Психологизм в романе Дины Рубиной

Для художественного  воплощения идейно-нравственной проблематики, как сказано выше, требуется психологизм  как наиболее естественная форма изображения внутренней мыслительной и эмоциональной работы. Данная проблематика дает широкий простор для изображения в литературе не только мыслей, но и чувств, всех эмоций персонажа. Поскольку человеку вообще свойственна не только рационально-теоретическая, но непосредственно эмоциональная миросозерцательная реакция на действительность, чувства и переживания героев становятся одной из форм нравственно-философских поисков, формой идейного и этического осмысления жизни. Переживания становятся  все более личностными и неповторимыми, приобретают исключительную динамику и напряженность.

Наблюдения  над произведениями писателей-психологов убеждают в том, что связь между  психологизмом и морально-философскими исканиями героев при идейно-нравственной проблематике произведения носит устойчивый характер, эта закономерность очень широкая, распространяющаяся не только на творчество отдельных писателей, но и на повествовательную литературу в целом.

Д.С.Лихачев, основываясь на материале древнерусской  литературы, считает решающим для возникновения психологизма наличие или отсутствие в художественном тексте разных жизненных позиций и их столкновений: «Раз в литературном произведении нет различных точек зрения, а есть только одна точка зрения, которую автор не признает даже своей, так как она кажется ему единственно возможной, абсолютно истинной, - автор не стремится к проникновению во внутренний мир своих героев. Он описывает их поступки, но не душевные переживания»⁵.

Литературный  психологизм, таким образом, - это  художественная форма, воплощающая идейно-нравственные искания героев, форма, в которой литература осваивает становление человеческого характера, мировоззренческих основ личности. В этом состоит познавательно-проблемная и художественная ценность психологизма.

В то же время он и способ эмоционально-образного  воздействия на читателя. Через подробное  и глубокое изображение психологических  процессов вымышленной личности читатель приобщается к непреходящему  человеческому содержанию литературы: к напряженным и страстным поискам своего места в мире, своего отношения к миру⁶.

Русская классическая литература ХIХ века, особенно второй его половины, занимает здесь  особое место. По общему признанию, именно в ней психологизм достигает  высочайших вершин, познание и освоение внутреннего мира человека приобретают небывалую глубину и остроту. Само признание русской литературы в качестве одной из ведущих литератур мира во многом связано с ее уникальным психологизмом.

Итак, психологизм  является таким свойством литературно-художественной формы, которое возникает в произведении закономерно, для воплощения определенного содержания – идейно-нравственной проблематики, процесса философско-этических поисков.

Психологизм – это содержательная форма, то есть такое эстетическое образование, которое несет строго определенную содержательную нагрузку. При этом психологизм – это не часть, не элемент художественной форсы произведения (как, например, сюжет, деталь, персонаж), а особое эстетическое свойство, пронизывающее и организующее все элементы формы. Можно сказать, это определенный принцип организации художественных элементов в единство.

Психологизм – такое свойство произведения, которое оказывает на читателя непосредственное эстетическое воздействие, воспринимается как нечто особое, присущее данному художественному созданию и отличающее его от многих других. Иными словами, наличие психологизма и особенно его характер во многом определяют стиль писателя. Психологизм, когда он присутствует в произведении, выступает как организующий стилевой принцип, решающим образом определяющий художественное своеобразие произведения. Таким образом, можно говорить о психологическом стиле письма. Точнее даже, о множестве психологических стилей, так как различия в конкретных особенностях проблематики каждого писателя и даже каждого произведения порождают и соответствующее многообразие индивидуально неповторимых стилей; поэтому у каждого писателя «свой психологизм».

Задаче  глубокого освоения и воспроизведения  внутреннего мира начинают подчиняться  приемы и способы изображения человека, все художественные средства, находящиеся в распоряжении писателя. Психологический стиль требует применения особых художественных приемов, особой их организации. Можно говорить, что психологизм – это принцип организации элементов художественной формы, при котором изобразительные средства направлены в основном на раскрытие душевной жизни человека в ее многообразных проявлениях.

