Поэтика и проблематика романа В. Маканина «Асан»

Поэтика и проблематика романа В. Маканина «Асан»

Содержание:

I.Введение ……………………………………………………………………….2

II. Теоретическая часть………………………………………………………….5

III. Анализ произведения………………………………………………………..9

Притчевый характер реалистического романа………………………………...9

Антропонимы в  романе Маканина «Асан»…………………………………….20

Проблема подражания в романе………………………………………………..27

III. Методические рекомендации по изучению произведения в школе……...31

Вывод……………………………………………………………………………..32

Библиография…………………………………………………………………….34

Введение

Притча  о том, как добро оборачивается  злом, о невольной и трагической  неблагодарности, о том, как страшно  связаны в этом мире деньги и кровь (коварное двурукое божество всегда жаждет крови, даже если от его имени кто-то требует денег), — вот зерно романа Маканина.

А. Латынина  

     Творчество  Владимира Семеновича Маканина (род. в 1937 г.) составляет одну из интересных и ярких страниц современной  литературы. Лауреат престижной премии Букера (1996) за повесть «Стол, покрытый сукном и с графином посередине» и Государственной премии в области литературы и искусства за роман «Андеграунд, или Герой нашего времени» и повесть «Кавказский пленный», писатель признан ведущими литературными критиками - А. Агеевым, Л. Аннинским, Н. Ивановой, А. Латыниной, А. Марченко, И. Роднянской, Л. Сараскиной, И. Соловьевой и другими - «одним из ярчайших лидеров отечественной словесности» (20), что, без сомнения, имеет серьезное основание.

     Значительный  вклад в изучение поэтики маканинской  прозы внесли публикации исследователей: А.Агеева, В. Бондаренко, Н.Ивановой, М. Липовецкого, С.Пискуновой, В.Пискунова, И. Роднянской; диссертационные исследования авторов: Мотыгина С. Ю. «Поэтика В.С.Маканина» (1997), Переваловой В. «Проблема автора в русской литературе 1970-1980-х годов» (1998), Дмитриченко Е.В. «Проза позднего Маканина (в контексте антиутопических тенденций 20 в.)» (1999), Чуряевой Т.Н. «Проблема абсурда в прозе Маканина 1980-х-начала 1990-х годов» (2000), в которых особое внимание уделялось проблемам сюжета и выражения авторской позиции, анализу отдельных произведений, а также некоторым частным вопросам поэтики. В статьях и диссертациях указанных авторов отражена серьезная научная работа по изучению творчества Маканина. Однако, чем более мы углубляемся в художественный мир писателя, тем более неизученных вопросов мы обнаруживаем. Этим объясняется актуальность выбранной нами темы.

     Целью данной  работы является раскрытие вопроса поэтики и проблематики романа В. Маканина «Асан».

     Следуя  главной цели, мы ставим перед собой  следующие задачи:

1. Систематизировать материал по теме.
2. Проанализировать проблематику романа, оценку странной войны Маканина.
3. Выявить особенности композиции и систему лейтмотивов в романе, символику романа, объяснить смысл названия романа.
4. Дать методические рекомендации по использованию произведения в школе.

     С давних пор и по сегодняшний день война есть одно из проявлений всемирности, один из способов соприкосновения культур. Спор об особенностях военного жанра  развернут в пространстве русско-кавказских отношений. Поводом к этому послужил роман Владимира Маканина “Асан” (2008), в котором автор сделал попытку понять феномен и природу чеченской войны, моделируя на ее материале некую архетипическую ситуацию. Такой способ изображения породил полемику как о жанре романа (“окопная правда” или “роман-притча”?), так и о точности его попадания “в тему”. Сам Маканин говорит о включенности романа в традицию, о том, что притча здесь не только не прикрывается военным камуфляжем, но и функционирует в этом новом облике совершенно сознательно, так как “все, что пишется, - это притча. Все!”.

     В данной исследовательской работе мы постарались через призму таких  литературоведческих понятий как  метод, образ, антропоним и так далее  отразить специфику и оригинальность поэтики и проблематики романа В. Маканина «Асан». 
 

Теоретическая часть

     Родившийся  в 1937 году, писатель вполне мог быть типичным “шестидесятником”, тяготеющим к литературной кружковости. Маканин, однако, всегда держался особняком. К  началу 70-х он уже много публиковался - но не в журналах, а в издательствах. Издать книгу вне журналов, как вспоминал сам писатель, называлось тогда “попасть в братскую могилу”[1]. Впрочем, книги Маканина выходили почти каждый год - новое по-разному сочеталось с публиковавшимися ранее рассказами и повестями. Потом была явная удача: автор попал в обойму писателей, представлявших настоящую русскую литературу на Западе. Однако восприятие Маканина за рубежом тоже не было безоблачным - время от времени писатель неожиданно для себя самого оказывался разменной монетой в ходе разгорающихся идеологических дискуссий. Тем не менее при любой погоде Маканин занимался своим делом.

