Окуджава…Фамилия, которая звучит

- Вы же не предупреждали, - неуверенно возразил Булат и  снова едва слышно загудел.    

- А вы предупреждали,  что урок мне придется проводить  под аккомпанемент вашего нудного  гудения? И учтите, оценки буду ставить очень строго.   

 Учительница написала  на доске два варианта контрольной  работы и стала заниматься  своими делами. Ситуация складывалась  не в нашу пользу. Не очень  понятно было, кто кому больше  досаждал: мы учителям или они  нам.   

 В большую перемену в класс прибежала взволнованная классная руководительница:   

- Это вы что же  натворили? Класс на хорошем  счету, победитель соревнования, а теперь, что будет - последнее  место! Останетесь после уроков. За это безобразие отвечать  будете перед Климентом Ефремовичем.   

 Климент Ефремович  - завуч школы - был грозой учащихся. Не директор Егорова - спокойная  мягкая женщина, а именно Клим - так мы его звали, держал  в руках всю школу. Высокий  и стройный, слегка смуглый, всегда  со строгим взглядом, когда он проходил по коридору, все сидящие на подоконниках вскакивали, бегущие останавливались, громогласные переходили в шепот.   

 Встреча с Климом  не предвещала ничего хорошего. Мы понимали, что надо ждать  больших неприятностей.   

 Но на следующем  уроке - географии, мы продолжали гудеть. Здесь все шло легко и даже интересно. Географ - симпатичный и добрый мужчина, распустил нас до неприличия. На его уроках, как говорится, "дым стоял коромыслом". Обычно с десяток любителей географии садились на первые парты и слушали урок, остальные делали, что хотели. Шум стоял густой и устойчивый. Но на этом уроке мы покорно смотрели на учителя, сложив руки на партах и... гудели. Географ, казалось, был даже доволен. Все его внимательно слушали. Такого никогда не бывало. Он объяснял новый материал, не обращая внимания на легкий гул.   

 После уроков снова  прибежала классная, встала к  окну и уставилась на нас.  Лицо ее выражало строгое торжество: "Достукались, сейчас придет  завуч, посмотрим, как вы загудите!"   

 И действительно,  через несколько минут в класс вошел Клим. Мы дружно вскочили, но гудение все же раздавалось, только более робкое и едва слышное.   

- Ну, вот что, - грозно  произнес Клим, не предложив нам  садиться. - Решили бросить вызов  всему педагогическому коллективу? Кто - кого? Великое противостояние! Ну, что ж, стойте, стойте до тех пор, пока обеспокоенные родители не придут за вами в школу, узнать, куда девалось их любимое чадо. Мы вас закроем и будем выпускать по мере подхода родителей. Надеюсь, вы не выпрыгните с четвертого этажа и не спуститесь по водосточной трубе? - закончил свою тираду Клим и направился к выходу.   

 Ничего себе, такая  перспектива никого не устраивала. Было два часа, родители приходят  в шесть-семь, а то и позже.  Сидеть без обеда, не говоря  уже о том, как все это будет выглядеть перед родителями.   

 Мы сильно перепугались. Гудение сразу прекратилось.   

- То-то, - остановившись  в дверях, удовлетворенно произнес  Клим, - надеюсь, завтра вам не  захочется повторить этот эксперимент,  ибо финал будет таким же. Мы молчали.   

- Да или нет?   

- Нет, - завопили ребята, поняв, что в противном случае  Клим выполнит свой план нашего  обуздания.   

 В течение нескольких  дней мы вспоминали подробности  этого веселого дня и поглядывали  на Булата. Интересно, что еще придумает этот неутомимый фантазер? Долго ждать не пришлось. Скоро Булат пришел в класс возбужденный.   

- Значит так, - начал  он изложение своей новой затеи, - между партами и классной  доской расстояние метра два-три.  Давайте в течение урока будет  медленно подъезжать на партах к учителю, постепенно, прижимая его к доске.   

 Этот план мы  решили воплотить на уроке  английского языка. Мы не любили  англичанку. Предмет скучный, и  уроки она вела не интересно.    

 Прозвенел звонок. Когда учительница вошла в класс, подошла к доске и стала записывать новые слова, парты постепенно поползли к ней. Интересно, что в этом движении принимали участие и девочки, которые всегда отличались лучшей дисциплиной, чем мальчишки.   

 К концу урока  площадь деятельности учителя сократилась почти до метра. Ничего не понимая, она смотрела на парты и к нашему великому удовлетворению спрашивала: "Что это у вас так тесно стало в классе?". Мы ликовали и готовились повторить эксперимент на других уроках.   

 Через несколько  дней Булат предложил организовать Союз юных писателей. Он сам изготовил удостоверения из твердой бумаги и ставил на нем свою подпись. Для того, чтобы вступить в Союз, надо было написать рассказ. Его обсуждали на "полном серьезе" и только после этого "юного писателя" принимали в СЮП. Такую аббревиатуру придумал Булат.   

