Ода как ораторский жанр

Борьба за оду  отмечает средину двадцатых годов  — поворотный момент в развитии лирики, когда были исчерпаны послание и элегия; сюда относятся опыты и выступления Грибоедова и Кюхельбекера.

Ода сказывается  и в другом боковом течении  лирики — в лирике Шевырева и  Тютчева; здесь происходит сложный  синтез принципа ораторской поэзии с  использованием мелодических достижений элегии (ср. совмещение Ломоносова и итальянских влияний у Раича) и внелитературной формы дилетантского фрагмента (Тютчева) ⁶².

Таким образом, борьба за жанр является в сущности борьбой за направление поэтического слова, за его установку **. Борьба эта сложна; самые большие достижения получаются иногда в результате использования опыта враждебных школ, но самая борьба эта в основе есть борьба за функцию поэтического слова, за его установку, соотнесенность с литературой, с речевыми и внелитературными рядами.  

* Нельзя, однако, не отметить, что Шишков своим  корнесловием как нельзя лучше  соответствует новому течению  с его обостренным интересом  к семантическим единицам, к семантике  отдельных слов, а но к большим семантическим группам («сопряжение идей»).

** Ср. в наше  время аналогичную борьбу жанров: новой «сатирической оды» Маяковского  с новой «элегией» (романсного  типа) Есенина. В борьбе этих  двух жанров сказывается та  же борьба за установку поэтического слова. 1928 ⁶³  

Комментарии 
(Е.А.Тоддес)  

Впервые — П-III, стр. 102-128. С незначительными изменениями  и добавлением одного подстрочного примечания (с пометой «1928» — см. стр. 252 наст. изд.) вошло в АиН, где датировано: 1922. Печатается по тексту АиН.

Первая публикация снабжена примечанием: «Статья представляет собою часть заново проредактированной работы автора „Ода и элегия”, 1922 г.» (стр. 102). Доклад под этим названием был прочитан Тыняновым 26 ноября 1922 г. на публичном заседании по поводу второй годовщины факультета истории словесных искусств ГИИИ (ЗМ, стр. 220; ГИИИ-1927, стр. 46) ^а. В архиве Тынянова сохранились фрагменты работы, озаглавленной «Ода и элегия. Из литературных отношений Пушкина и Кюхельбекера» (беловой текст, перечеркнут; на обороте листов — черновики статьи «Ленский») ^б. Фрагменты излагают биографию и характеризуют литературную репутацию Кюхельбекера примерно так, как это сделано в опубликованных работах Тынянова. В другом документе — программе научных занятий «Opera на год» (вероятно, 1921 или 1922) рядом с «Одой и элегией» (под соседним номером) намечена другая работа об оде: «3) Декламационные элементы русской оды XVIII века. 4) Ода и элегия» (ЦГАЛИ, ф. 2224, оп. 1, ед. хр. 58). Замысел работы об оде как декламационном жанре отделен здесь от замысла «Оды и элегии», по при публикации в П-III автор специально указал на их связь. Располагая лишь отрывками «Оды и элегии», можно тем не менее с уверенностью утверждать, что известная тыняновская концепция русской поэзии XVIII — первой половины XIX в. складывалась с университетских лет, с занятий в Пушкинском семинарии С.А.Венгерова (см. прим. к статье «„Аргивяне”, неизданная трагедия Кюхельбекера»). Возможно, обобщающая формула предложенной Тыняновым схемы — противопоставление оды и элегии — подсказана знаменитой статьей Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии...». Следует отметить, что основное внимание он уделял именно «оде», т.е. поэтическому направлению, которое уже в начале XIX в. становилось архаичным. Исследовательские интересы Тынянова во всей их широте отражены в плане под названием «Архаические течения в русской лирике XIX века», который объединял замыслы «Оды...» и его центрального историко-литературного труда «Архаисты и Пушкин» (см. ПиЕС, стр. 382-383). Однако намеченное в плане осуществлялось в виде отдельных статей (пункт 1 затронут в ПСЯ, пункты 10, 11, 13 остались нереализованными). «Ода...» и «Архаисты и Пушкин» концептуально связаны: первая статья намечает предысторию той литературной борьбы 1810-1820-х годов, которой посвящена вторая.

