Проспер Мериме

которых окрашен лишь в один цвет, передает какую-то  одну характерную черту, жест, душевное движение, изображает отдельное событие и т.д.                                                 

2.1 Проблематика новелл « Таманго»  и «Матео Фальконе». Совместимость справедливости и жестокости. Протест против рабовладельчества.

Мысль о том, что “свой”, европейский, мир есть мир культуры и разума, а “их” мир – это мир дикости, варварства и примитивных инстинктов, была настолько очевидной для европейского обывателя, что свои собственные представления о жизни он превращал в абсолютный масштаб ценностей. Отсюда тот комплекс самоуверенности, превосходства и высокомерия по отношению ко всему непохожему и непривычному, который отличал обыденное европейское сознание в первой половине XIX века. Разоблачению этого “комплекса” как раз и посвящены многие произведения Мериме; среди них видное место занимает новелла “Таманго”, написанная Мериме в 1829 году.. В ней  и здесь заключена одна из существенных, и оригинальных сторон замысла писателя – не только мир африканцев показан глазами белого человека, но и сделана попытка мир европейцев увидеть с позиции черного туземца. Поэтому в новелле присутствуют три повествовательных точки зрения: точка зрения капитана Леду, точка зрения Таманго и, наконец, резюмирующая точка зрения автора-рассказчика. Напряженное взаимодействие этих точек зрения и создает столь характерный для новеллы “Таманго” драматизм повествования. Динамичный как всегда сюжет у Мериме дал возможность раскрыться настоящим качествам и дикаря и «европейца». Фабула новеллы позволила писателю затронуть  немалое количество проблем. Тут присутствует критика такого явления как работорговля и протест против рабства. С давних пор проблема власти волнует человечество. Человек стремится обладать всем — деньгами, людьми,

властью над всем и всеми. Несомненно, волновало это поэтов и писателей, борющихся за свободу человека, свободу его мыслей, деятельности, жизни. Мериме (в отличие от своего персонажа, капитана Леду) не воспринимает собственную культуру как единственную, отвечающую человеческой природе; но он все же воспринимает ее как “лучшую” по сравнению с остальными. Поэтому он готов понять, но не принять, как равновеликие, чужие, социальные общности. Отсюда его ирония по отношению к Таманго и ко всем африканским невольникам. Так, истинные религиозные верования африканцев рассматриваются Мериме не в качестве проявления особого типа человеческого мышления, а как свидетельство обыкновенного невежества – прямого порождения примитивности. Вот почему единственной ценностной меркой, с которой писатель подходит к жизни туземцев, в конечном счете оказываются все-таки европейские критерии и представления. Показательно в этом отношении, что описывая одеяние, в котором Таманго впервые предстает перед капитаном Леду, Мериме замечает: “В таком наряде африканский воин считал себя элегантнее самого модного щеголя Парижа или Лондона”. Ясно, что Таманго, понятия не имеющий о существовании европейских столиц, в принципе не способен сравнивать себя с тамошними модниками; однако для самого Мериме такое сравнение является единственным способом передать внутреннее состояние героя. Для понимания смысла новеллы важную роль играет позиция капитана Леду, его восприятие и понимание происходящего. Это — работорговец, которому противостоят Таманго, негритянский вождь, и его соплеменники.  Главным здесь является то, что Леду вполне сознательно относится к африканцам как к “черному дереву”. Но, подчеркивает Мериме, такое отношение отнюдь не является проявлением чисто личной,

психологической жестокости или бесчувственности капитана. Если в своем

обращении с неграми Леду не многим лучше других работорговцев, то он и не хуже их. Он – рядовой представитель своей профессии, общественной группы, страны. Тем показательнее его отношение к “черным”. Повествование

