Общая характеристика американской литературы

527

социальных  контрастов, вводил философскую проблематику и создавал лирический второй план, прибегая к многозначной символике  и образам, позаимствованным, как  правило, из индейского фольклора. Такие  рассказы, как высоко оценённая В. И. Лениным новелла «Любовь к  жизни», «Белое Безмолвие», «Тропой  ложных солнц», «В далеком краю», были образцами прозы нового типа, обладающей философской обобщенностью коллизий и лирической насыщенностью повествования.

Особенно  значительны в этом отношении  новеллы об индейцах, составившие  сборник «Дети мороза». В них, по словам самого Лондона, «встречаются каменный век и век стали» и  создается конфликт, отмеченный неподдельно  сложным содержанием. В индейских  новеллах Лондон непосредственно коснулся законов жизни, которые ему казались вечными, и в необратимости перемен, принесенных «прогрессом», увидел еще  и невосполнимые утраты, безысходную  драму. Биологическое истолкование сущности этих законов было самой  слабой стороной его рассказов. Однако сам изображаемый материал до известной  степени согласовывался с принципами эволюционного учения: герои выживали лишь в тяжкой и непрерывной борьбе с природой, так что в форме  биологического отбора проявлялся и  своего рода духовный отбор, и спенсерианская концепция не вступала в слишком  резкое противоречие с этической проблематикой.

И тем не менее как художник Лондон объективно развенчал претензии этой концепции  на бесспорную истинность, причем сделал это в произведениях, казалось бы, по самому своему характеру призванных иллюстрировать завоевания тогдашней  научной мысли — в повестях о собаках. Немеркнущее художественное значение этих книг определяется прежде всего тем, что Лондон одним из первых в мировой литературе осознал  углубляющийся разрыв между человеком  и природой и усиливающуюся потребность  людей в живительном общении  со всем миром естественной жизни. Он предощутил, что с ходом времени  «прогресс» заставит по-новому почувствовать  родство всего живого и оценить  созданный самой природой порядок  вещей, который стараниями человека оказался на грани катастрофы. Это  была главная тема анималистического  цикла — для своего времени  новаторская и ставшая одной  из магистральных тем искусства  по мере нарастания НТР и обострения ее противоречий.

Казалось, после  «Зова предков» спенсерианство было преодолено, однако сложность эволюции Лондона как раз и заключалась  в том, что подобные преодоления  происходили в его творчестве очень медленно, сопровождаясь рецидивами прежних заблуждений. Здесь сказывалась не только идейная непоследовательность писателя, но и пробелы в его образовании, а еще сильнее — тот факт, что он выражал представления рядовых американцев своей эпохи и далеко не всегда был способен подняться над присущими подобному миропониманию социально обусловленными предрассудками расового и национального характера. Отправившись в 1914 г. корреспондентом в революционную Мексику, автор «Мексиканца» опубликовал серию статей, фактически оправдывавших американскую интервенцию и своим шовинизмом возмутивших всю социалистическую прессу. А на критику он ответил выходом из рядов социалистов.

Столь же путаной  была и система взглядов Лондона. Как и многие писатели рубежа веков, он долго и мучительно преодолевал  влияние Ницше, которое особенно ясно проявилось в «Дочери снегов». Клондайкские впечатления не могли  не расположить писателя к красочным, романтичным пассажам, в которых  Ницше прославлял «бунтаря по природе», бросающего вызов дряблому, анемичному, «плебейскому» миру, где всевластен «стадный инстинкт толпы».  

Но в то же время — пройденная Лондоном школа жизни заставляла отнестись  к такого рода апологии индивидуализма гораздо более трезво и критически, чем воспринимали ее другие неоромантики, в чьем творчестве идеи Ницше иной раз оказываются философским  фундаментом. Спенсерианские и ницшеанские  увлечения писателя вступили в противоречие с его социалистическими устремлениями, и завязался конфликт, прослеживаемый на всем протяжении творческого пути Лондона, так им до конца и не разрешенный.

Социалистические  убеждения писателя выросли непосредственно  из его жизненного опыта, и в этом заключалась как их сила, так и  слабость. Он знал всю остроту социальных антагонизмов классового общества, передав  их в лучших своих книгах — «Люди  бездны» (1903), «Железная пята» (1908), «Мартин  Иден» (1909). И одновременно, подобно  Синклеру, он остался еще одним  социалистом чувства, а изъяны теоретического образования в конце концов и  предопределили идейную и творческую драму, происходившую в последние годы жизни писателя.