______________________________

^а Приводим строфу из «Оды», написанной Тыняновым к этому юбилею:

Что вижу я? Исток  вод Сунских,  
Что встарь Державиным воспет?  
Но се — студенты, се, Жирмунский,  
Тобой водимый факультет!  
И где колонны, где Синоды?  
И где Невы игривы воды?  
Не вы стремите к высотам?  
Не воды льются там, не реки:  
Чувствительные человеки  
Питают жар к искусствам там!

^б 1921-1922 (АК); см. прим. к «О композиции „Евгения Онегина”».

«Контекст» «Оды...»  не ограничивается этой связью — работа возникла на пересечении нескольких линий научного творчества Тынянова и его современников. Как видно из процитированного выше документа, в формулировке ее темы первоначально подчеркивался декламационный аспект; и Б.М.Эйхенбаум, перечисляя в 1925 г. основные работы представителей формальной школы за 1922-1924 гг., называет неопубликованную тогда статью Тынянова «Ода как декламационный жанр» (см. в его кн.: Литература. Теория. Критика. Полемика. Л., 1927, стр. 146). В этом сказывается интерес к так называемой «слуховой филологии». Возникнув в трудах Э. Сиверса и его учеников, идеи изучения произносимого, звучащего стихового слова активно и критически осваивались в русской науке, начиная с пионерских работ Эйхенбаума, первые доклады которого по проблемам Ohrenphilologie состоялись в 1918 г. Эйхенбаум был склонен противопоставлять школу Сиверса (а с другой стороны, работы Б.В.Томашевского — см. указ. соч., стр. 137) стиховедению, связанному с русским символизмом, — см. сопровождаемый полемикой его список литературы по теории стиха: П-1919, стр. 167. Основными достижениями того ответвления русской поэтики, которое шло от «слуховой филологии», стали работы С.И.Бернштейна (его фундаментальное исследование «Голос Блока» появилось в печати спустя полвека после написания — см.: Блоковский сборник. II. Тарту, 1972, стр. 454-525. Публикация А. Ивича и др.; Тынянов знал эту работу — см. ПСЯ, стр. 175, прим. 14) и «Мелодика русского лирического стиха» Эйхенбаума (Пб., 1922; см. ЭП; в его кн. 1923 г. «Анна Ахматова» также уделяется большое внимание произнесению, «установке на интонацию» и т.д.). Под их руководством в Институте живого слова (1918-1923), затем в ГИИИ велись исследования по стиховому произнесению, ораторской речи и теории декламации. В органе ГИИИ появилось и подробное изложение теории Сиверса на русском языке: Н. Коварский Мелодика стиха. — П-IV. Э. Сиверс, Ф. Саран (как и О. Вальцель) были почетными членами Словесного отдела ГИИИ.

Тынянов читал  в Институте живого слова курс «История русской оды» (ИРЛИ, ф. 172, ед. хр. 129) и, по свидетельству Бернштейна, выступал с докладом (П-I, стр. 48). Бернштейн не указал тему (и дату) выступления; по всей вероятности, доклад касался вопросов, поднятых в ПСЯ, или был специально посвящен оде. В письме к В.Б.Шкловскому от 23 октября 1923 г. Тынянов сообщал: «[...] накопился еще один сборник по теории звучащего стиха (статьи Эйхенбаума, Томашевского, Бернштейна, моя») (ЦГАЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 723). И здесь, по-видимому, имеется в виду статья об оде (о ПСЯ в этом письме говорится особо); упоминаемая работа Эйхенбаума — возможно, «О камерной декламации», беловой автограф ее (ЦГАЛИ, ф. 1527, оп. 1, ед. хр. 30), датированный апрелем 1923 г., имеет посвящение Тынянову. Известно также, что до 1 января 1926 г. под названием «Русская ода как декламационный жанр» работа была подготовлена в ГИИИ к печати в виде выпуска серии «Вопросы художественной речи» (П-I, стр. 158; серия не состоялась).