переносит нас в эпоху колонизаторской деятельности белых и угнетения негров. Перед нами возникает образ типичного представителя буржуазной цивилизации, лицемерной и бездушной. Участь рабов, которых выбирает капитан, просто ужасна. Для Таманго, который их продает, рабы хуже любого заурядного предмета, хуже любого другого товара. Но жалка и мрачна в итоге участь и самого Таманго, выжившего, но спившегося и умершего в больнице — ведь чернокожий гигант, привыкший к свободе и ставший полковым литаврщиком, не вынес «благодеяний» цивилизации. Нужна ли ему такая жизнь, и жизнь ли это? Писатель не идеализирует своего героя, образ вождя не приподнят автором над действительностью: Таманго первобытен и дик. Он невежествен, суеверен, эгоистичен и жесток. Но вместе с этим он — человек, которому присущи и некоторые черты, по-своему возвышающие вождя над своими соплеменниками. Таманго стремится к свободе и гордо, с выдержкой проходит через тяжелые испытания. Оказавшись среди других невольников, он пытается разными способами уговорить их поднять бунт, чтобы вернуть себе свободу. Ему это удается, и взбунтовавшиеся рабы убивают всю команду. Но плыть на корабле, которым никто из присутствующих не умеет управлять, затруднительно. Неудивительно, что освободившиеся невольники терпят крушение и в конце концов гибнут от голода, жажды, палящего солнца и растущего отчаяния. Негры правы, обвиняя в своих несчастьях Таманго. Это он сначала продал их в рабство, а затем поднял на бунт. Он обманом добивался от них помощи. Это он, когда их, одного за другим, постигла гибель, оставался по-прежнему равнодушным к их судьбе. Но больше ли в Таманго варварства, чем в гаденьком буржуа Леду, вообще не считающего негров людьми? Новелла «Таманго» и выраженный в ней протест против торговли людьми заставляют задумываться над такими проблемами, о существовании которых порой и не подозреваешь. С точки зрения Леду, ни в их нравственности, ни в их образе жизни нет ни одной черты, которая делала бы их похожими на европейцев: у них нет никакого понятия о ценности индивидуального человеческого существования (невольники на корабле растерзывают белого переводчика, не сделавшего им ничего дурного, с той же легкостью, с какой Таманго убивает женщину-негритянку в первой сцене новеллы); они не знают никаких развлечений, кроме дикого, бессмысленного пьянства; герой новеллы, Таманго, не задумываясь отдает себе подобных в обмен на куски ситца, картонные табакерки, порченые ружья и т. п. Мериме последовательно вводит в кругозор капитана те черты быта и нравов африканских туземцев, которые непреложно доказывают ему, что не быть европейцем – значит не быть человеком. Для Леду негры только внешне похожи на людей, по существу же они представляют собою животных, наделенных сознанием. Вот почему в глазах капитана его собственное поведение по отношению к африканцам не является ни бесчеловечным, ни безнравственным. Разумеется, позиция Леду, показанная во всей ее неприглядной наготе, не вызывает у Мериме никакого сочувствия. Но несомненно и то, что капитан лишь доводит до крайности, до логического и нравственного предела обычный взгляд носителей европоцентристского сознания на негров как на представителей примитивного, неразвитого общества. Основанный на чувстве превосходства, этот взгляд продолжает присутствовать в новелле и после гибели Леду, трансформируясь в авторском повествовательном тексте (что особенно заметно в сцене невольничьего бунта и последовавших за ним событий). Однако точка зрения Леду не является господствующей в новелле. Мериме ненавязчиво, но упорно остраняет эту точку зрения, время от времени показывая происходящее глазами самого Таманго, сталкивая его взгляд на вещи с позицией капитана Леду. Так, сцена торга и жалкая попойка, ее сопровождающая, в восприятии Таманго выглядит, конечно же, как роскошный дворцовый прием, а сам герой откровенно наслаждается впечатлением, которое, по его мнению, он производит на белого, ибо, по понятиям Таманго и его соплеменников, он действительно могущественный, независимый и богатый властитель, военачальник, перед которым трепещут окружающие племена. Все дело именно в этом противоречии: африканец сам себя отнюдь не ощущает ни “дикарем”, ни “животным”; Леду же видит в нем только великолепный экземпляр рабочей скотины. В сущности, вся коллизия новеллы построена на этом глубочайшем взаимном непонимании представителей двух разных миров, двух “цивилизаций”. Воспринимая европейские нравы как единственно нормальные, Леду не умеет увидеть в непривычных для него формах жизни проявление иной культуры (он видит в этих формах лишь “не-культуру”, “дикарство”). Поэтому, вчастности, захватывая в плен Таманго, он не чувствует себя ни предателем, ни подлецом, ибо берет в плен всего лишь сильное и красивое животное. Но ведь и для Таманго образ жизни негритянских племен представляется таким же естественным, как для Леду – европейским. Таманго в принципе не может понять, на каком основании его воспринимают не как суверенного владыку, а как “дикаря”. Поэтому, будучи захвачен капитаном Леду, он в первую очередь ощущает свое право на бунт. Таким образом, повествование в новелле в значительной мере строится на взаимном чередовании и взаимном освещении точек зрения Леду и Таманго (шире – европейцев и африканцев), вскрывающем неполноту и своеобразную ограниченность каждой из них, ограниченность, которая и привела к кровавому результату. Но, разумеется, решающую роль в новелле играет повествовательная позиция самого автора. Эта позиция иронична не только по отношению к капитану Леду, но и по отношению к Таманго. Описывая Леду и весь экипаж брига “Надежда”, Мериме все время подчеркивает, что их “комплекс превосходства” в значительной мере является плодом высокомерной иллюзии. Так, относясь к Таманго как к “дикарю”, команда “Надежды” в принципе не способна заметить ни его ума, ни его воли, ни его мужества, а потому утрачивает всякую бдительность и позволяет невольникам захватить корабль: за восприятие не европейца как не человека, Леду и его товарищам пришлось заплатить своими жизнями; иллюзорный “комплекс превосходства” обернулся для них трагедией, а авторская ирония –предостережением. Но каков источник иронии Мериме по отношению к герою новеллы Таманго, не говоря уже об остальных невольниках? Если для Леду мышление и быт африканцев является простым проявлением некультуры, то сам Мериме стремится увидеть в этом быте и мышлении именно культуру, хотя и не похожую на его собственную, однако же основанную на определенной системе человеческих ценностей и потому имеющую право на существование, достойную понимания и изучения. Но – и здесь коренится принципиальный европоцентризм писателя – такие культуры все же не являются равноправными по отношению к западной. Это – неразвитые культуры, нуждающиеся в “усовершенствовании”. Концовка новеллы «Таманго» непривычна для решения колониальной тематики реалистической литературы XIX века. Ведь читатель увидел трагическую судьбу негров в условиях