Автор: Пользователь скрыл имя, 09 Апреля 2013 в 16:14, курсовая работа
В романе действительно Дон Кихот защищает более слабых, а уж чего стоят подвиги этого бесстрашного рыцаря ради своей возлюбленной. В нашей стране этой эпохи не было. Но отсутствие этой эпохи в истории нашей страны нельзя назвать недостатком. Да, Мигель де Сервантес описал Дон Кихота, изобразив его воплощением чести, достоинства и благородства. Но, вопреки сложившемуся мнению, на одного такого "Дон Кихота" приходилось, по меньшей мере, двадцать "рыцарей", которым понятия "совести" и "чести" были совершенно чуждыми и которые только и занимались тем, что пьянствовали и "портили" деревенских девушек.
Введение 2
Проблема чести и совести в литературных произведениях разных стран. 4
Проблема чести и совести в русской литературе 19 века 8
Проблема совести в произведениях Ф.М. Достоевского 13
Проблема совести в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» 19
Честь и совесть. Русская ментальность 21
Заключение 27
Литература 28
Сопоставьте только всю ненужную риторичность Раскольникова, когда он, нагнувшись к ногам Сонечки Мармеладовой и целуя их, поклоняется всему человеческому страданию, сопоставьте этот ораторский жест с тем милым движением, которым та же Сонечка после панихиды по Катерине Ивановне нежно прижимается к Раскольникову, будто ища его мужской защиты, а про себя инстинктивно желая влить хоть немножко бодрости в это изнемогающее от муки сердце, - сопоставьте, и вы поймёте, что должен испытывать, оставаясь один, убийца Лизаветы".
Но Достоевский
изображал и Лужина, которому совесть
не нужна. Изображение его получилось
у Достоевского грубое, в какой-то мере
даже страшное. "Решительно ни чёрточки
нет в том же Лужине забавной." А если
подумать, Лужин единственный в романе
не терпит никакого наказания за свои
деяния. И что же этим хотел сказать нам
Достоевский? Ведь у него не бывает ничего
просто так… Я хочу ещё раз заметить, что
каждый извлекает из Достоевского что-то
для себя, близкое себе. Такая судьба Лужина
доказывает мне ещё раз, что мир несправедлив,
мир жесток. Моим жизненным наблюдениям
я нашла подтверждение в романах Достоевского.
Именно это привлекает меня в его творчестве,
он не строит иллюзий о том, что мир, в котором
мы живем, безоблачен. Сколько мы за свою
жизнь встречаем таких Лужиных, которые
проживают спокойно свою жизнь, причиняя
людям боль, они мелкие, расчётливые. Я
удивляюсь, насколько актуальны все вопросы
и проблемы, поставленные в романах Достоевского!
Именно такие Лужины могут ужиться в современном
обществе. Что, как не это, говорит о том,
что мы живём в жестоком, непонимающем
нас мире, мы крутимся в нём, пытаемся сами
понять его, но безуспешно… Достоевский
изображает не просто события, людей, он
показывает то, как люди пытаются ужиться
в этом мире, понять его для себя, их постоянные
внутренние переживания, он показывает
нам "наш мир", в котором мы живём.
Проблема совести в произведениях А.С.
Пушкина и Л.Н.Толстого
Что движет человеком в жизни? Что дает ему силы правильно жить? Да и что значит «правильно жить»? Наверное, каждый ответит: выполнять свой долг, беречь честь и достоинство, уважать себя и других, не подличать, не лицемерить, то есть сохранять чистыми свои духовные и душевные человеческие качества. Но в нашей жизни порой все так не просто, и как трудно бывает выдержать, не свернуть с нравственного пути. И все же, как утверждает Н.В. Гоголь, «сила влияния нравственного выше всяких сил».
История героя повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка» Петра Гринева яркое тому подтверждение. Провинциальный русский дворянин, семнадцати лет от роду, недоросль Гринев прямо из детской отправляется служить -- причем не в элитный Семеновский полк, а в провинцию. И с этой минуты жизнь героя превращается в сплошное испытание его нравственной стойкости и силы. И в каждом испытании Петруша действует по велению сердца, а сердце его подчинено законам дворянской чести, кодексу русского рыцарства, чувству долга.