 Я очень хотел  вступить в СЮП и принялся  придумывать рассказ. Сравнительно  недавно мною была прочитана  книга, в которой много места  уделялось описанию охоты на  волков, кабанов и зайцев. Я посчитал, что имею достаточное представление об охоте. И, не разу не побывав на охоте, начал придумывать происшествие, которое произошло со мной в лесу. Через день рассказ был готов. Помнится, это была жуткая галиматья, но после обсуждения я единогласно был принят с СЮП.   

 Не было конца  буйной фантазии и выдумкам  Булата. Но однажды он не пришел  в школу. Больше в классе  мы его не видел. В школе  шепотом говорили о том, что  отец Булата - первый секретарь  Нижнетагильского горкома ВКП(б), арестован.   

 Когда я встретил  Булата, он был очень расстроен. Его всегда веселые и озорные глаза заволокла печаль.   

 Семья вскоре уехал  из Н.Тагила, и у будущего поэта  началась нелегкая жизнь сына "врага народа".   

   

 

«Дорогая Лёля…» (школьная любовь Б.Окуджавы)

 

В своем последнем  романе «Упраздненный театр» Булат ОКУДЖАВА вспоминает детские годы, проведенные в уральском Нижнем Тагиле, и некую Лелю, Оленьку ШАМИНУ, к которой питал в то время самые нежные чувства. Затеяв поиски первой любви поэта, корреспондент «ЭГ» отыскала ее в Челябинске. Сегодня 81-летнюю Лелю зовут Ольгой Николаевной МЕЛЕЩЕНКО.

Трепетный школьный роман  начался в далеком 1935 году. Булат  и Леля жили в так называемой Вагонке - жилом районе Нижнетагильского вагоностроительного  завода и учились в небольшой  деревянной школе. Зимой ее классы отапливались печкой, уроки шли под уютный треск поленьев. Булат проучился с Лелей год, и поначалу она никак не выделяла его - в четвертом классе не до увлечений. Но зимой мальчишка придумал, как обратить на себя внимание.

- Темнело рано, а с электричеством частенько случались перебои, - вспоминает Ольга Николаевна. - Когда класс погружался в кромешную тьму, Окуджава стремительно мчался к моей парте, садился рядом, робко прислонялся ко мне плечом и молчал. Помню, он принюхивался к моим волосам. Много позже Булат рассказал мне, что от них пахло хлебом…

Потом вспыхивал свет, мальчишка как ни в чем не бывало возвращался на свое место и склонялся  над распахнутой тетрадкой. А  Леля потихоньку приходила в себя, поправляя темно-русую челочку. Объяснялось ее смятение просто - Окуджава был заметным парнишкой. Его семья ни в чем не нуждалась благодаря отцу - секретарю горкома партии. Булат одевался лучше всех в классе, на уроки являлся в красивой вельветовой курточке.

- На переменках Окуджава  ко мне не подходил, - продолжает Ольга Николаевна, - только наблюдал, как я играю с подружками. Но стоило в классе погаснуть свету, как он снова оказывался рядом со мной. А в пятом классе Булат перешел в другую школу, и наши пути разошлись.

Однажды почтальон принесла Лелиной маме письмо с фотографией какого-то щупленького мальчишки. На обратной стороне снимка детской рукой было выведено: «Леле от Булата». Пока дочурка была на занятиях, любопытная родительница внимательно изучила любовное послание с кучей орфографических ошибок. Оля конвертик так и не получила, так как мама, поразмыслив, решила: «Любовь любовью, а голову всякой ерундой забивать не стоит!» Но уже вечером следующего дня любопытная родительница, прихватив с собой фото и письмо, навестила дочкиного одноклассника Толю Сапожникова, жившего по соседству.

- Мамуле не терпелось  побольше узнать о моем тайном  воздыхателе, - вспоминает Мелещенко, - и допрос с пристрастием дал  свои плоды. Толик, сразу узнавший  на карточке Окуджаву, сказал, что  Булат - «хороший пацан» и причин для беспокойства нет.

Весть о том, что Булат  Окуджава «втюрился в Лельку Шамину», облетела школу мгновенно. Одноклассники  не уставали кричать Оле «Булат, Булат!», но девочка только вздыхала. Страсти подогрело еще одно событие - не дождавшись ответа от Оли, Булат решился навестить ее. Мальчишка приехал в Вагонку, поставил у окон своего бывшего класса большой деревянный ящик, забрался на него и с упоением наблюдал из-за окна за отвечающей у доски Лелькой.

- Рассказываю я тему  по истории и вдруг вижу: за окном маячит знакомая физиономия, - улыбается Ольга Николаевна. - Помню, чуть в обморок не упала. Думала: «На чем он там стоит?! Только бы не свалился...» А после уроков Булат проводил меня до дома. Шел сзади, нес мой портфель и, как всегда, молчал. Откуда мне было знать, что наша следующая встреча состоится лишь через 60 лет!