двуличной буржуазной цивилизации, и увидел в неприукрашенном, обыденном, тягостном виде. Протест против работорговли звучит в каждом абзаце новеллы. Об этом говорит изображение могучего и глубоко человечного порыва невольников к свободе, об этом свидетельствует поэтический смысл образа корабля, захваченного неграми, гонимого ветром по бесконечным морским просторам. Кратко, но емко описывает автор страдания оставшихся в живых негров: «Каждый кусок сухаря достается ценою борьбы, и слабый гибнет не потому, что сильный его убивает, а потому, что предоставляет ему умереть». Как не похоже это на идеальные отношения Робинзона Крузо с чернокожим Пятницей у Даниеля Дефо! У Мериме тема эта трактуется не возвышенно и патетически, как у романтиков. Такое впечатление, что автор просто и беспристрастно изображает пустоту и лицемерие буржуазного общества, господствующую в нем власть денег. Но на самом деле его произведение полно внутреннего огня и силы чувств. Много, очень много проблем поднимает в своем произведении Мериме. И именно постановка таких важных вопросов  обеспечивает неугасающий интерес к его творчеству. Новелла « Матео Фальконе – первая из опубликованных новелл Мериме – была олицетворением неординарной находки. Как и все произведения Проспера Мериме, новелла "Маттео Фальконе" построена необыкновенно искусно. Каждый эпизод важен, поступки героев обусловлены временем и местом. У читателя до конца новеллы остаются сомнения в том, что Маттео Фальконе убьет провинившегося Фортунато. Тем не менее Проспер Мериме, изучавший жизнь корсиканцев, убедительно доводит повествование до логического завершения. Без сомнения, новелла "Маттео Фальконе" дает более яркое представление о Корсике, чем самые подробные описания этого острова. Действие новеллы происходит на острове Корсика. Главный герой повествования — Маттео Фальконе. Это меткий стрелок, сильный и гордый человек, настоящий    корсиканец,    обладающий  твердым характером и несгибаемой волей. У Маттео есть сын — Фортунато, надежда семьи. Мальчик прячет в стоге сена раненого беглеца — преступника, которого преследует полиция. Однако, создавая овеянные суровой поэзией образы героев, людей из народа, Мериме отнюдь не стремился на руссоистский или романтический лад идеализировать патриархальную или первобытную сторону их жизненного уклада. С сочувствием изображая благородные, героические черты их внутреннего облика, он не скрывал и отрицательных сторон их сознания, порожденных окружавшей их дикостью, отсталостью и нищетой. Вот Матео Фальконе, богатый корсиканец, отправляется в маки посмотреть на своих овец, а его сын, десятилетний Фортунато, остаётся сторожить дом. Отец — человек маки, гористой местности, покрытой густыми, непроходимыми зарослями перепутанных деревьев и кустарников. В маки, обиталище пастухов и беглых разбойников, сохранился нетронутым родовой уклад, коренящийся в глубокой древности. Права богатства здесь относительны, ограниченные правами кинжала и ружья; зато сила обычая здесь непреложна. Матео Фальконе верен традиции и доволен тем, что имеет. Изумительная меткость в стрельбе и суровый, непреклонный нрав служат чести и славе его рода, а большего ему не надо. А что же Фортунато? Само имя его означает “счастливчик”. О мальчике говорят, что он подаёт “уже большие надежды”, ему предсказывают: “Ты пойдёшь далеко”. Действительно, Фортунато на редкость ловок, сметлив, расчётлив. Прежде всего — расчётлив. Вот юный Фальконе греется на солнце в ожидании отца — о чём он мечтает? О воскресной поездке в город к своему дяде, капралу: там его ждут подарки — блага цивилизации. Очевидно, что Фортунато становится тесно в узких рамках обычая маки. Устремления отца и сына — пусть пока в мелочах — расходятся. Но вот слышатся выстрелы — не такое уж редкое явление в окрестностях маки. Эти выстрелы предвещают решающее испытание для сына, решающий выбор для отца. Раненый бандит Джаннетто Санпьеро просит убежища в доме Фальконе: за ним по пятам гонятся правительственные стрелки — вольтижеры. Ясно, что будь Матео дома, он предоставил бы Джаннетто кров без лишних разговоров — следуя закону гостеприимства. А сын торгуется: “…Что ты мне дашь, если я спрячу тебя?”; он улыбается не гостю, а при виде пятифранковой монеты. За эту плату Фортунато прячет разбойника, но уже попытка извлечь выгоду из священного обычая гостеприимства есть первый шаг к предательству. Фортунато совершит предательство — не из страха (мальчик храбр и на всём свете боится только отца), не из глупости (подвергшись допросу сержанта вольтижеров, мальчик с блеском парирует все его уловки и угрозы). Юного Фальконе погубили страсть к коммерции и стремление первенствовать. При виде серебряных часов, которыми подкупает его сержант, Фортунато мигом теряет весь свой разум и здравый смысл. Доводом, добившим его, становится издёвка сержанта: “…У сына твоего дяди уже есть часы… правда, не такие красивые, как эти… а ведь он моложе тебя”. Мысль, что кто-то опередил его, нестерпима для мальчика, и он уступает преступному искушению. Заметим какую бурю эмоций вызывает у него вид часов: “Его голая грудь тяжело вздымалась — казалось, он сейчас задохнётся”; именно таким слогом в эпоху Мериме писали о романтических страстях. Глядя, как блестят часы, Фортунато как будто открывает для себя влекущий блеск буржуазного мира. Но чтобы устремиться туда, куда его влечёт, мальчик должен переступить через законы патриархального мира, должен стать предателем. Всё это угадывает разгневанный отец — уже после того, как вольтижеры уводят арестованного разбойника. “Хорошо начинаешь!” - с грозной иронией говорит Матео Фальконе, давая понять сыну, что он свернул с того прямого пути, по которому шли все его предки. “Мой ли это ребёнок?”- спрашивает Матео жену, разбивая о камень часы, плату за бесчестье. И, наконец, звучит приговор: “…Этот ребёнок первым в нашем роду стал предателем”. “Первым в нашем роду…” — из этих слов ясно, что убийство сына — не прихоть злодея-отца, не шаг отчаяния, не акт безумия или даже гнева. У Матео Фальконе просто не было другого выбора. Он отвечает не только за свою честь, но и за честь рода; доброе имя предков — многих и многих поколений — вот что решается в этот злополучный для семьи Фальконе день. Плюнув на предательский порог дома Матео, разбойник Джаннетто уже лишил род Фальконе будущего; дело главы семейства — спасти от позора прошлое рода. А это возможно только ценой жертвоприношения. Расстреляв сына, Матео произносит спокойную фразу: “Надо сказать зятю, Теодору Бьянки, чтобы он переехал к нам жить” — но что значит эта фраза? Не только отказ от первенства в семье, не только даже крушение всей жизни, но и тупик рода. Так в чём же причина гибели того, кто должен был продолжить род Фальконе, в чём причина заката рода Фальконе? В непримиримом столкновении отца и сына, оказавшихся в разных мирах: отца — оставшегося в мире патриархальной древности, и сына — шагнувшего в мир буржуазной предприимчивости, — столкновении, погубившем их обоих.