Законы эти неизменны -- и тогда, когда нужно оплатить огромный бильярдный долг не слишком честно игравшему Зурину; и когда нужно отблагодарить проводника тулупчиком и полтиной. И когда следует вызвать на дуэль Швабрина, выслушавшего гриневские «стишки» в честь Маши и презрительно отозвавшегося как о них, так и ней. И когда пугачевцы ведут героя на казнь. И когда помиловавший героя Пугачев протягивает руку для поцелуя, а Петруша, естественно, не целует «ручку злодея». И когда самозванец прямо спрашивает пленника, признает ли тот его государем, согласен ли послужить, обещает ли хотя бы не воевать против него, -- а пленник трижды, прямо или косвенно, отвечает «нет». И когда Гринев, однажды уже спасенный судьбою, в одиночку возвращается в расположение пугачевцев, чтобы выручить возлюбленную или погибнуть вместе с нею. И когда, арестованный собственным правительством, не называет имени Марьи Ивановны.
Эта постоянная готовность, не рискуя понапрасну, тем не менее, заплатить жизнью за свою честь и любовь, -- делает дворянина Гринева истинно нравственным человеком. Такое поведение превращает самого простодушного из героев «Капитанской дочки» в самого серьезного из ее персонажей. Он смог сохранить свою душу, свою честь и достоинство, смог служить не за страх, а за совесть. И именно в этом -- победа нравственных сил человека.
Верой в нравственное начало человека проникнуто и все творчество Л.Н. Толстого. О каждом из своих героев писатель решает вопросы: какова его человеческая сущность? что он несет людям? есть ли в нем понимание, созвучие, единодушие с другими людьми? Вот эти-то свойства души присущи в высшей степени героине романа «Война и мир» Наташе Ростовой. В этом образе выражена писателем вера в человека, в возможность утверждения подлинно человеческих отношений на земле.
Путь развития Наташи проходит в стороне от сложной духовной жизни, присущей таким героям Толстого, как Пьеру Безухову и Андрею Болконскому. Интеллектуальные запросы, философские рассуждения о смысле жизни, социальных противоречиях, о принципах высшей морали не для Наташи. Более того, «она не удостаивает быть умной», как говорит о ней Пьер. Но ее нравственная сила заключается в природных свойствах характера, в ее даре любви к людям, к жизни, к природе, в интуитивном чувстве правды, в отзывчивости, чуткости. Создавая характер Наташи, наделяя ее высокими чертами человечности, автор ставит проблему испытания характера. То, что дано героине, должно укрепиться, утвердиться в борьбе, в процессе жизненных испытаний.
Автор приводит Наташу к столкновению с новыми, неизвестными ей ранее сторонами и явлениями жизни, сталкивает ее чуткую, эмоциональную натуру с обстоятельствами, вступающими в противоречие с ее мироотношением. Жизненный опыт достается дорогой ценой.
Толстой подвергает любимую героиню серьезному житейскому испытанию -- увлечению Курагиным, завершившемуся для нее душевной катастрофой. Она, со своей жаждой любви, нетронутой, чистой и страстной натурой, приняла мираж за действительность, обманулась и в своем чувстве, и в человеке, во власть которого готова была отдать свою жизнь. Все дело в том, что и Анатоля Курагина она увидела в свете своей нравственной чистоты; все, что Наташа чувствовала, было перенесено и на чувство Курагина к ней. Ростова верила в Анатоля, ждала его, и только тогда, когда узнала от Пьера всю правду, поняла, какое несчастье на нее обрушилось. Душевное потрясение Наташи было тем глубже, чем чище, человечнее, искренней была ее неискушенная натура в столкновении с «подлой, бессердечной породой Курагиных». Писатель провел свою героиню через горнило житейских испытаний, поставил ее лицом к лицу с миром зла, пошлости и обмана и вывел из этого мира с более стойкими началами нравственности, добра и истины. И мы видим во всей дальнейшей судьбе Наташи, что этот жестокий урок не надломил ее характера, а укрепил его. Она вышла из этих испытаний духовно повзрослевшей и научилась еще больше ценить любовь и преданность и ненавидеть ложь и жестокость. Нравственная сила Наташи помогла не только ей самой, но и умирающему Андрею Болконскому, и ее матери, обезумевшей от потери сына, и Пьеру Безухову. И мы верим, что если бы Пьер разделил в будущем участь декабристов, то нет сомнения, что у Наташи хватило бы нравственной силы следовать за ним подобно женам декабристов.