В общем  виде изменение организации художественной формы при психологизме по сравнению  с непсихологическим принципом письма состоит в изменении отношений между теми ее элементами, которые так или иначе изображают внешнее бытие (наружность героев, их действия и поступки, обстановку действия и проч.), и теми, которые призваны воспроизводить внутренний мир героев. Естественно, что соотношение между этими двумя группами элементов меняется в пользу последних. Такой процесс происходит на всех уровнях художественной формы. В частности, с полной очевидностью он проявляется в сфере предметной изобразительности. То, что психологизм требует даже количественного увеличения деталей, характеризующих внутренний мир героя (подробности мыслительного процесса, нюансы чувств, эмоций, «разложение на составляющие» волевых импульсов и т.п.), и, соответственно, относительного уменьшения внешних деталей – это вполне ясно и не нуждается ни в комментариях, ни в примерах.

Процесс воспоминания –  это психологическое состояние, и у писателя-психолога оно раскрывается всегда как именно таковое – подробно и с присущими ему закономерностями. Психологизм же, наоборот, заставляет внешние детали работать на изображение внутреннего мира. Внешние детали и в психологизме сохраняют, конечно, свою функцию непосредственно воспроизводить жизненную характерность, непосредственно выражать художественное содержание. Но они приобретают и другую важнейшую функцию – сопровождать и обрамлять психологические процессы. Предметы и события входят в поток размышлений героев, стимулируют мысль, воспринимаются и эмоционально поддерживаются. Как ни важна, например, с точки зрения сюжета дуэль Пьера и Долоховым, как ни характеристичен сам по себе этот эпизод, все-таки, пожалуй, наиболее существенная его функция – служить эмоциональным и мыслительным материалом для Пьера.

Событие или поступок читатель воспринимает уже не просто в их прямом, объективном смысле, а как стимул или итог определенной внутренней, эмоционально-мыслительной работы или как проявление определенного душевного состояния. Внешние детали мотивируют внутреннее состояние героя, формируют его настроение, влияют на особенности мышления – иногда прямо, иногда очень опосредованно и косвенно.

Внешние детали могут не прямо входить  в процесс внутренней жизни героев, а лишь косвенно соотноситься с ним. Очень часто такое соотнесение  наблюдается при использовании  пейзажа в системе психологического письма, когда настроение персонажа соответствует тому или иному состоянию природы или, наоборот, контрастирует с ним.

Можно без преувеличения сказать, что  в  системе психологизма практически  любая внешняя деталь так или  иначе соотносится с внутренними процессами, так или иначе служит целям психологического изображения. Появление абсолютно непсихологической детали для психологического стиля – явление почти невозможное.

Сказанное относится и к тем художественным деталям, с помощью которых показываются внешние проявления внутренней жизни героя (мимика, пластика, жестикуляция, речь на слушателя, физиологические изменения и т.д.). Воспроизведение внешних проявлений переживания – одна из древнейших форм освоения внутреннего мира, но в системе непсихологического письма она способна дать лишь самый схематичный и поверхностный рисунок душевного состояния, в психологическом же стиле подобности внешнего поведения, мимика, жестикуляция становятся равноправной и весьма продуктивной формой глубокого психологического анализа.

Почему  это происходит? Во-первых, внешняя  деталь теряет свое монопольное положение  в системе средств психологического изображения. Это уже не единственная и даже не главная его форма, как в непсихологических стилях, а одна из многих, причем не самая главная: ведущее место занимает внутренний монолог и авторское повествование о скрытых душевных процессах. Писатель всегда имеет возможность прокомментировать психологическую деталь, разъяснить ее смысл.

Во-вторых, освоенная литературой индивидуализация психологических состояний приводит к тому, что их внешнее выражение также теряет стереотипность, становится уникальным и неповторимым, своим для каждого человека и для каждого оттенка состояния. Одно дело, когда литература изображает одинаковые для всех и потому схематичные проявления чувств, эмоций и не идет дальше, и совсем другое – когда изображается, скажем, тщательно индивидуализированный внешний мимических штрих (подрагивающая верхняя губа у Раскольникова, например), причем не изолированно, а в сочетании с другими формами анализа, проникающими в глубину, в скрытое и не получающее внешнего выражения.