2.2. Образная система  в новелле « Кармен»

Кармен – одно из самых сложных и в одно и то же время чрезвычайно четких по своей композиции произведение. Эта большая новелла состоит из трех четко отграниченных частей: первая часть – скупой и нарочито объективный рассказ археолога, случайно столкнувшемся  со знаменитым бандитом Хосе Наварро и его подругой цыганкой Кармен; вторая часть – исполненная глубокого драматизма и страстности печальная история дона Хосе, рассказанная им самим; третья часть, завершающая новеллу этнографическая справка о нравах испанских цыган и небольшое и небольшое филологическое исследование о корнях и грамматических формах цыганского языка. Это заключение, перекликаясь с вступительным ученым рассуждением о местонахождении поля битвы при Мунде, оттеняет напряженную взволнованность и глубокий, но сдержанный лиризм центральной части новеллы. «Кармен» - успешное завершение борьбы Мериме с романтической экзотикой. Быт и обычаи Испании поданы  в новелле не глазами постороннего, а изнутри: основные картины  и психологические колизии  переданы одним из главных персонажей новеллы – Хосе: человеком, которому испанская экзотика не является экзотикой. Кармен – один из самых интересных образов не только в творчестве Мериме, но и наверно во всей мировой литературе. Гордая, любящая свободу цыганка давно уже давно сошла со страниц произведения Мериме и зажила самостоятельной жизнью. Она лжива, вероломна, безжалостна; обман и воровство для нее также естественны, как скитания и завораживающие танцы; ее любовь не только свободна, но и примитивна. Не случайно эпиграфом к повести служат строки: «Всякая женщина - зло; но дважды бывает хорошей: или на ложе любви, или на смертном одре». В отличие от Коломбы, Кармен  мстится не одному или двоим обидчикам, а целому миру. Она не оправдывает тех, для кого этот мир приемлем. Ее отношение к окружающим показано как в прекрасных так и  ужасных проявлениях. И даже отношение к своему ненавистному мужу Гарсию Кривому отображает  высокую и низкую натуры Кармен . Она прекрасна, когда стремится помочь Гарсиа освободиться из тюрьмы, она подлая, когда хочет подвести его под пули англичан. В Кармен целая  гамма страстей и эмоций, добрых и гадких, высоких и подлых, героических и ужасных. Но каждая из этих страстей она поддается во имя свободы – права принадлежать себе. Она неспособна по-настоящему любить, в этом убеждают ее слова, обращенные к Хосе пред трагической развязкой: « Так я его любила, как и тебя, лишь миг, может, меньше, чем тебя. Теперь я никого больше не люблю, и ненавижу себя за то, что любила тебя». Стремление к свободе – свободе бурной, раскрепощенной, неконтролируемой – придает характеру Кармен той внутренней красоты, того дикого  очарования, что и притягивает к ней, и отталкивает от нее. В образе Кармен есть что-то от Венеры Ильской. Достаточно вспомнить про злую красоту бронзовой статуи - и присмотримся к портрету Кармен: « То была дикая, странная красота, лицо, которое с первого взгляда удивляло, но которое нельзя было забыть. Особенно в ее глазах был какой то чувственный и в тоже время жестокий взгляд, что я не встречал ни в одном человеческом взгляде. Все те негативные качества Кармен, что условно противопоставляются позитивным, совсем не отрицаются автором новеллы, так как  ее привлекательные черты потеряли бы и без них свое значение. Отделяя в Кармен  плохое и хорошее, не следует забывать, что такое отделение возможно только в условном аналитическом рассмотрении образа. В живой же Кармен одно без другого невозможно. Право Кармен распоряжаться собой не только не исключает, но и предугадывает ее фатализм. Она не сердится на Хосе, ожидая смерти от его руки и никак не собирается ему мешать. « Как мой ром, ты имеешь право убить свою роми; но Кармен  будет всегда свободной», говорит она ему. И еще: «Ты хочешь меня убить, я это знаю, - сказала она.- Такая моя судьба, но я не отступлю». И в одно и тоже время этот фатализм не делает ее импульсивной личностью. Веря в