«Слуховая филология» оказала влияние и за пределами  стиховедения. Как отмечал В.В.Виноградов, стимул к изучению передачи устной речи в художественной прозе (сказ) был получен, в частности, от «слуховой филологии» (П-I, стр. 25).

В России ряд  положений «слуховой филологии» подвергся критике — в работах  Бернштейна, Тынянова, Якобсона, Томашевского; в своей «Мелодике...» Эйхенбаум  подробно обосновывает существенный отход  от методов Сиверса (ср. полемику с Эйхенбаумом: Жирмунский, стр. 112-145). Тынянов, отметив научное значение акустического подхода, показал в ПСЯ, что он «не исчерпывает элементов художественного произведения, с одной стороны, и дает большее и лишнее — с другой» (стр. 43, ср. о критике Тыняновым акустического подхода: С.И.Бернштейн. Стих и декламация. — «Русская речь», I, Л., 1927, стр. 12). Аналогичным образом оценивал «слуховую филологию» Б.В.Томашевский в статье «Проблема стихотворного ритма» (см. в его кн.: О стихе, 1929, стр. 31; отзыв Тынянова о статье Томашевского см. в его рецензии на альманах «Литературная мысль», II, стр. 141 наст. изд.). Именно в ответ на недостаточность и излишество акустического подхода Тынянов выдвинул свою концепцию эквивалента (текста, стиха, метра) как знака, сообщающего принцип стиховой системы, при том что сама система не получает реализации (в частности, фонической). Произнесение интересовало Тынянова не как собственно декламация и не как мелодика в смысле Эйхенбаума, а как определенная жанровая установка, направление поэтического слова, его функция в системе литературы, причем, по формулировке ПСЯ (стр. 38-39), «периоды, когда подчеркивается акустический момент, сменяются периодами, когда эта акустическая характеристика стиха видимо слабеет и выдвигаются за ее счет другие стороны стиха» (в начале 1920-х годов был зафиксирован спад литературно-общественного интереса к декламации после широкого увлечения ею в предыдущее десятилетие). Именно в этом аспекте написана «Ода...». С другой стороны, Бернштейн, занимавшийся экспериментальным изучением стиха и декламации, установил существование двух тенденций порождения стихотворной речи — декламативной и недекламативной (абстракция от звучания). Эти положения Бернштейна и Тынянова указали подход к акустике стиха в теоретическом и историческом аспектах и стали главными итогами обсуждения произносительно-слухового метода в русской поэтике.

Другой круг идей, который следует упомянуть  в связи с «Одой...» и который  в некоторых отношениях пересекался с произносительно-слуховой филологией, хотя возник совершенно независимо от нее и на иных основаниях, был намечен Опоязом, заново поставившим вопрос о соотношении поэтического и практического языков. «Дифференцирование понятия практического языка по разным его функциям» (Л. Якубинский) и «разграничение методов поэтического и эмоционального языка» (Р. Якобсон) привело к изучению «именно ораторской речи, как наиболее близкой из области практической, но отличающейся по функциям», к вопросу о «возрождении рядом с поэтикой риторики» (Б. Эйхенбаум. Литература, стр. 147-148). В этом, как и во многом другом, поэтика 20-х годов предвосхитила направление некоторых современных исследований. Ср. в рец. Якубинского на кн. В.М.Жирмунского «О композиции лирических стихотворений»: «Книжный угол», 1922, № 8, стр. 57-58; с другой стороны, в контексте полемики с формалистами: Жирмунский, стр. 161; иначе: Г. Шпет. Внутренняя форма слова. М., 1927; В.В.Виноградов, О художественной прозе. М.-Л., 1930, раздел «Риторика и поэтика». Ср. также: М. Бахтин. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975, стр. 80-82.

