Ударе же на неё обрушиваются самые жестокие. В начале Матушка Кураж теряет старшего сына, красавца Эйлифа. Завлеченным обманными посулами вербовщиков, приманивших его военной романтикой, Элиф добровольцем идёт в армию и бесславно погибает. Правда, поначалу он удостаивается высокой награды от самого главнокомандующего – за ограбления и убийство крестьян. Но когда позднее он повторяет свой подвиг, то оказывается, что он нарушил этим одно из кратковременных перемирий (о котором не успел узнать), - и его казнят как преступника.

    Второго сына, Швейцеркас, не соблазняют военные  подвиги. Мобилизованный в армию, он старается держаться в стороне от сражений и берёт на себя заботу о полковой кассе. Однако он попадает в плен к врагам. Матушка Кураж могла бы его выкупить, но пока она торгуется, надеясь заплатить подешевле, чтобы сберечь что-нибудь на преданное дочери, Швейцеркаса успевают расстрелять.

    Катрин, дочь матушки Кураж, погибает героически. Катрин – немая: зрелище насилий  во время войны лишило её речи. Брехт  символически воплощает в её образе немоту немецкого народа, не решающегося  поднять голос против сеятелей смерти. Но наступает момент, когда Катрин не может больше молчать. К дому у дороги, где они с матерью остановились, подошли солдаты, чтобы рано утром напасть на близлежащий город. Катрин взбирается на крышу дома и изо всех мил бьёт в барабан, чтобы разбудить жителей города, предупредить их об опасности. Она видит, что солдаты уже целятся в неё, плачет от страха, но всё-таки бьёт в барабан, пока выстрел не обрывает ей жизнь.

    Так матушка Кураж теряет всех детей. Может показаться, что они гибнут из-за своих достоинств: Эйлиф – из-за храбрости, Швейцеркас – из-за честности, Катрин – из-за самоотверженности. Но причина в другом: они погибают из-за того, что не сумели вовремя восстать против войны. В их гибели повинны и властвующие, затеявшие войну, и их собственная мать, в сознании которой всё оказалось перевёрнутым с ног на голову настолько, что она видела в войне источник не смерти, а жизни. Потеряв Эйлифа, она только на миг проклинает войну, но тут же становится прежней: «Яне дам вам сделать так, чтобы война мне опротивела!», - говорит она – 2Слабые погибают и во время мира. Только война лучше, чем мир, кормит людей». Это тот самый взгляд, который гитлеровцы внушали проетым немцам в пору второй Мировой Войны.

    Рассказывая о событиях 17 века, Брехт говорит  о своих современниках, о порочности идейной слепоты, об опасности эгоизма, о губительности подчинения инерции, в которую человек однажды был вовлечён. Пьеса о необходимости преодолеть эту инерцию. Так преодолевает её Катрин. Она нарушает свою немоту, стремясь спасти не себя, а других, нарушает ценою своей жизни, и в этом прорыве к людям утверждается высокая человечность.

    Но  матушка Кураж даже теперь на понимает, где правда. В ожидании пьесы она, осиротев, тянет уже одна свой возок  по дороге, тянет не зная куда, со словами: надо опять торговлю налаживать», с возгласом, обращенным к солдатам проходящего мимо полка: «Эй, и меня прихватите». Пьеса завершается зонгом, исполненным горького успеха простым людям, идущим на поводу у агрессоров:

    Война удачей переменной

    Сто лет продержится вполне,

    Хоть  человек обыкновенный

    Не  видит радости в войне:

    Он  жрёт дерьмо, одет он худо,

    Он  палачам своим смешон.

    Но  он надеется на чудо

    Пока  поход не завершен.

    Когда пьеса появилась, Брехта упрекали в  том, что его героиня так и  не прозрела. На это Брехт ответил так «Задача автора пьесы на в том, чтобы заставить в конце прозреть матушку Кураж… автору нужно, чтобы зритель видел.»

    Прозрение матушки противоречило бы не только правде её характера, но и положению  дел Германии 30-х годов XX века; такое решение образа могло бы приглушить опасность «обыкновенного» фашизма, против которого, прежде всего и направлена пьеса. Автор ставит вопрос об ответственности простых людей за ход истории, за саму жизнь. И он предупреждает, что невозможно остаться чистым, если идёшь на уступки порочной системе отношений.