невозвратимость фатума, она как и Хосе, живет не страстями, а твердыми убеждениями. Осознание определенности своей судьбы не бросает ее  на бездумные поступки, а только укрепляет в ней веру в твердости ее жизненной позиции. Кармен – цыганка. У нее нет ни отечества, ни родителей, ни даже сородичей. Она всем в равной степени чужая и всем одинаково близка. Кармен свободна. Она не знает ни дочерней привязанности, ни долга. Ей чужда мещанская мораль, и она не признает иных законов, кроме своей воли. Кармен своенравна, коварна и жестока. Она совершает предательства, лжет и обманывает. И лишь любовь к свободе, независимости и  нетерпимость к деспотизму и угнетению возвышают ее и оправдывают. Отвращение к насилию над свободной волей – вот ее единственная логика. Кармен не изменяет ей и в любви и в ненависти. Даже для сохранения жизни она не хочет отказаться от свободы, подчиниться чужой воле. Судьба дона  Хосе – это история человека, опустошенного  и погубленного страстью. Кармен даже в любви остается внутренне свободной и независимой; дон Хосе, полюбив Кармен, свою свободу теряет. От падения к падению идет он, тяготясь своей великой страстью и не в силах ее уничтожить. Чтобы сохранить Кармен, он отказывается от своей воли, он готов покориться цыганке и требует от нее такой же покорности. Он подчиняется ее малейшей прихоти и сам становится деспотом. Оно существляет высший акт насилия и убивает ее, так как она не любит его больше, но и не может подавить ее воли. Смерть Кармен не приносит дону Хосе освобождения. Новелла проникнута чувством какой-то жгучей, искренной и в одно и то же время беспомощной жалости к героине. Она, как и вся новеллистика Мериме, обозначена пессимистическими мотивами, поскольку автор окончательно разочаровался в возможности найти счастливого человека – или в цивилизованном мире,  или в мире первичной экзотики.