Герои А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого и многих других русских писателей обладают внутренним чутьем и чувством правды, влекущим их к тем, порой бессознательным, самозабвенным поступкам, в которых раскрывается их нравственная чистота, их душевные порывы, обращенные к людям. Глядя на этих героев, легче научиться быть человеком и убедиться в правоте Н.В. Гоголя, утверждающего, что «сила влияния нравственного выше всяких сил…»
Проблема совести в романе
М.А. Булгакова
«Мастер и Маргарита»
Уходит время, меняются представления о чести и совести, но эта тема остается по-прежнему актуальной и в 20 веке. Ярким примером является Мастер из романа «Мастер и Маргарита». Этот человек обладает теми качествами, которыми, по словам Д.С. Лихачева, «дорожить нужно». Это честь, порядочность, совесть. Булгаков не называет имени своего героя в связи с печальными обстоятельствами его жизни, но так называла героя его возлюбленная, и для этого у нее есть все основания. По образованию он историк, когда-то работал в музее и, кроме того, занимался переводами. Кроме родного, знает пять языков, два из которых -- латинский и греческий - древние, остальные -- современные европейские. Это явно классическое образование, полученное еще до революции, в чем герой противопоставлен поэту Ивану Бездомному -- недоучке советских времен. Выигрыш крупной суммы дал ему возможность оставить службу, снять жилье и начать писать роман. Мастер счастлив заняться любимым делом, и для свободного творчества ему нужно немного: материальная независимость и любовь. Его музой стала Маргарита, любовь к которой поразила героя с первого взгляда, как молния. Маргарита верит в его талант, и их неприхотливый быт, их бесхитростный рай в шалаше -- это и есть настоящее счастье. Надо отметить, что герой пишет роман на ту тему и о тех вечных истинах, которые его волнуют. Он абсолютно аполитичен, он не карьерист, он и понятия не имеет, что для успеха романа необходимы какие-либо идеологические критерии, а также связи в литературных кругах. Он наивен, как ребенок, совершенно не знает литературного мира и сложившихся в нем взаимоотношений. Поэтому критика, обрушившаяся на его произведения, потрясла его до глубины души: ему были выдвинуты такие политические обвинения, о возможности которых он и не подозревал. По мысли автора, интеллигентный человек чужд политики, стремления угодить власти, он скорее в оппозиции власти, потому что свою творческую свободу в обмен на материальные блага не отдаст. Разве можно назвать интеллигентами Берлиоза, Аримана, Латунского, сознательно служащих власти ради общественного престижа и материальной выгоды? Нет, эти люди, называющие себя писателями, следуют не зову своего сердца, а выполняют социальный заказ. Заказали Бездомному антирелигиозную поэму -- он будет ее писать, даже если не владеет материалом и полностью невежествен в данном вопросе. И еще одно от этих людей отличает настоящего интеллигента-Мастера: он порядочный человек. Он не способен на обман, на подлость, интриги, поэтому не понимает тех конъюнктурных соображений, в которых искушен его «друг» Алоизий. Он по-детски доверчив и не умеет писать доносы, как это делает его «друг», желающий завладеть жилплощадью героя. Поэтому Мастер терпит поражение в этой жизни и оказывается в «доме скорби». Парадокс, но в лечебнице доктора Стравинского Мастер внутренне более свободен, чем в обществе людей. Его счастливое воссоединение с Маргаритой -- результат фантастического вмешательства Воланда, но в этой земной жизни ему нет места, она слишком для него жестока. Однако сила его образа и трагической судьбы не прошла бесследно для другого героя. Поэт Иван Бездомный, осознав «чудовищность» своих стихов и фальшь своей жизни, резко меняет свою судьбу: он бросает литературу, становится профессором, сотрудником Института истории и философии, скромным, серьезным ученым. В тревожном сне Мастер называет его своим учеником -- и это не случайно: под его влиянием рождается и занимает достойное место в жизни еще один честный, порядочный, совестливый человек.
Для русского коллективного подсознательного - честь и совесть равноценны и равнозначны. Честь - это языческая совесть; совесть - христианская честь, Идея чести приходит из славянского язычества, идея совести - с принятием христианства, но развивается постепенно на основе языческого, же представления о стыде и сраме.
