, честная, всегда чево думает, то и говорит, а там пусть хоть черти съедят… Шик и драться может… Она должна сама свою жизнь делать и за свое стоять» ). Шик принадлежит другому миру, что в романе подчеркивается еще и материальным аспектом. Шик не привязана к одной точке. В отличие от многих других персонажей романа она динамична, постоянно переезжает, подолгу не задерживаясь на одном месте. Знакомство с Сили побуждает Шик проявить и свою светлую сторону. Она отнюдь не является разрушающей силой в романе, а наоборот способствует трансформации остальных персонажей, что наиболее ярко как раз и проявилось в случае с Сили. Шик оберегает ее от необдуманных поступков (убийства мужа), помогает поверить в себя и найти силы измениться. Шик обращается к внутренней сути Сили, ее темной стороне, где сокрыт имеющийся потенциал. Шик не ломает коренным образом характер Сили, а проводит ее по пути, который могла бы она пройти и самостоятельно, но ей был необходим небольшой стимул. Шик помогает уравновесить женственный образ Сили (причем обладающий такими свойствами, как покорность, подчиненность, смирение) мужскими чертами, сделав его более целостным. Шик способствует переменам, произошедшим с Сили, но при этом изменяется и сама. На смену жестокости и жесткости, превалирующих в начале романа, приходит сострадание и человеколюбие, открываются новые грани образа Шик, его философская составляющая. Рассуждения Шик о растворении божественного начала в природе – это в первую очередь рассуждения о ней самой. Природа является еще одним воплощением архетипа матери, который олицетворяет и сама Шик, «…и пришло оно ко мне: чувство пришло, будто я не отдельная от мира, а наоборот, часть всего».

Архетип может открыто демонстрировать и свои разрушительные способности, воплощая деструктивную сторону материнского начала. Темное стремление к уничтожению – такая же часть архетипа матери, как и его светлая сторона, связанная с зарождением новой жизни. Жизнь и смерть, обновление и разрушение – это переплетенные друг с другом и дополняющие друг друга противоположности. Поэтому порождающему жизнь архетипу матери присуща и другая сторона – уничтожение жизни. Примером такой разрушающей матери в романах Элис Уокер является М’Лисса (роман «Секрет удовольствия») – почитаемая повитуха и целительница африканского племени Олинка. В общественном сознании африканцев, несмотря на многочисленные ограничения и табу в отношении женщин, признается ее высокая социальная роль в обществе. Считается, что именно женщина другому миру, что в романе подчеркивается еще и материальным аспектом. Шик не привязана к одной точке. В отличие от многих других персонажей романа она динамична, постоянно переезжает, подолгу не задерживаясь на одном месте. Знакомство с Сили побуждает Шик проявить и свою светлую сторону. Она отнюдь не является разрушающей силой в романе, а наоборот способствует трансформации остальных персонажей, что наиболее ярко как раз и проявилось в случае с Сили. Шик оберегает ее от необдуманных поступков (убийства мужа), помогает поверить в себя и найти силы измениться. Шик обращается к внутренней сути Сили, ее темной стороне, где сокрыт имеющийся потенциал. Шик не ломает коренным образом характер Сили, а проводит ее по пути, который могла бы она пройти и самостоятельно, но ей был необходим небольшой стимул. Шик помогает уравновесить женственный образ Сили (причем обладающий такими свойствами, как покорность, подчиненность, смирение) мужскими чертами, сделав его более целостным. Шик способствует переменам, произошедшим с Сили, но при этом изменяется и сама. На смену жестокости и жесткости, превалирующих в начале романа, приходит сострадание и человеколюбие, открываются новые грани образа Шик, его философская составляющая. Рассуждения Шик о растворении божественного начала в природе – это в первую очередь рассуждения о ней самой. Природа является еще одним воплощением архетипа матери, который олицетворяет и сама Шик, «…и пришло оно ко мне: чувство пришло, будто я не отдельная от мира, а наоборот, часть всего» .

Архетип может открыто демонстрировать и свои разрушительные способности, воплощая деструктивную сторону материнского начала. Темное стремление к уничтожению – такая же часть архетипа матери, как и его светлая сторона, связанная с зарождением новой жизни. Жизнь и смерть, обновление и разрушение – это переплетенные друг с другом и дополняющие друг друга противоположности. Поэтому порождающему жизнь архетипу матери присуща и другая сторона – уничтожение жизни. Примером такой разрушающей матери в романах Элис Уокер является М’Лисса (роман «Секрет удовольствия») – почитаемая повитуха и целительница африканского племени Олинка. В общественном сознании африканцев, несмотря на многочисленные ограничения и табу в отношении женщин, признается ее высокая социальная роль в обществе. Считается, что именно женщина как создать что-то новое, становясь предпосылкой духовного обновления. Хотя по своей природе она деструктивна, ее негативное влияние выступает катализатором изменений, приводя к развитию других персонажей, их самоопределению и самопознанию.