Новаторство "Жития протопопа Аввакума"

Содержание

Введение………………………………………………………………………....3

Глава 1. Особенности изображения  главного героя в традиционном в  «Житии протопопа Аввакума».

1.1. Интерес к человеку и его судьбе в русской житийной литературе…….....6

1.2. Демократизация  русской литературы XVII века………………………….12

Глава  2. Новаторство «Жития протопопа  Аввакума».

2.1. Новаторство в области жанра………………………………………………18

2.2. Многогранность  «Жития протопопа Аввакума» в  изображении героев..22

2.3. Реалистичное изображение действительности………………………..…..26

2.4. Особенности языка и стиля………………………………………………...33

Заключение……………………………………………………………………….36

Список использованной литературы…………………………………...............38

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

 

Жития святых XVII века знаменуют собой, в известном смысле, логическое завершение древнерусской агиографии, постепенный переход к новому периоду русской литературы. В 1-й половине XVII века (период “смутного времени”) наблюдается трансформация жанра - агиографические произведения наполняются географическими реалиями (например, “Повесть о житии Варлаама Керетского”), элементами бытовой повести (“Повесть об Ульянии Осорьиной”, “Повесть о Марфе и Марии”). 2-я половина XVII в. являет собой эпоху бурной ломки церковных, культурных и литературных традиций, что неразрывно связано с таким сложным общественно-религиозным движением, как церковный раскол. Причиной послужила реформа патриарха Никона, направленная на унификацию некоторых обычаев, обрядов, являвшихся внешним оформлением благочестия, представлявших церковный устав, исправление церковных книг, имевших расхождение с греческими оригиналами. Нарушение обряда церковной службы расценивалось старообрядцами как страшнейший грех и препятствие на пути к спасению (9, с. 78).

Во второй половине XVII века появился ряд раскольничьих сочинений, которые по своей жанровой природе можно определить как церковную публицистику с резко выраженным полемическим характером. Памятники этого периода отражают самые разнообразные стороны религиозной, общественно-политической, нравственной и культурной жизни Руси. Особую значимость приобрела в старообрядческой письменности автобиографическая тема.

Жанр биографии был известен давно, к нему, как правило, обращались с целью изложить свои взгляды  на те или иные исторические события, дать характеристики государственным, политическим или общественным деятелям. У самых истоков жанра автобиографии стоит святой Блаженный Августин (IV в.). Также к ранним творцам автобиографии можно отнести авву Дорофея (кон.VI-нач.VII вв.), он же является автором аскетических “Наставлений” своим ученикам и 30 “Слов” о подвижничестве, в которых приводит поучительные примеры из собственной жизни. В XIII-XVвв. в Византии свои биографии написали Никифор Влеммид (от него дошли две автобиографии), Георгий Пахимер, император Мануил II Палеолог.

Аввакум, протопоп — автобиографический герой и главный участник событий, изображенных в «Житии», судьба которого становится предметом повествования. Одно из самых значительных произведений отечественной словесности, литературный памятник мирового значения, «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» имеет сложную творческую историю. Работе над жизнеописанием предшествовал долгий подготовительный этап. В 1664—1671 гг. Аввакумом создавались автобиографические записки, частично использованные в «Житии», содержавшие свидетельства о борьбе старообрядцев за свои убеждения в годы церковных реформ (9, с. 80).

Автобиография, известная по нескольким редакциям (две из них представлены автографами), сложилась как завершенное  повествование только в 70-е гг. XVII столетия. Работа над «Житием» совпала с долгим заточением Аввакума в земляной тюрьме Пустозерска.

«Житие» было задумано как важное общественное деяние, своеобразный манифест старой веры. Устные беседы Аввакума, обращенные к ближайшим «соузникам», приобрели форму развернутого монолога, страстной проповеди. Однако этим значение «Жития» не ограничивается. Речь идет о памятнике высокого художественного уровня, произведении новаторском, опередившем свое время.

«Механическое» разграничение автора и героя «Жития» едва ли возможно. Специфика автобиографической прозы Аввакума — в отказе от жестких требований житийного канона. В первую очередь это касается самого предмета повествования и системы образов. У Аввакума происходит предельное сближение автора и героя.

Объект исследования: «Житие протопопа Аввакума».

Предмет исследования: новаторства в «Житии протопопа Аввакума».

 

Целью данной работы является изучение новаторства в «Житии протопопа Аввакума».

Задачи:

1. Интерес к человеку и его судьбе в русской житийной литературе.

2. Проанализировать процесс демократизации  русской литературы XVII века.

3. Выявить новаторства «Жития  протопопа Аввакума».

4. Исследовать изображение человека  в «Житии протопопа Аввакума».

