Поэтика и проблематика романа В. Маканина «Асан»

     Тут бы Жилину намотать на ус, что с психикой у парня совсем плохо, и отправить  “контузиков” от себя подальше — ну хоть даже и в комендатуру, в конце  концов, что ему за дело до парней. Но жалость пуще прежнего терзает его сердце. “Сынки”, — прорывается у него как-то, когда он видит их, спящих, жалких мальчишек. У одного слезится глаз, другой вскрикивает во сне.

     Древний фольклорный мотив — гибель отца от руки сына — слабо мерцает  в повествовании Маканина. Использовать топ в его неизменном виде ныне решается только массовая культура. Но обновленный топ — основа любой притчи. Понятно, что Жилин должен погибнуть от руки того же Алика, с которым он столько возился, отмазывая пацана от наказания, погибнуть при точно таких же обстоятельствах, в каких погиб Коля Гусарцев, — при передаче ему денег чеченцем. Жилин проживет еще несколько минут после выстрела Алика, успеет воскликнуть: “Ты же убил меня, дурачок стриженый”, — но так и не выдаст мальчишку подоспевшему офицеру, сказав только: “Нас обстреляли”.

     Эта рифма и создает драматическое  напряжение. Ожидание гибели героя  повисает в воздухе. С Колей Гусарцевым произошел несчастный случай. Несчастный случай — это не трагедия. Жилин же оказывается жертвой трагических обстоятельств. Не удалив от себя пацанов, к которым испытывает острую жалость, он сам делает шаг навстречу собственной гибели.

     Притча  о том, как добро оборачивается  злом, о невольной и трагической неблагодарности, о том, как страшно связаны в этом мире деньги и кровь (коварное двурукое божество всегда жаждет крови, даже если от его имени кто-то требует денег), — вот зерно романа Маканина. А военные действия в Чечне — лишь декорация, антураж. В Маканин одел притчу в бытовую оболочку романа о чеченской войне, про которую ему мало что известно. Если бы действие романа разворачивалось на абстрактном Кавказе, на неизвестной войне, в неозначенное время, в неназванной республике (как действие рассказа “Кавказский пленный”), то и значительная часть претензий к автору просто бы отпала. Но очевидно, у столь опытного писателя, как Маканин, были веские соображения в пользу собственного решения.

     Антропонимы в романе В. Маканина «Асан»

     В романе довольно много персонажей, ограничимся главными, без которых  сюжет не состоялся бы: Жилин, Гусарцев, Руслан, Василек, Хворостинин, Базанов, Костыев.

     Главный герой представляет себя – майор  Жилин. Фамилия имеет литературную традицию: в были Л.Н.Толстого "Кавказский пленник" один из главных героев офицер Жилин, имя не названо, а горцы (татары), у которых он в плену, кличут Иваном  (Иванъ, самое обиходное у нас имя (Иванов, что грибов поганыхъ), по всей азiятской и турецкой гра-нице нашей, от Дуная, Кубани, Урала и до Амура, оз-начаетъ рускаго". Вл. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. 2-е изд. – Т.2. М.: Рус.язык, 1981. – С. 5.)