Еще и сейчас можно сказать стихами детского поэта: "а нечистым трубочистам стыд и срам, стыд и срам!" - но это далеко от понимания совести, скорее это осуждение бесчестности. Так же, как и в формуле ни стыда ни совести - в ней отрицаются и чувственные и духовные основания принятых в обществе норм поведения, Но стыд и совесть - одинаково личные переживания, здесь и речи нет об осуждении со стороны. По суждению русских философов, христианское "голос" совести в русском сознании соединяет чувства стыда, альтруизма и благоговения, т.е, обязательно некоего возвышенного переживания, причина которого неведома, но "существование совести в человеке есть факт, который не подлежит сомнению.
Весьма редки примеры людей, в которых этот внутренний голос совершенно заглушен... Действовать по совести может только сам человек, по собственному побуждению. Совесть есть самое свободное, что существует в мире; она не подчиняется никаким внешним понуждениям" (Б.Н.Чичерин)…
Совесть нужна каждому человеку. Совесть есть живая и цельная воля к совершенному - это качественность, первый и глубочайший источник чувства ответственности, основной акт внутреннего самоосвобождения... живой и могущественный источник справедливости... главная сила, побуждающая человека к предметному поведению, живой элемент упорядочивающей культурной жизни. Если человек не может поднять себя до своей совести, то "понимание совести снижается или извращается". Вот что такое совесть в русской интуиции: "лучи качественности, ответственности, свободы, справедливости, предметности, честности и взаимного доверия".
Совесть - это совестный акт, акт духовный, а не рассудочный. Если люди ждут от совести суждения, то есть облеченного в понятия и слова приговора, то это ошибка: именно мысль и губит совесть: "Мысль, двигаясь между совестью и приговором, начинает сначала заслонять показание совести, потом насильственно укладывать его в логические формы, искажать его своими рассуждениями и даже выдавать себя за необходимую форму совестных показаний. Ум заслоняет совесть; он умничает по-земному, по-человеческому... От этого человек теряет доступ к совестному акту и начинает принимать рассудочные соображения своего земного ума и земного опыта за показания самой совести" и" совесть перестаёт быть силою", потому что вообще - "совестный акт не есть акт интеллекта".
Любопытно диалектическое кружение мысли между идеями чести, и совести. Объективно обе они воплощают единство личного и общего, но взгляд на единство - разный. Человек чести связан законами долга, наложенными на него обществом, однако принимает решение сам, лично - по чувству ответственности. Совестливый человек весь - в плену личного "демона", подчас иссушающего душу, но именно такой человек решается на поступок иногда вопреки своему «я» - по зову совести. Там начинают с долга и кончают ответом на нравственный вызов; здесь начинают с личной ответственности, завершая исполнением долга. Герои западной литературы индивидуалисты, персонажи Хемингуэя или Ремарка живут понятием чести; герои русской литературы погружены в бездны совести. У европейца границы свободы определены долгом, у русского воля направлена совестью. Когда Аарон Штейнберг пишет о диалектике свободы у Достоевского, он ни словом не поминает основной для писателя идеи совести (проработка концепта "совесть" - заслуга писателя в развитии мировой философии). Совесть постоянно борется с волею - это и есть понимание свободы по-русски: ограничение своеволия и самоволия совестью. Совесть - шестое чувство русского человека, его "чувство мысли", ибо "он постигает истину особым чувством мысли, называемой совестью", - говорит Михаил Пришвин.
Но для русской ментальности честь - это всего лишь часть, и притом часть мирская, духовной силою не облагороженная. Не дуга, но тело, вещный эквивалент, однородная масса которого распределяется между достойными: "в своём сословии член корпорации находит свою честь", писал Гегель, Но этого мало: честь слишком оземлена и приземлена; являясь участью, она не решает проблемы судьбы, не возносится в области духа, А потому слабеет в качествах, омертвляется и потому, как заметил Герцен, в Европе "рыцарская честь заменилась бухгалтерской честностью", а всякая честность как суррогат чести есть всего лишь "последний остаток онтологичности" (это слова Владимира Эрна).
В понятии чести остается невосполненной, ненасытимой присущая русским идея целостности, не зависящей от земных её ипостасей. Устремленность к высокий формам - к сущему, а не к явлению - в их внутренней целостности и рождает идею совести, и чистая совесть важнее чести, поскольку "цельность духа, цельное ощущение действия" есть "испытание ценности через себя" (Николай Лосский).