     Владимир  Маканин окончил механико-математический факультет МГУ, куда был отдан  постольку, поскольку в школьные годы прекрасно играл в шахматы. Математика была достаточно серьезным увлечением - по его словам, им была написана даже научная монография. Однако “это не тронуло сердце” - математик стал писать. Рациональный, схематичный ум Маканина позже всегда отмечался критиками. Как кажется, математика дала начинающему автору столь необходимую писателю дистанцию по отношению к любому материалу, который только благодаря дистанции и можно увидеть как партию или мудреное уравнение. Особого рода уравнения - главный инструмент работы писателя - инструмент художественного познания и преображения реальности.

     Часто, особенно в рассказах, Маканин первой же строкой формулирует то “дано”, в котором кроется художественная задача. “Человек заметил вдруг, что  чем более везет в жизни  ему, тем менее везет некоему другому человеку”, - вот первая фраза рассказа “Ключарев и Алимушкин”, в ней сразу задан прием, из которого и произрастает как сюжет, так и конфликт, состоящий в том, что герою-счастливчику приходится каким-то образом принять вдруг осознанный бесчеловечный закон, согласно которому тот, на кого не хватило удачи, должен закономерно погибнуть. Или начало рассказа “Антилидер”: “Когда Куренков на кого-то злился, он темнел лицом, смуглел, отчего на лоб и щеки ложился вроде бы загар, похожий на степной. Он худел. И можно сказать, что становился маленьким”. И здесь прием очевиден, - прием, особым образом увязывающий внешность героя и его внутреннее состояние, - абсолютно литературный. Именно он позволил добиться потрясающего по своей пронзительности финала, в котором жене Шурочке было достаточно после долгой разлуки увидеть мужа, чтобы “почувствовать, что больше его не увидит”, - “лицо было темное. И тело темное”. Маканин всегда математически точно схватывает формулу происходящего - именно она, продолжая метафору, оказывается основной при решении художественного уравнения.

       С первой же страницы романа  «Асан» задается притчевый характер  произведения. Трогает тонкая авторская  работа - желание героя защитить  совеем неизвестных ему солдат.

     “Коронная область писателя - не психология, а социальная антропология, “социальное человековедение”, - писала о Маканине И. Роднянская в статье 1986 года “Незнакомые знакомцы”. - Каждая индивидуальность имеет у него свои стойкие корни в специфическом слое и укладе”[2]. Действительно, уравнения, предлагаемые писателем, всегда увязывают человека с его временем - неизменно исторически узнаваемым, - а затем предполагают некие действия - испытания новым временем. Кажется, что Маканин прошелся по всем послевоенным десятилетиям, показав людей, сформированных то послевоенными надеждами, которым не суждено было сбыться (“Солдат и солдатка”), то искренними, порывистыми 60-ми (“Один и одна”), которые сменились прагматичным, “мебельным” десятилетием (“Старые книги”), то мутными 80-ми, давшими волю целителям (“Предтеча”) и антиутопическим фантазиям, в которых уже угадывались 90-е с их испытанием толпой (“Лаз”, “Квази”, “Сюжет усреднения”). Способность отмечать вехи времени, ставить точный диагноз болезням, которыми обстоятельства заражают человека, всегда отличала маканинскую прозу.

     Впрочем, даже в произведениях, в которых  историческое время не выпирает, можно  видеть тот же метод.

     До  постсоветского периода в литературе автор почти не писал от первого  лица. “Я” в произведениях появлялось, но, скорее, в качестве субъекта размышлений, участвующего в действии прежде всего фантазией, додумыванием. Постоянный образ маканинского “я” советского периода - совершенно ненавязчивый в качестве героя писатель Игорь Петрович. А вот начиная со “Стола, покрытого сукном и с графином посередине”, появившегося в 1993 году и заработавшего “Русского Букера”, “я” становится главным героем и центром новой маканинской поэтики. Этот ряд был продолжен “Андеграундом”, затем еще не опубликованной полностью книгой “Высокая-высокая луна” и, наконец, “Асаном”. На этой манере нужно остановиться чуть подробнее.

     Образа  автора в этой прозе уже нет, автор  всецело играет на стороне героя, всматриваясь в пласты его сознания и подсознания, фиксируя даже непроговоренные  мысли и ощущения. Соединяя в первое лицо сознание автора и героя, Маканин погружается в бесконечное настоящее, черпает из него, возможно, больше, чем нужно ленивому читателю, - и в результате докапывается до того, что в человеке первобытно, досовременно, но что “работает”, двигает “здесь и сейчас”. Точка зрения из настоящего разбивает все стереотипы, оживляет их свежим взглядом с его чувственной, грязноватой и простоватой конкретикой. Внутренний монолог этого “я” начинает казаться несколько избыточным и бесстыжим, однако само “я” - неисчерпаемым в способности трактовать и чувствовать настоящее. Примечательно, что “Ключарев-роман” - роман, собранный писателем из рассказов и повестей, объединенных одним героем по имени Ключарев, - заканчивается “Столом, покрытым сукном...” - вещью, написанной от имени первого лица, в котором фамилия героя не упоминается. Лаконичная поэтика предыдущего периода разомкнулась в космос внутреннего мира “я”.