Документальная  книга «Люди бездны» представляла собой очерк повседневности лондонских трущоб и обвинительный акт той  общественной системе, которая обрекает миллионы людей на голод и нищету, создавая разительные контрасты  бесправия и всемогущества. Однако 

528

автор стремился  создать не только социологические  полотна, его задачей был и  своего рода документальный эпос, повествующий о вечной борьбе отверженных за свое достоинство и право на жизнь. Отголоски спенсерианской доктрины различаются и в этом повествовании  о «бездне» с ее отчаянием, голодом, повальной проституцией, ужасающей  детской смертностью и беспросветной  нуждой. Участь обитателей «бездны» Лондон считал предрешенной и тем не менее  решительно отверг представления о  биологической деградации низших слоев  общества, назвав истинной причиной трагедии Ист-сайда пороки социальной системы. В «Людях бездны» он вступил в  открытый спор и с Ницше, третировавшим  «покорных неудачников». Этот спор был продолжен в одном из лучших романов Лондона «Морской волк» (1904). Писатель не упрощал поставленную перед собой задачу. В лице главного героя романа читателю предстала  личность чрезвычайно сложная, цельная  и сильная. Философский поединок, который ведет с этим персонажем автор, становится подлинным сюжетом  повествования. 

За несколько  дней до смерти Лондон занес в блокнот: «„Мартин Иден“», и „Морской волк“  развенчивают ницшеанскую философию, а этого не заметили даже социалисты». Видимо, основная слабость книги заключалась  в том, что ее герою противостоит либерально настроенный интеллигент, чьи умозрительные представления  капитан Ларсен легко опровергает  истинами, почерпнутыми из практической жизни.  

Резкий перелом  действия — робинзонада на необитаемом  острове и покаяние Ларсена в  финале — художественно неубедителен. И все же никогда еще Лондону  не удавалось создать столь непростой  и яркий характер, как Ларсен в  первых главах повествования. Выходец  из социальных низов, он сродни героям северных рассказов, но его этическое  кредо определяется презрением ко всей «свински устроенной жизни». Это бунтарь  против самих условий, в которых  принужден жить человек. Ларсен —  личность, близкая как Парадоксалисту «Записок из подполья» Достоевского, так и бесчисленным бунтарям против человеческого удела, которые пройдут  впоследствии по страницам европейских  и американских романов XX в. Вновь, как  в северных рассказах и анималистическом цикле, Лондон нашел конфликт и тему, которые на десятилетия останутся  достоянием литературы нашего времени.

Подобно большинству  своих грядущих единомышленников, Ларсен отождествляет понятия «жизнь»  и «буржуазная цивилизация», находя здесь оправдание для варварских методов, заведенных им на шхуне, для  собственного цинизма и замашек  предпринимателя-хищника, каким на деле оказывается этот ницшеанский  «сильный человек». Лондон увидел закономерность этого движения от тотального бунта  к своекорыстию капиталиста, признавшего  «целесообразность» своей единственной доктриной и исповедующего вседозволенность, поскольку в мире не осталось ничего святого. Роман подвел итог первому  этапу творчества Лондона, засвидетельствовав знаменательные сдвиги в его миропонимании.

Второй этап эволюции Лондона связан с глубоким и многогранным воздействием на писателя русской революции 1905 г. С трибуны  и с печатной страницы Лондон сразу  объявил о своей безоговорочной поддержке «русских террористов». В  «Войне классов» (1906) он писал, что признает лишь один путь решения коренных общественных вопросов — революцию и переход  к социализму. А в статье-манифесте  «Революция» (1908) Лондон без колебаний  утверждает, что будущее принадлежит  «семимиллионной армии революционеров мира».

Центральные произведения этого периода —  «Железная пята» и «Мартин  Иден» — явились не только высшими  художественными свершениями Лондона, но и новым шагом в развитии американского критического реализма. В обеих этих книгах творчески  осуществлен принцип, сформулированный Лондоном еще в 1901 г. в статье о  «Фоме Гордееве»: литература должна стать «действенным средством, чтобы  пробудить дремлющую совесть  людей и вовлечь их в борьбу за человечество». Уроки Горького, чей  реализм Лондон ставил выше, чем  реализм Л. Толстого и Тургенева, несомненно, оказались важны, когда  писатель работал над самыми значительными  своими произведениями, и прежде всего над «Железной пятой».

Роман был  завершен еще в 1906 г., но увидел свет лишь два года спустя, поскольку  издательство опасалось его выпустить  в атмосфере, наэлектризованной  событиями революции в России. В «Железной пяте» соединяются  жанровые черты эпоса и притчи, документального повествования  и утопии. Темой Лондона была революция  — необходимый и неотвратимый итог общественного развития. Он сознавал, что человечеству предстоит испытать невиданные потрясения, прежде чем  над развалинами капитализма взойдет заря новой эпохи — эры братства людей. Он писал свою книгу, пристально следя за русскими событиями 1905 г., которые нашли в «Железной пяте» глубокое отражение.