    Волнующий Брехта конфликт между практической мудростью (матушка Кураж) и эпическими порываниями (в т.ч. и Катрин, её дочь) заражает всю пьесу страстью спора  и энергией проповеди.

    Реализм Брехта проявляется в пьесе не только в обрисовке главных характеров и историзме конфликта, но и в жизненной достоверности эпизодических лиц, в шекспировской многокрасочности. Каждый персонаж, втягиваясь в драматический конфликт пьесы, живёт своей жизнью, мы догадываемся о его судьбе, о прошлой и будущей жизни и словно слышим каждый голос в нестройном хоре войны.

    Помимо  раскрытия конфликта посредством  столкновения характеров Брехт дополняет  картину жизни в пьесе зонгами, в которых дано непосредственное понимание конфликта. Наиболее значителен зонг «Песня о великом смирении». Это сложный вид «очуждения», когда автор выступает словно от лица своей гармонии, заостряет её ошибочные положения и тем самым спорит с ней, внушая читателю сомнение в мудрости «великого смирения». На циничную иронию Матушки Кураж Брехт отвечает собственной иронией. И ирония Брехта ведёт зрителя, совсем уже поддавшегося неотразимости философии принятия жизни как она есть, к совершенно иному взгляду на мир, к пониманию уязвимости и гибельности компромиссов. Песня о смирении – это своеобразный инородный контрагент, позволяющий понять истинную, противоположную ему мудрость Брехта. Вся пьеса, критически изображающая практическую, полную компромиссов «мудрость», героини, представляет собой непрерывный спор с «Песней о великом смирении». Матушка Кураж не прозревает в пьесе, пережив потрясение, она узнаёт « о его природе не больше, чем подопытный кролик о законе биологии». Трагический(личныё и исторический) опыт, обогатив зрителя, ничему не научил Матушку Кураж, и нисколько не обогатил её. Потрясение, пережитое её, оказалось совершенно бесплодным. Так Брехт утверждает, что восприятия трагизма действительности только на уровне эмоциональных реакций само по себе не является познанием мира, мало чем отличается от полного невежества. 
 
 
 

Апология  Брехта

"Мамаша  Кураж и ее дети" на сцене Большого  драматического театра  имени Г.А. Товстоногова.

БРЕХТ - едва ли не самый модный автор нынешнего  театрального сезона, который оставил  далеко позади себя лидеров последних лет - Островского, Гоголя, Достоевского. Но ставят его, отнимая у Брехта собственно брехтовское - политический подтекст и политический же ангажемент. Полагая, что политикой сегодня зрителя в театр не заманишь. Вообразив, что политический театр умер и возродить его уже ничто не может. И никто.

Поэтому у нас ставили что угодно, но не "Мамашу Кураж", где политику обойти никак нельзя. А вот в  Европе и как раз в последние  годы эту пьесу ставят чаще остальных. По части серьезного отношения ей, кстати сказать, повезло больше других пьес Брехта; быть может, до сих пор это - единственная его пьеса, над которой не успели поиздеваться. Тем более что сегодня и смеяться особенно не над чем, "Мамашу Кураж" ставят, имея в подтексте новый опыт затяжных военных конфликтов - в Европе это Югославия, у нас - Чечня.

Короче  говоря, нет ничего неожиданного в  том, что Сергей Яшин не стал менять отношения к "Мамаше Кураж...". Спектакль  получился политическим. Однако не скучным. Наверное, потому, что война - захватывающий бизнес! Да и вообще, безо всякого бизнеса сложно сразу, с первых выстрелов не полюбить войну. Как немногие могут ее не полюбить! Поэзия битвы увлекательнее иной лирики, чего же требовать от Мамаши Кураж, которой руководит куда более понятная проза жизни - экономический интерес.

Катрин, немую дочь Мамаши Кураж, играет Елена  Попова. Получить эту роль ей, актрисе  с таким красивым, запоминающимся своими трагическими обертонами голосом, - было во всяком случае неожиданно. Но играет она Катрин с почти пугающей точностью - гортанные звуки, преувеличенная, кажущаяся чуть шаржированной, "гримасничающая" мимика, все объясняющая жестикуляция. Как она двигается, как вслушивается в малопонятные ей звуки и голоса. У Поповой Катрин - такая всепонимающая "дурочка", детскостью, чистотой напоминающая Неле, возлюбленную Уленшпигеля. И непонятно, как она могла остаться таким чистым существом, пройдя с материнским "обозом" по дорогам малосимпатичной войны. Собственно, "прикипелость" матери к войне и приводит к гибели всех ее детей.