, такое именование  подчеркивает цель Толстого –  создать обобщенный образ русского  офицера на Кавказе, сметливого, деятельного, не смиряющегося с обстоятельствами, судьба которого – служить на Кавказе, отказаться от возвращения домой. Фамилия Жилин этимологически связана и с глаголом жить "существовать, находиться в процессе жизни" (15, 198), и с существительным жила (рвать жилы / много и напряженно работать; прост.) (15, 197), через него с прилагательным двужильный "выносливый, сильный" (15, 156), то есть это говорящая фамилия, носитель ее – стойкий, выносливый, земной деятель. В. Маканин, называя так своего героя, несомненно, имеет в виду ассоциацию с персонажем Толстого, но одновременно и полемизирует с ним. В отличие от "Кавказского пленника" Жилин в романе имеет личное имя, и не одно. Это объясняется тем, что имя отражает отношение к Жилину других персонажей, имя является сигналом субъективно-модальной оценки. Первое имя – Александр Сергеевич, так обращаются к Жилину как к зав. складом и бензинщику (отпускает горючее) зависимые от него русские – нуждающиеся в бензине военные и матери, для которых он последняя надежда найти своих пленных сыновей, а также его зам, который зовется "мой Крамаренко" и понимает Жилина с полуслова и полувзгляда, преданный служака, некая тень Максима Максимыча. Второе имя – Саша, это разговорная форма, домашнее имя, так обращаются самые близкие: жена, Гусарцев, бензиновый компаньон Руслан тоже близкий человек, но со стороны чеченца такое обращение было бы фамильярным, а потому он зовет Жилина официально. Третье имя – Сашик, так обращаются с просьбами чеченцы, в их устах это не выражение ласки, скорее, признание влиятельности персонажа и задабривание его таким обращением ("Сашик будет недоволен"). Четвертое имя, самое загадочное, Асан, Асан Сергеич, допустимо только чеченцами. В самом романе раскрывается этимология этого имени, чтобы снять упреки в ненаучности, она вкладывается автором в уста генерала Базанова, емкая характеристика которого дана в нескольких точных словах: генерал-ништо, невояка Базанов, "возникло нечто", "читающий генерал", это оксюморонное сочетание выражает ироническое отношение к персонажу. Именно ему принадлежит честь открытия Асана – это древний идол горцев, "не просто идол, а заглавный идол <….> В виде большой, громадной двурукой птицы был Асан. Божество! Еще какой наводил страх! <...> грозное забытое имя посылает душе горца (и его подсознанию) свои утробные, свои негромкие и смутные позывные. Ислам, к примеру, запрещает кровную месть… но ее разрешает, дозволяет Асан, более ранний, более глубоко укорененный" (5, 61). Книжник генерал докопался, как возник Асан у горцев: это отражение в их сознании непобедимого божества, каким представлялся им Александр Македонский, которого они не могли одолеть и который загнал их в горы, сделал горцами: "Часть нынешних горских имен – это след его имени. След Истории, врезавшийся в сознание горцев… Аслан у чеченцев… Сандро у абхазов… и просто Александр у грузин… Искандер… Скандербег… это все Александры! <...> следы Македонца, отпечатанные в именах!" (5, 146). Но самое главное, по словам генерала, "Асан возник как противовес Александру Великому… Асан возник из его имени. <…> Вот почему Асан хочет крови. <…> Асан возник как необходимость. Как культ… Как самозащита. Именно как самозащита от воинственного гения греков. Как защиту горцы воздвигли собственного идола" (5, 147). Именно Базанов допытывается у Жилина, обращаются ли так к нему горцы: "Это очень… очень характерная <…> горская скороговорка… Сначала, хрустя на каждом слоге, Але-ксы-кса-н-дыр… Затем Аксандр Сергеич <…> И вот уже по-простому Аксан Сергеич. <…> Но кончается все Асаном. Асан – вот что остается. Хотя чеченцы хорошо говорят по-русски" (5, 144). Паронимия человеческого имени и имени кровожадного идола проясняет авторский замысел: майор Жилин и русский офицер, добросовестно служащий на Кавказе, и новый идол для горцев, бензиновый король, внушающий почтение и страх, и если древний Асан – альтернатива Македонцу, то нынешний, хоть и тезка ему, в негероическое время рыночных отношений удерживает некое равновесие во всеобщем хаосе и безумии гражданской войны в Чечне.

     Волею обстоятельств Жилин налаживает доставку горючего воинским частям, что невозможно без помощи чеченцев и без оплаты услуг, заниматься этим бескорыстно не в духе времени, и Жилин становится бизнесменом. Компаньоны Жилина чеченец Руслан и майор Гусарцев. Имя Руслан образовано от тюркского Arslan "лев" (14, 520). Герой вполне оправдывает имя, это гордый, надежный чеченец, дорожащий мнением о себе: "Говоря общо, Руслан – чеченец, и он ненавидит федералов. Но говоря конкретно, Руслан – чеченец, и он честен в порученном ему деле. Такой коктейль чувств… Частый здесь, в Чечне" (5, 15), хладнокровен, чуток, "внешне он закрытый… Молчун… но зато свою антирусскую позицию он не скрывает от близких... А майор Жилин – как раз близкий… Хотел ли он поражения федералов?.. Еще бы! <…> Но при этом, русских недолюбливая, Руслан хотел и даже старался внушить им к себе уважение. Он честный – он порядочный… И он хотел бы, чтобы русские его уважали. Настоящий чеченец" (5, 81). Всем своим поведением он оправдывает свое царское (лев!) имя. В отличие от другого Руслана, желающего стать другом Жилину, заискивающего, которого и кличут Росликом за молодость, за невыдержанность, спешку, за желание занять место любого из друзей Жилина в случае гибели, его имя невольно вызывает ассоциацию с осликом – символом упрямства и недалекости.