5. Выявить особенности композиции «Жития».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 1. Особенности изображения главного героя в традиционном «Житии» и в «Житии протопопа Аввакума»

1.1. Интерес к человеку и его судьбе в русской житийной литературе

 

Основное внимание в работе уделено  двум аспектам: влиянию ранее существовавшей агиографической традиции на жития протопопа Аввакума, инока Епифания, боярыни Морозовой, с учетом автобиографические особенностей сочинений первых двух авторов, и стилевым приемам в старообрядческих житиях, позволяющим увидеть как агиографическое влияние, так и обогащение агиографической традиции, её трансформацию.

Авторы старообрядческих житий  в принципе не изменили традиционной композиции, сюжетного канона (то есть они придерживались канонов агиографического повествования, сложившегося еще в IV веке в Византии) и основной дидактической задачи, но старообрядческие писатели обогатили этот жанр психологической эмоциональностью, изображением человеческих чувств и взаимоотношений, внутренних переживаний героя, что свидетельствует о процессе эволюции житийного жанра XVII века, но вполне естественно, и об этом следует помнить, что любой древнерусский писатель, приступая к созданию жития, не мог не считаться с уже сложившимися традициями, каким бы новатором он ни был, то есть старообрядческая агиография обусловлена не столько стремлением писателя к художественному новаторству, сколько тяготением к жанровым и стилистическим традициям, которые на протяжении многих веков сравнительно медленно претерпевали изменения. В этом ярком новаторстве при одновременной внутренней установке на традицию заключается существенное своеобразие житийного старообрядческого повествования (10, с. 112).

В жизнеописаниях старообрядцев как  бы объединились специфические особенности  различных типов житий, в их произведениях мы находим элементы мученичества и юродства, поучения и проповеди, плачи и многочисленные чудеса. Придерживаясь жанрового канона, основных принципов и приемов агиографии, писатели-старообрядцы создали жития наиболее близкие к святительским (ориентацией на святительские жития определяется религиозно-тематическая сторона этих произведений в житии такого вида на первый план выдвигается конфликт между еретиками (язычниками) и православными христианами, защитниками веры – то есть предмет повествования вообще традиционен), но насыщенные эмоциональным описанием собственных переживаний, жизненных тягот и бытовых деталей.

Жития старообрядцев по своей жанровой выдержанности вполне соответствовали  агиографическим образцам. Так, житие  боярыни Морозовой ближе всего стояло к ранним византийским житиям мучеников, принявшим смерть во имя Христа, пострадавшим по имя православной веры. Житие Епифания – к преподобническим с элементами мученических, его автор Епифаний повествует о годах пустынножительства в Виданьской пустыни, борьбе с бесами, во второй части рассказывается о пустозерской ссылке и чудесах, совершенных Богородицей. В житии Аввакума можно найти элементы различных типов житий, в том числе святительских, преподобнических, Христа ради юродивых. Например, в преподобнических житиях часто встречаются рассказы о преодолении бесовских искушений святыми. Так и Аввакум в своем жизнеописании вспоминает о случает с блудницей, пришедшей к нему на исповедь, дабы побороть “злое разжение” протопоп держал свою руку над пламенем трех свеч. Аналогии можно найти в Скитском, Киево-Печерском патерике и многочисленных преподобнических житиях святых (10, с. 113).

Незначительные отступления от житийного канона наблюдаются во вступлении жития Епифания (он ничего не говорит о своих родителях) и Аввакума, который сообщает, что его отец “прилежаше пития хмельнова”, то есть характеризует его как не вполне благочестивого родителя. В целом же старообрядческие жития следуют канонической схеме ведения рассказа. Центральная часть житий Епифания и боярыни Морозовой полностью выстроены по канону.

В житии Аввакума, также как и  в преподобнических, осуждается искусство  скоморохов, которые издавна считались  слугами дьявола. В житиях Симеона  Юродивого, Феодосия Печерского, Ивана  Неронова показывается, что эти “дьявольские позорища” достойны Божьей кары, так как в радости и в веселье человек забывает о спасении своей душу. Как правило, в житиях мы не встречаем святого смеющимся. Отсутствие иронии, шутки – один из признаков агиографического стиля. Здесь Аввакум выходит за пределы житийных норм (об этом свидетельствует описание им Нерчи, случай с опрокинутой баркой на реке Хилке), но и в этом случае его нельзя назвать новатором, так, например, жития юродивых Симона Юрьевецкого и Прокопия Вятского “обильны рассказами, иногда проникнутые юмором” (В.О. Ключевский).