2.3. « Двойная ошибка» - художественное своеобразие и жанровые особенности»

Реалистически углубленное решение той же темы мы находим в одной из лучших новелл Мериме "Двойная ошибка" (1833). В этой новелле (высокую оценку ей дал Пушкин в предисловии к "Песням западных славян") три главных персонажа. Все они в той или иной мере заражены эгоизмом,

искалечены и порабощены царящей вокруг них властью денег. Шаверни - типичное воплощение грубого и пошлого собственника. Он и на красавицу жену привык смотреть как на приобретенную по дорогой цене вещь. Дарси как будто человек совсем иного, возвышенного, интеллектуального плана. Но при ближайшем рассмотрении и он оказывается эгоистом до мозга костей. Наконец, и Жюли во многом сама виновата в том, что ее жизнь оказалась разбитой. И ей тоже присущ эгоизм. Но это эгоизм натур слабых, боящихся посмотреть правде прямо в глаза, прикрывающих свое себялюбие сентиментальными мечтами. Они-то и породили в Жюли призрачные надежды, что Дарси, которому она сама же когда-то нанесла неизгладимую душевную рану, захочет самоотверженно прийти ей на помощь. Герои "Двойной ошибки", новеллы, лишенной какого-либо дидактического привкуса, не делятся на виновных и их жертв. Истоки зла, уродующего жизнь хороших по своим задаткам людей и мешающего им достичь счастья, коренятся в самой природе господствующего общества - таково идейное содержание новеллы. Новеллу «Двойная ошибка» обычно рассматривают как тонкий психологический этюд, историю трагического заблуждения женского сердца. Но это не только анализ переживаний оскорбленной пощлостью мужа героини, которая становится жертвой печальной ощибки, приняв минутное увлечение холодным и опустошенным эгоистом Дарси за подлинное большое чувство. Это социальная новелла, содержащая прямое осуждение светского общества, прячущего за внешним лоском грубую вульгарность и низменность чувств и мыслей. Здесь Мериме впервые ставит тему денег, денежных отношений, которые стали определяющим началом в жизни людей. Брак Жюли Шаверни, служащий исходным моментом всей трагической ситуации новеллы, это типичный брак-сделка, устроенный «услужливыми людьми», которые «изрядно хлопотали, дабы упорядочить материальные дела» Не достигая в трактовке этой темы силы и глубины раскрытия материальных основ жизни общества, присущих Бальзаку, Мериме тем не менее подчеркивает зависимость судеб персонажей новеллы от денежных отношений. Для этой новеллы характерны большая смелость и острота постановки социальной проблемы, тонкая ирония в изображении ничтожности и пошлости людей светского круга, глубина психологического анализа. Все это, а также и четкость композиции, отличающейся строгой соразмерностью частей, подчиненностью всех элементов новеллы единому замыслу-раскрытию безграничной пошлости