     Последний в "сыгравшемся трио" бензинового  бизнеса – штабной майор Гусарцев. Фамилия мотивирована значением  существительного гусар: "в царской  и нек. армиях: военнослужащий частей легкой кавалерии" (15, 151), точнее, набором коннотаций, сопровождающих его: лихость, отчаянность, удаль, что сформировано литературной традицией: гусар Д.Давыдов, "Станционный смотритель" А.С.Пушкина, "Два гусара" Л.Н.Толстого и др. Автор не скрывает свой замысел, герой полностью соответствует своей фамилии (не то фамилия творит героя, не то наоборот), даже остается живым, когда, казалось бы, это невозможно: "Как можно было не прооперировать офицера с такой роскошной фамилией! ...так что Коле и с его фамилией крупно повезло. Есть люди, которые умеют забрать проценты даже с предков. Так воскрес Гусарцев. Не зря чеченцы говорят – лихой, значит, везучий" (5, 384). Его гусарскую натуру рисуют несколько фраз: "молодой и зеленый! <...> Слабое место всех мужчин – постоять на краю!" (5,51), даже его рискованная операция по продаже оружия чеченцам не вызывает осуждения у Жилина: "Молодой! <...> Именно молодой азарт гнал его с этими автоматами на "стрелку". Кураж!" (5, 92-93), риск для него – "чистый адреналин", как и ухаживания за женой своего начальника генерала Базанова (вполне в духе гусарских стереотипов), что снисходительно оценивается Жилиным: "Дурошлеп… По молодости… Он думал, что он предприимчив, в то время как он был всего лишь азартен" (5, 148). Этот бесстрашный, азартный, дразнящий судьбу герой вызывает у Жилина и читателя восхищенное любование.

     Помимо  трио, организующего доставку горючки, есть непосредственные исполнители, кто  рискует жизнью на горных дорогах, это  проводник колонн капитан Хворостинин  и подполковник Василек. Для Жилина "фамилии проводников гнутся… Как гнутся и изгибаются в дороге колонны, которые они ведут" (5, 186). Фамилия Хворостинин является суффиксальным образованием от существительного хворостина "длинный сухой прут. Стегать хворостиной" (15, 893), в самом облике капитана есть что-то ненадежное: "Щупловатый! Тонкокостный! ... Капитанишка! <...> Всегда в камуфляже. Голосок, конечно, у него мог быть погуще" (5,70). По контрасту с внешней неосновательностью он исключительный проводник колонн по самым опасным дорогам, по словам Жилина, "наш выручальщик и наш любимчик славы, заодно любимчик медсестер, герой и немного хвастун" (5, 69). Жилин, льстя, сравнивает его с Суворовым: "такой же тонкокостный… Мелковатый… И тоже улыбчивый, тоже не без хвастливости" (5, 171), но и противопоставляет ему же, не будет у него "великого прошлого": не хватает Хворостинину "некой солидной тяжеловатости", "слишком он легкий!... Пена… И дурашливое его балагурство <…> Дурашливый и легковесный… Только и умеет выводить колонну из засад. Из безнадеги чеченских ущелий" (5, 163). "Когда убьют Хворя, от него ничего не останется. Какое-то время посожалеют... Особенно медсестры… Имел отменный нюх на опасность! Военная косточка! Бессребреник. <…> А затем все осыплется. Мелкой такой листвой. Дождичком… Уйдет в землю… Все уйдет. Все забудут. Нет и не было никакого Хворостинина. <…> А чем, собственно, восторгаться?.. Он только и умел спасти колонну в ущелье. Только и всего" (5, 172). В романе Маканина дана не та война, чтобы были у нее герои, хотя именно Хворостинин исполняет долг бескорыстно, по-старинному, как объясняет Гусарцев, "у него же слава…Он жрет славу без отдыха… Зачем … ему деньги?" (5, 157). Чеченцы зовут длиннофамильного капитана Хворь, это омонимическое совпадение имени и нарицательного существительного выражает отношение чеченцев к нему: неприязнь, вызванная вечным ожиданием неприятностей от этого капитана.