Так идея порождает идеал, и идеалом, образцом человеческим в высшем, духовном смысле, признается не герой, достойный чести, но святой как учитель совести. В любом случае, - говорил Владимир Соловьев, - личная совесть человека предпочтительнее перед "сознательностью", которую навязывает среда. То, что связано с сознанием, то окутано мыслью об "отрицательном отношении": русский человек может сознаваться в своих поступках, но отказывается сознавать их, потому что осознавание идет извне, со стороны других; "сознаваться в своих добродетелях и преимуществах так же противно духу русского языка, как и духу христианского смирения" - добавлял философ. Другое дело, что совесть и сама является порождением соборного сознания, Совместно совмещенного. Совесть вообще понимается как сила внутреннего контроля над своими поступками с позиции отстранение извне, я как ты. Такое раздвоение "я" вместо природной и органически присущей человеку идеи чести вносит в душу разлад; в сущности, это также плохо. Христианство приносит раздвоение сил души - вот истинный источник русской рефлективности и связанных с нею черт характера. Итак, мы можем представить внешние признаки совести, как их понимает интуиция русских мыслителей. "Совесть есть знание добра" (Ильин), "совесть невозможно делить" (Пришвин), это благодать, противопоставленная закону, которая "диктует, безусловно, должное" (Евгений Трубецкой), и, "конечно, совесть есть более чем требование, она есть факт" (Соловьев). И вообще - «физиологическое очень легко объяснить, но - по-духовному" (Пришвин). Стыд, сознание и совесть не сводимы и не заменимы друг другом; их не следует смешивать. Чувство, разум и воля восполняют действия друг друга, но это разные качества личности. Это и различные проявления характеров в поступке - но не в преступлении: застенчивая стыдливость, рассудительная сознательность и одухотворенная совестливость. Честность не в этом ряду, честность предикат личности, а не характера, и потому возможна для любого характера. Честный столь же общий признак личности, что и славный, добрый, счастливый. Особенность современного человека в том, что в их внутреннем жизнеутверждении место богов (как у греков) или общественного мнения (как в традиционных обществах) заняла совесть, связанная с самоуважением достоинства и нравственными постулатами - например, в различении добра и зла. Совесть стала как бы врожденной склонностью современного человека к нравственной жизни, а "голос совести" всегда взывает к справедливости, формируя и обостряя социальные отношения. Само слово совесть есть "имя вневременного свойства человека", которое в поэтическом тексте может представать как лицо. Так, русская совесть "терзает" душу, совесть можно "потерять" или "утратить" как ценную вещь. Если честь всегда представляла собою "внутреннюю тюрьму", то совесть - это скорее червячок, который "точит сердце" в минуту душевной слабости. Для Дмитрия Лихачева есть - "достоинство положительно живущего человека",тогда как совесть, идущая из глубины души, очищает и оправдывает проявления такого достоинства. До Лихачева о взаимном нравственном отношении чести и совести говорили многие. Николай Бердяев утверждал, что "работе совести соответствуют обязанности, работе чести - права", и в этом - русское понимание как личной совести ("должен"), так и корпоративной чести ("имею право"). Точнее сказать, честь есть внешний регулятор общественного поведения, а совесть -внутренний, и обе они предстают как идеально должное в поведении человека. В таком смысле честь - это требование от других отношения к себе, совесть - требование твоего отношения к другим. Не случайно в русской истории славянофилы постоянно говорили о совести и совестливости, а западники - о чести и честности. Это русское представление об интровертности и экстравертности. Честь связана с правом законом, совесть - с отсутствием принудительной власти, в конечном счете, со свободой. Совесть как чисто христианская идея личной ответственности, "эта сила есть добродетель" (Борис Чичерин), а не право закона. Учитывая русскую предрасположенность к справедливости, а не к закону, можно сказать, что для русского человека совесть - большая ценность, чем честь. Исполнение нравственных императивов совести формирует личность, тогда как честь только поддерживает ее социальное существование. Соотношение справедливости совести и достоинства чести в таком случае совпадают в общем действии, поскольку достоинство понимается как та же обязанность, но выраженная не бессознательно, но уже "проникнутое разумом" (тоже мысль Чичерина). Смысл корня в слове совесть сохраняет составляющую данной категории: совесть не только чувствуют, её еще нужно знать.
Информация о работе Проблема чести и совести в литературных произведениях разных стран