После окончания школы  Ольга поступила в институт, нашла  работу, вышла замуж, родила дочь и  все это время с нежностью  вспоминала своего застенчивого кавалера. Когда к Окуджаве пришел первый успех, Леля искренне радовалась за него. В 1963 году бывшие одноклассники могли встретиться - Булат Шалвович приезжал в Тагил, навещал знакомых. Но Ольгу он не застал - узнав о прибытии Булата, она выпросила у начальства командировку. Шаг этот женщина объясняет просто: «Мне так не хотелось портить воспоминания о себе…» Свою «милую Лелю» бард увидел только в 1994 году, будучи уже всенародно обожаемым. Именно тогда Ольга Николаевна пришла к нему на встречу в нижнетагильский литературный клуб «При свечах». Сначала Окуджава не узнал ее, а потом невероятно обрадовался и немедленно познакомил с женой, тоже, кстати, Олей, приехавшей с ним. Бывшие одноклассники сфотографировались и обменялись адресами. Поэт писал Ольге Николаевне до самой смерти, рассказывал о планах, жаловался на пошатнувшееся здоровье. И каждое его послание начиналось трогательно: «Дорогая Леля…»

 

АВТОГРАФ МАСТЕРА: на память "дорогой Леле"

 

 

Из писем Булата Окуджавы Ольге  Мелещенко

 

* - Дорогая Леля! Вот  и промелькнула наша уральская  поездка. Я был рад увидеть  тебя и твоего милого мужа. Жаль, что все было так скоропалительно.  Надеюсь, что удастся побывать  еще раз без спешки. Сейчас, вернувшись, окопался в Переделкино. Хочу немного побыть в тишине с бумагой и книгами, а в конце августа отправимся в Литву. Сын наш улетел в Мюнхен к своей невесте. Оля, твоя тезка, занимается всяческой бытовой суетой, как водится. Конечно, я не узнал тебя при первой встрече. Это естественно: 60 лет! Но теперь у меня впечатление, что этого разрыва во времени не было вовсе…

 

* - Дорогая Леля! Откликнись. Я писал тебе еще в начале  осени, но ответа нет. Конечно,  все случается, но хочется верить  в лучшее. У меня все по-прежнему, если не считать, что с декабря болею. Правда, сейчас как будто выкарабкался. Тьфу-тьфу. В связи с болезнью не было никаких поездок: больница и дом. Даже про Переделкино пока пришлось забыть. Сижу дома и работаю. В остальном все хорошо. До свидания. Твой Булат.

 

* - Дорогая Леля! Тут  недавно случилась одна мистическая  история: я пишу автобиографический  роман, как раз закончил первую  книгу, где есть, конечно, и  о школе на Вагонке, и о  тебе. И вот… дошел до эпизода,  связанного с тобой, - в это время явился почтальон и вручил письмо от тебя. Представляешь, какое совпадение?..

 

 

 

Фамилия, которая звучит

 

 

   Нам повезло, что на УВЗ на всех этапах его развития была активная комсомольская организация. Она  держала связь со старшим поколением, интересовалась заводской историей, людьми. В 60-е годы в Москве появился молодой поэт Булат Окуджава, вокруг которого был просто ажиотаж. И комсомольцы задались вопросом: не связан ли этот Булат с легендарным Шалвой? Заводского музея тогда ещё не было. Помогли старики, особенно Чевардин Михаил Васильевич, бывший заместитель парторга Ш.Окуджавы в 30-е годы, и его жена Любовь Васильевна. Они поддерживали связь с женой одного из первых корреспондентов газеты «Уралвагонстрой» Леонида Вилкомира, Анной Михайловной Лыткиной.

     В семье Чевардиных хранились десятки писем Лыткиной, которые позже их сын Юрий Чевардин передал в наш музей. В одном из писем 60-х гг. Анна Михайловна писала, что в Москве очень популярен молодой поэт Булат Окуджава, который прекрасно исполняет свои стихи под гитару. Она вспомнила, что у Шалвы был сын Булат, решила выяснить, не он ли это. Нашла его, встретилась. Это, действительно, был сын Шалвы. Пресса о нем умалчивала. Булата не очень жаловали в вышестоящих органах, у него были неприятности в Союзе писателей, ограничивались его выезды по стране.   

 В то же время  самодельные записи песен Булата  передавались из рук в руки. Появились поклонники его творчества и на Вагонке. Идею о приглашении на завод Булата подал комитету ВЛКСМ молодой специалист, инженер, Вячеслав Грузман (ныне профессор УПИ). Скоро поняли, что официальным путем приглашение не получится. С помощью друзей Ш. Окуджавы стали осуществлять эту идею. В Москве все это держала на контроле Лыткина. В нескольких ее письмах рассказывается, как она искала по телефону Булата, передавала ему приглашения с Урала.

03.01.90      Не мог Вам ответить раньше: был в отъезде. Спасибо за внимание. За газету и за карту города, Конечно, это хорошо, что память возвращается, но учит ли это кого-нибудь? Глядя на нынешние дела, радуясь микроскопическим успехам, с горечью осознаю, как глубока болезнь всего общества.     Желаю Вам хорошего  Нового года.     Сердечно  Б. Окуджава.      (Из письма к П.Ф. Качанко.)