Внешние детали используются лишь как один из видов психологического изображения – прежде всего потому, что далеко не все в душе человека вообще может найти выражение в его поведении, произвольных или непроизвольных движениях, мимике и т.д. Такие моменты внутренней жизни, как интуиция, догадка, подавляемые волевые импульсы, ассоциации, воспоминания, не могут быть изображены через внешнее выражение.

Постепенно  освоенная литературой сложность  психологического мира человека усложняет  и изображение связи внешнего с внутренним. По одним только внешним  признакам практически нельзя определить, что происходит в душе героя, так  как эти признаки неоднозначны, могут быть истолкованы по-разному. Вообще растет несоответствие между внешним и внутренним состоянием, что часто используется писателями как особый, своеобразный художественный прием, усиливающий остроту положения и или напряженность внутреннего состояния героя, оттеняющий какие-то особенности его внутреннего мира.

В разговоре  о внешних психологических деталях есть смысл особо сказать о такой форме психологического изображения, как портрет. В широком литературном обиходе существует тенденция называть любое портретное описание психологическим – на том основании, что оно раскрывает определенные черты характера, психологии человека. Это отражает представление о психологизме как универсальном свойстве художественной литературы. Всякий портрет характеристичен, но не всякий психологичен.

Необходимо  отделять собственно психологический  портрет от других разновидностей портретного  описания. Исследователь А.Б.Есин проводит грань, сопоставляя портреты чиновников и помещиков в «Мертвых душах» Гоголя и портрет Пьера в романе Толстого «Война и мир». О первых он замечает, что «эти портретные описания косвенно указывают на устойчивые, постоянные свойства характера, но не дают представления о внутреннем мире, о чувствах и переживаниях героя в данный момент; в портрете проявлены устойчивые черты личности, не зависящие от смены психологических состояний»⁷.

О втором же говорит, что «здесь  мы можем  по чертам лица героя судить о его  психологическом состоянии. Это  психологический портрет в строгом  смысле, в нем все детали связаны с другими способами психологического изображения»⁸.

В психологических  стилях мы находим богатую  систему повествовательно-композиционных форм, с помощью которых осуществляется изображение различных сторон внутреннего мира, разных душевных состояний. Прежде всего отметим значительную роль, которое играет психологическое повествование от третьего лица. Повествование, которое ведется «нейтральным», «посторонним» рассказчиком, обладает рядом преимуществ в изображении внутреннего мира, хотя в научной литературе часто можно встретить противоположное утверждение, согласно которому более органичной формой психологизма является повествование от первого лица.  Что же дает нейтральное повествование?

Во-первых, оно ориентировано прежде всего  на такую форму психологического анализа, как авторское повествование о мыслях и чувствах героя. Это именно та художественная форма, которая позволяет автору без всяких ограничений вводить читателя во внутренний мир персонажа и показывать его наиболее подробно и глубоко. Для автора не тайн в душе героя – он знает о нем все, может проследить детально внутренние процессы, объяснить связь между впечатлениями, мыслями, переживаниями. Нейтральный повествователь может прокомментировать самоанализ героя, рассказать о душевных движениях, которые сам герой может не заметить или в которых не хочет себе признаться.

Во-вторых, повествование от третьего лица дает небывалые возможности для включения  в произведение самых различных форм психологического изображения: в такую повествовательную стихию легко и свободно вливаются авторские монологи, публичные исповеди, отрывки из дневников, письма, сны, видения и т.п. Такая же композиционно-повествовательная форма, как рассказ от первого лица, или роман в письмах, или роман, построенный как имитация интимного документа, дает гораздо меньше возможностей разнообразить психологическое изображение, делать его более глубоким и всеохватывающим. Для повествовательных структур данного типа единственной естественной формой психологического изображение становится рефлексия, психологический самоанализ, для введения же любого другого приема неизбежно приходится прибегать ко всякого рода условностям.