Со скоморошиной, смехом связано  также такое явление, как юродство. Юродство - это один из высочайших аскетических, труднейших подвигов христианского  подвижничества, самоотречения, совершаемого блаженными. Принято считать, что подвиг юродства является исключительным призванием русской церкви, но первоначально этот вид подвижничества появился на христианском Востоке. Первое житие Христа ради юродивой святой Исидоры относится к IV в., создателем его явился Ефрем Сирин. Но ни в одной стране мы не найдем такого большого числа юродивых и такого почитания и уважения их как в Древней Руси. Обличение царей, сильных мира сего стало неотъемлемой частью юродства. Псковский юродивый Никола Салос уговаривал царя перестать лить кровь человеческую и не грабить церквей Божиих, обличал “неправды человеческие” Василий Блаженный, Максим Юродивый не боялся говорить купцам и московской знати всю правду о них (10, с. 114).

Литературное наследие Аввакума в  целом и особенно его гениальное «Житие» занимают заметное место во всей древней русской литературе. Однако, как ни оригинально содержание лучших его произведений, как ни значительно своеобразие его писательского дарования, как ни велика его смелость новатора в области художественной формы, - его литературная деятельность не может быть отделена от всего историко-литературного процесса в древней Руси. У Аввакума были свои предшественники в древней русской письменности, которым он не подражал, но опыт которых так или иначе подготовил его открытия в области искусства. Речь идет не столько о прямом воздействии тех или иных традиций или писателей на его творчество, сколько о тех тенденциях в развитии предшествующей литературы, которые объективно подводили ее к такому яркому явлению, как творчество Аввакума. В какой-то мере Аввакум завершает одно из важных направлений в развитии древней русской культуры, являясь последним и самым талантливым писателем средневековой христианско-нравоучительной литературы.

Связь «Жития» Аввакума с русской житийной литературой проявляется не столько в усвоении Аввакумом традиционных жанровых трафаретов, сколько в развитии и углублении той относительно прогрессивной тенденции, которая выразилась в проникновении в русскую агиографию элементов живой действительности, а в изображение героев - реальных черт живого человека. Это своеобразие наметилось сначала в произведениях, посвященных князьям Борису и Глебу (XII в.), Александру Невскому (XIII в.), Дмитрию Донскому (XIV-XV вв.), а к XVII веку проявилось и в житиях, лишенных официального значения, каким, например, было «Житие Юлиании Лазаревской». «Житие» протопопа Аввакума в этом отношении явилось самым ярким и последовательным выражением такой тенденции, что, в сущности, и вывело его уже за пределы собственно житийной литературы (2, с. 123).

Интерес к человеку и его судьбе особенно отчетливо намечался в  автобиографических произведениях  древней русской литературы. Уже  в «Поучении» Монаха (XII в.) за дидактической  схемой и несколько идеализированным автопортретом угадывается реальное жизненное содержание и облик сурового воина и бесстрашного охотника. Элементы психологического самоанализа и даже несколько преувеличенное внимание к собственной личности проявляются в оригинальном «Молении» Даниила Заточника (XIII в.); оно предвосхищает «Житие» Аввакума страстностью самозащиты и утверждения своих прав, остротой критики, совмещением жгучего сарказма и почти сентиментального лиризма.

Ярко и смело освещены некоторые  стороны внутреннего мира человека в письмах Ивана IV к Курбскому; то торжественно-величественный, то гневно-саркастический, то раздражительно-бранчливый тон их также во многом предваряет литературную манеру Аввакума. Смелое обращение к просторечию, к прозаической бытовой детали, живые разговорные интонации - все это сближает обоих писателей. Иногда стилистическое сходство настолько поразительно, что невольно возникает предположение о знакомстве Аввакума с посланиями Ивана IV и, в некоторых случаях, о прямом воздействии последнего на Аввакума. «Его дочерям всякое узорочье покупай, - благословно и здорово, а моим дочерям - проклято да за упокой. Да много того! Что мне от вас бед, всего того не исписати». К этому месту из второго письма Ивана IV к Курбскому можно привести немало параллелей из произведений Аввакума, синтаксически и текстуально чрезвычайно близких, почти совпадающих.

Несколько в ином литературном ряду находится «Хождение Афанасия Никитина за три моря», но и в нем обнаруживается бытовая конкретность, дневниковая  непосредственность, элементы лиризма, что позволяет почувствовать своеобразную индивидуальность героя.

Но, разумеется, ни в XVI веке, ни тем  более в ранние периоды феодальной эпохи не было еще необходимых  объективных условий для полного  и всестороннего изображения  личности даже в автобиографических произведениях, и в этом смысле и «Моление» Даниила Заточника, и письма Ивана IV, и особенно «Поучение» Владимира Мономаха и «Хождение» Афанасия Никитина дают лишь более или менее эскизные изображения человека и его внутреннего мира. Решительного освобождения от условности, от схемы в изображении своего «я» впервые достигает лишь Аввакум (2, с. 124).