общества и господства в нем денежных отношений, разрушающих человеческое существование, исключительная естественность и простота изложения делает эту новеллу одним из лучших произведений Мериме.

Глава 3. Художественное своеобразие новелл.

Стремясь к динамичности повествования, Мериме тщательно избегает длинных описаний, не рассказывает читателю о прошлом своих героев,не дает подробных характеристик общественных условий. Длинные и пространные описания – это по мнению Мериме, метод большого романа, в котором такие описания служат как бы отдыхом для читателя: если бы писатель растянул волнующие сцены на весь роман, утомленный читатель в конце концов утратил бы интерес к действию. Мериме заменяет  описания показом действий и передачей речей героев, изображая таким путем и среду, и нравы, и характеры. Сжато и коротко раскрывает писатель нравственный кодекс жителей Корсики. Он не рассказывает читателю о законах гостеприимства, о верности своему слову, нарушение которого  считается самым большим преступлением. Он показывает это. Так, в новелле « Матео Фальконе» Мериме создает скупую, но полную глубокого драматизма сцену, показывая глубокую убежденность Матео  в своем праве главы рода судить виновного. Сухим перечислением немногочисленных движений раскрывает Мериме и психологическое состояние персонажей. Внутренняя борьба, происходящая  в душе Матео, принятое им решение, убежденность в его необходимости преданы в ряде последовательных быстрых движений. Фальконе «схватил часы», «бросив о камень», «разбил вдребезги», его глаза «пристально смотрели» на мальчика, наконец, приняв решение, «он ударил об землю прикладом ружья, взвалил его на плечо и пошел по дороге к маки, крикнув Фортунато, чтобы он шел за ним» Этот прием передачи глубоких внутренних переживаний через точки, воспроизведение их внешнего проявления характерен для большинства новелл Мериме и придает им лаконизм и динамичность. Композиция новелл Мериме отличается большой стройностью и страстью. Сюжет развивается логично, последовательно и ясно. Отдельные повороты сюжета всегда тонко мотивированы, определены психологическим состоянием действующих лиц. Так, в новелле «Двойная ошибка» Мериме вводит Дарси в тот момент, когда героиня чувствует себя оскорбленной бестактным и пошлым супругом, и именно ее глубокое раздражение и обида подгатавливает все дальнейшее развитие новеллы. Широко пользуется Мериме приемом обрамленного повествования, излагая основной сюжет новеллы как живой рассказ очевидца или участника происшедшего  («Кармен»), добиваясь в тех случаях, когда в новелле имеется значительный элемент фантастического, загадочного, таинственного. Избегая пространных описаний, Мериме в то же время с большой точностью и конкретностью воспроизводит детали портрета, обстановки, пейзажа. Кармен - «одета была просто, даже бедно, во все черное, как большинство по вечерам….невысокого роста, молодая, хорошо сложена, огромные глаза…..».В «Двойной ошибке» ощущение  близящейся неотвратимой катастрофы создается посредством краткого описания надвигающейся грозы. « Когда г-жа де Шаверни покинула замок г-жи Ламбер, ночь была страшно темной, воздух тяжел и удушлив; время от времени молнии озаряли окрестность, и черные силуэты деревьев вырисовывались на желто- буром фоне. …»