В записках Эвис Эвергард, будто бы найденных  лишь семь веков спустя и составляющих

529

основное  повествование, как и в комментариях Энтони Меридита, живущего в XXVII в., в  эру Братства людей, о революции 1905 г. не раз упоминается впрямую. Существенны, впрочем, не только такие  указания. Еще важнее новый тип  героя, появившийся в «Железной  пяте», — рабочий-революционер Эвергард, ставший одним из руководителей  борьбы пролетариата. Отнюдь не случайно центральным эпизодом стал кровавый разгром рабочего восстания в  Чикаго — Лондон размышлял над  уроками декабрьского восстания 1905 г. в Москве. И сама тема Железной пяты, вооруженной плутократии, попирающей все демократические права и  законы, несомненно, появилась в  романе как итог тех же размышлений. Изображая деятельность профессиональных революционеров, Лондон допустил серьезные  просчеты, отдав дань левацкой «романтике». Сама революция в его романе порою  выглядела как итог усилий конспираторов-избранников  третирующих пролетарскую массу  и избравших своим оружием  террор и провокации, ведущие к  бессмысленным жертвам. Вместе с  тем Лондону удалось предугадать  те болезни «левизны», которыми социалистическое движение переболело уже в эпоху  между двумя мировыми войнами. Как  художник он сумел почувствовать  опасность подобного «подвижничества» в одиночку, в изоляции от миллионов «людей бездны».

Лондон не ошибся и в другом своем предсказании: XX век виделся ему эпохой резкого  обострения социальных антагонизмов, и «Железная пята», стала, пожалуй, самым ранним в мировой литературе произведением, где угадано зарождение и распространение фашизма. Точность этого предвидения поразительна — последующая история подтвердила его вплоть до деталей.

Картина, созданная  в «Железной пяте», необычайно сурова по краскам: олигархия подавляет  восстание с неслыханной жестокостью, гибнут лучшие революционеры, включая  Эвергарда и Эвис. Но вера писателя в революцию остается непоколебимой.

А. В. Луначарский  назвал роман Лондона одним из «первых произведений подлинной  социалистической литературы». Пафос  революционного преобразования действительности соединяется в «Железной пяте»  с трезвостью анализа неотвратимых исторических испытаний, которые ожидают  человечество на пути к социализму. Такой синтез остался уникальным явлением в литературе США.  

Художественно-публицистическое повествование Лондона явилось  порубежной вехой в истории социалистической литературы, обозначив и новое  эстетическое качество критического реализма.

«Мартин Иден»  стал еще одной вехой на этом пути от реализма XIX столетия к реализму нового типа. Современниками этот автобиографический роман был воспринят как типичная для Америки «история ошеломительной карьеры». В черновиках роман долго  носил ироническое заглавие «Успех». Но получилось произведение отнюдь не сатирическое по своей сущности. Лондон коснулся одной из «вечных тем  — это была тема художника и  его мучительной борьбы с неподатливым материалом, со вкусами публики, с необходимостью продавать свое искусство, собственными человеческими слабостями. Задуманный как книга, развенчивающая индивидуализм, «Мартин Иден» фактически стал авторской исповедью.

Роман не раз  пытались истолковать как произведение, обличающее продажность и бездуховность  буржуазного общества, чьей жертвой  становится герой, усвоивший нормы  «ярмарки на площади», описанной Ролланом в «Жане-Кристофе». Совершенно по-иному  прочел «Мартина Идена» Маяковский. В 1918 г. он сделал по мотивам этого  романа фильм, где герой — революционный  художник, «не для денег родившийся». Обе эти интерпретации правомерны, но ни одна из них сама по себе недостаточна. Конфликт романа точнее всего определил  сам Лондон, сказав, что это «трагедия  одиночки, пытающегося внушить истину миру». Необходимо, правда, уточнение: истину, добытую искусством.

Несовпадение  художественной красоты, необычайно тонко  чувствуемой Мартином, и грубой житейской  реальности оказывается главным  противоречием жизни героя. В  творчестве Мартина Идена эта  коллизия предстает неразрешимой. Цель жизни Мартина — служение искусству, но искусство невозможно без воспринимающего. Он презирает буржуазную публику, но «воспринимающие» — именно эта среда. И если творчество — великий созидательный  акт, по завершением неизбежно становится мелочная борьба с издателями и оплевывание  шедевра самодовольной буржуазной аудиторией.