     Еще один "профи", прикрывающий бензиновые колонны, крылатый Василек, вертолетчик, он в кожане, и звезд не видно, он подполковник, но все кричат ему: Василек! Это личное уменьшительное имя от богатырского Василий выражает фамильярно-дружеское отношение к персонажу, его мало кто видел, но многие знают его "низкий подполковничий голос, настоящий бас" (5, 31), этот контраст имени и баса заставляет чеченцев домысливать героя и вселяет одновременно ужас и уважение.

     Персонаж, возвращающий к сказу Толстого, инженер-строитель  Костыев. Автор полемизирует с классиком: в "Кавказском пленнике" фамилию  Костылин носит русский офицер, у  Маканина Костыев чеченец, но старого питерского розлива: "над фамилией…хорошо поработало петербургское произношение. Изначально был Хасыев… Газыев..." (5, 227). Меняя этимологию, автор избирает, казалось бы, героями романа антагонистов, чье противостояние должна усиливать чеченская война, но это противоречие снимается: оба героя сдружились в мирное время, инженеры-строители, они возводили в Грозном дома, а потом заведовали складами. На глубин-ном уровне параллель со сказом Толстого все более очевидна: Костыев (Костылин) ведет тему предательства, как и герой Толстого, Костыев предает Жилина дважды, покидая последнего без предупреждения, как только разгораются чеченские войны; Жилин Маканина, как и его прототип, не держит зла на предателя: "Время не для обид… Кто пожил в Чечне, уже не вели счеты. Война!" (5, 260), лишь однажды у Жилина прорвалась обида, и генерал Дудаев все объяснил Жилину: "Предают друзья, майор… Лучшие… а потому все прочие сдают. Приятели сдают… Товарищи сдают… Сослуживцы сдают… Если делают подлянку приятели, товарищи и все прочие – это просто люди как люди. Это мало что значит… Это ничего не значит" (5, 245-246). Такова мораль нового времени, констатирует автор. Жилин Маканина – герой этого негероического времени, сам майор, военный, определяет себя как "не вояку": "Куда ты лезешь, дерьмо в камуфляже, когда у тебя дома жена и дочка? ... Каждый день ждут… Война отдельно – ты отдельно. Запомни… Ты просто служишь. Ты просто служишь на Кавказе" (5, 26). Преступность этой войны и развал в стране ("…ничего нет хуже на войне, чем хаос… чем развал армии… Коррупция – это стократ лучше, чем хаос. Коррупция – это уже какая-никакая культура" (5, 265) вынуждают майора приспосабливаться, чтобы выжить (ни о каком патриотизме речи быть не может), он доставляет горючее: "...я и такие, как я, ввели в условиях войны цену как таковую … ввели доставку … оплату деньгами... Мы ввели начальные рыночные отношения" (5, 265). Непосредственно не участвуя в боевых действиях, занимаясь снабжением, Жилин работает на войну, он кормит идола мщения Асана, он и сам Асан: "Майору не нужна их (чеченцев) жалкая рублевая мелочовка, но она нужна Асану…не возьми майор сейчас с них денег, они бы не только удивились, но и насторожились бы. Они бы перестали Асана уважать и бояться" (5,467). Новый Асан, в отличие от прежнего, не только хочет крови, но и хочет денег, именно такие позывные по рации передают боевики: "Асан хочет денег". Служащий этому Асану Жилин и сам обречен: как двурукая птица-идол Асан, он одной рукой помогает федералам, но другой налаживает бизнес на крови, и потому его смерть не неожиданна. Герой Маканина принципиально негероичен, как и герой Толстого; он тип нового офицера в условиях развала армии и страны, сохранившего, несмотря на хаос, качества, обесценившиеся в эту эпоху: человечность, честность, порядочность, жалость, сострадание, он просто служит на Кавказе, поэтому, при всей несхожести героев двух писате-лей, можно утверждать, что Маканин перенес толстовские типы в новое время. Так, в настоящем художественном произведении любой элемент, в данном случае антропонимы, работает на раскрытие замысла писателя.