     Автор в отношении героев следует философской  формуле «здесь и сейчас». В. Маканин  предпочитает не воспарять над героями: “Здесь и сейчас - это лишь другое название индивидуальной неповторимости героя, - ответил Маканин. - Он потому и личность, что живет здесь и сейчас. Но именно поэтому он и не может быть схвачен взглядом сверху, взглядом, воспарившим над героем. Это бы сразу выдало автора. Это бы выдало его авторские претензии. Да и сами возможности его “лепки”. Ключ к прочтению героя должен найти сам читатель, находясь в поминутно-примитивной связи с героем, то есть в связи здесь и сейчас”.

     90-е  годы стали для Маканина десятилетием, в которое была выработана как новая для него поэтика прозы от первого лица, так и сама проблема выживания этого первого лица - и в начале постсоветских лет, и в XX веке вообще. 
 

      Анализ произведения

     Притчевый характер реалистического романа

     Действие  происходит в Чечне во время второй чеченской войны, в ретроспективных  главах повествования затрагиваются  и более ранние годы — приход к власти Дудаева, начало первой чеченской  кампании в конце 1994-го. Как и в  более раннем своем рассказе-притче “Кавказский пленный”, написанном еще до начала войны, Маканин играет с русской классикой. Героя зовут Жилин, точно так же, как толстовского офицера, угодившего в плен к горцам. Повествование ведется от первого лица: Жилин еще и рассказчик. Есть в романе и Костылин, приятель Жилина: он превращен в петербургского чеченца по фамилии Костыев: этот Костыев обладает загадочным чувством опасности. Строитель, как и Жилин, только гражданский; он каждый раз бежит из Чечни ровно за день до начала очередной войны.

     Жилин же — офицер, хоть и строительных частей, бежать ему некуда, только приспосабливаться  к войне. Он и приспосабливается. Сам Дудаев стал “повивальной бабкой”  его торгашеского таланта. Это Дудаев подсказал складскому майоришке  мысль построить дом на русской реке: “времяш”, оставленный сбежавшими штабными полковниками охранять склады, чтобы было на кого свалить вину за грабеж, и думать не думал о том, что будет после войны; ему бы выжить. Тот же Дудаев невольно подсказал и путь, как добыть средства для этой стройки: надо продавать то, что охраняешь (а Жилин был поставлен во главе армейских складов). Но развернулся Жилин лишь во время второй чеченской. Он не стал торговать оружием — слишком опасно. Он создал более скромный, но и более надежный бензиновый бизнес. Оказалось, что на этой войне слово “дам” ни военные, ни чеченцы не понимают. Они тут же начинают требовать еще больше и совать в ухо пистолет. “Но если я им говорил — да, я дам солярку, бензин, другое-третье, но ты заплати <…> оказывалось, что меня понимают и меня слышат”. Так Жилин стал брать себе каждую десятую бочку бензина с тех, кому он обязан был бензин доставлять бесплатно, а образовавшийся излишек стал продавать.

     Если  смотреть на маканинский “Асан” как  на роман о чеченской войне, то на первый план неизбежно выйдет фабульная линия, в центре которой Жилин-складарь, Жилин-ловкач, оборотистый майор, умеющий на федеральном бензине денежку делать. От Жилина, по версии Маканина, зависят все: разбросанные по Чечне военные части федералов, боевики, которым он время от времени подкидывает несколько бочек бензина, чтобы они не перехватывали его товар, мирные чеченцы, которые не могут без жилинской солярки-мазута даже вспахать свои поля. Его уважают, его боятся, его почитают. “Только выйду в Грозном из машины, старик-чеченец стоит поблизости и ловит мой взгляд. Старики подходят. Прямо на улице. Просят горючее — Сашик, солярки мало-мало… А у них на носу, скажем, посевная!”. Жилин дает понемногу, чтоб самому не в тягость. “Что за бизнес без мелких связей”. Но все равно в глазах этих чеченских крестьян он сделался чем-то вроде бога. Недаром они называют его Асан: то ли сокращают имя-отчество Александр Сергеевич горской скороговоркой, то ли уподобляют Асану — древнему языческому божеству, которому, как объясняет увлекшийся древней историей Кавказа генерал Базанов, в древности поклонялись чеченцы.