В 1924 г. в № 1 (5) «Лефа» появилось несколько опоязовских  работ о языке и ораторских приемах Ленина: Шкловского, Эйхенбаума, Якубинского, Тынянова («Словарь Ленина-полемиста»), Казанского, Томашевского (о необходимости возрождения риторики и ее соотношении с поэтикой см. особенно статьи двух последних авторов). У Эйхенбаума и Тынянова интерес к современной ораторской практике стоял в связи с осмыслением некоторых явлений поэзии футуризма как возрождения оды (см. «Анна Ахматова» — ЭП, стр. 83; неоднократные обращения к XVIII в. в «Промежутке») — жанра, расцвет которого в русской литературе происходил в эпоху, когда по традиции, восходящей к античным истокам европейской филологии, риторика была полноправной дисциплиной. В «Оде...» Тынянов и обратился к сопоставлению «Риторики» Ломоносова и его поэтической практики. В то же время на конкретном материале было показано, как в историческом развитии поэтического языка действуют две взаимообусловливающие тенденции — удаление от практического языка и приближение к нему, формирующие и соответствующие литературно-критические и нормативно-стилистические концепции.

Характеризуя  семантику оды, Тынянов освещает и те вопросы, которые были поставлены им в ПСЯ. Если в книге они рассматриваются в плане общих закономерностей семантики и ритмики стиха, то в «Оде...» в плане исследования конкретного жанра, его функционирования в процессе литературной эволюции (некоторые переклички отмечены ниже).

В этом последнем отношении «Ода...» предстает иллюстрацией к тем обобщениям, которые были сформулированы в статьях «Литературный факт» и «О литературной эволюции», в особенности к одному из них — относительно «речевой функции» литературы. В свою очередь обобщения (как и в ПСЯ) в определенной море базировались на материале XVIII в. В «Оде...» (в этом ее существенное отличие от «Архаистов и Пушкина») и двух названных теоретических статьях Тынянов использует один терминологический аппарат (разработка его осталась в конце 20-х годов незавершенной — с основными понятиями «доминанта», «установка», «функция» (см. прим. 2 к данной статье и прим. 17 к статье «О литературной эволюции»). Очевидно, редактирование, которому Тынянов подверг текст «Оды и элегии», заключалось, в частности, во вводных методологических и терминологических замечаниях, близко следующих за статьей «О литературной эволюции».

«Ода...» —  единственная статья Тынянова, целиком  посвященная поэзии XVIII в., — имеет  самостоятельное значение для этой области истории русской литературы. Здесь она должна быть сопоставлена с современными ей и более поздними выдающимися работами Г.А.Гуковского. В 1923-1924 гг. Гуковский, как и Тынянов (отношения между ними, судя по упоминаниям в переписке Тынянова, не были дружескими), преподавал в ГИИИ — читал курс по XVIII в. на Высших курсах искусствоведения (П.Н.Берков. Введение в изучение истории русской литературы XVIII века, ч. I. Л., 1964, стр. 187-188). Тогда же была написана его книга, вышедшая только в 1927 г. («Русская поэзия XVIII века». Л., 1927, стр. 7) ^в. Первая ее глава — «Ломоносов, Сумароков, школа Сумарокова» прямо соотносится с «Одой...» Тынянова (см. ниже в прим.), в меньшей мере это касается главы «Первые годы поэзии Державина».

______________________________

^в Сведения о докладах Гуковского см.: ГИИИ-1927, стр. 50, 57. Ср.: Gr. Gukovskij. Von Lomonosov bis Derzavin. — «Zeitschrift für slavische Philologie», Bd. II, 1925.

Из переписки  со Шкловским видно, что Тынянов  намеревался вернуться к литературе XVIII в. В связи с занятиями Матвеем  Комаровым у Шкловского возник замысел  совместной с Тыняновым книги  по XVIII в. В сентябре — октябре 1928 г. Тынянов писал ему: «Насчет XVIII века. Знаешь что? Начнем. Ты — прозу (и журналы), я поэзию? С перемычками: „поэтич[еской]” и „ораторской” прозы и „прозаич[еской]” поэзии» (ЦГАЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 723).

Намеченная совместная работа, как и более широкий замысел истории русской литературы, обсуждавшийся в переписке 1929 г., не была осуществлена. Как видно из писем, Тынянов был очень заинтересован «Матвеем Комаровым» Шкловского. Однако он остался в стороне от подобных попыток соединения опоязовских идей и социологической методы. Тынянов 30-х годов эволюционировал иначе — в направлении традиционных историко-литературных и биографических изысканий.