А начинается спектакль глухими ударами при закрытом занавесе. Может быть, так судьба стучится в дверь, может быть, эти звуки предвещают будущие несчастья. Но когда занавес поднимается, перед нами, как на ладони, - вечерний город, тихий, мирный, освещенный множеством фонарей, которые вдруг взлетают высоко над "игрушечными" домами (художник - Елена Качелаева) - в руках многочисленных горожан, которые что-то высматривают по сторонам, ищут что-то невидимое, но не могут найти. Трубит труба. Веселая, на сцену со своей повозкой выкатывается Анна Фирлинг по прозвищу Мамаша Кураж (Светлана Крючкова). Не сидит в своем фургоне, как предписано Брехтом, а вбегает на сцену под игривую музычку, да и фургон у нее - веселенький, ярко раскрашенный, заметный издалека.

Пьеса Брехта - многонаселенная, и БДТ не скупится, выводя в эпизодах лучших своих актеров. Хорош Николай Трофимов в роли тупого, как и положено ему, Фельдфебеля-моралиста. Замечательно смешным выходит дуэт двух ревнивцев, ревнующих Мамашу Кураж друг к другу - Повара Питера Ламба (Геннадий Богачев), знающего толк не только в еде, и Полкового священника (Валерий Ивченко), готового проповедовать упоенно, взгромоздясь вместо амвона на деревянный чурбанчик: "Но разве нет мира и на войне? Есть, есть!"

У Брехта что ни фраза - все бьет в наши дни: "У нас война за веру, вы должны воевать бесплатно", "Вы мне тут войну не черните!", "Возьми командира, которого бог умом обидел, - ведь он такую кашу заварит, что без доблести-геройства солдату не обойтись". Саму Мамашу Кураж, конечно, не красного словца ради Полковой священник называет "гиеной полей сражения". Теряя на войне всех своих детей, она все же так и не покидает поле боя и служивых и не спешит прокричать проклятия войне - пока идет война, жива ее торговля, а значит, есть где и за чей счет поживиться.

Она действительно  в любую минуту готова начать все  с начала, хотя эта готовность не позволяет ей легко расстаться с  нажитым однажды; пока она торгуется, убивают ее сына Швейцарца, простого и доверчивого малого (Ян Цапник). Чтобы спасти себя, она "не узнает" убитого, и тело приказывают выбросить на свалку. Эта сцена - одна из сильнейших.

В игре Светланы Крючковой наличествуют те качества, которые прежним исполнительницам этой роли были не то что не свойственны, но - противоестественны. В европейской традиции Анну Фирлинг привычно омолаживают, подчеркивая ее женскую привлекательность и сексуальность. Эту сторону "характера" до Крючковой у нас не принято было играть. А героине спектакля Сергея Яшина те самые сорок пять, когда - по русскому счету - баба вступает в следующую пору сексуальной зрелости. Ей не чужды услады тела. Чего стоит один костюм Анны Фирлинг, в котором сквозь шнуровку лифа манит и волнующая ложбинка. И встречи ее с Поваром разыгрываются как поединки, в которых победителями оказываются, как правило, оба участника.

Главные герои поют в спектакле живьем. Постановщик включает брехтовские  зонги в психологический рисунок  роли. Крючкова легко "входит" в  песню и так же естественно "выходит" из музыки в какие-то доверительные комментарии. Успеваешь даже забыть про знаменитые принципы остранения. Впрочем, говорят, что и Елена Вайгель играла эту роль "по Станиславскому", опрокидывая все наши представления о театральных системах.

Спектакль Сергея Яшина, который даже такой  благожелательный критик, каким я почитаю себя, не отважится назвать абсолютной, никакими недостатками не запятнанной удачей, все же опровергает миф об умирающем театре, который отплывает в вечность, не теряя достоинства, с гордо поднятой головой, свято веря в принципы, завещанные им великим Товстоноговым. А в принципы эти они действительно верят свято. Но незачем торопиться и ставить точку, даже и отпуская фору в несколько лет, - нет оснований говорить об умирании. Если это не продолжение, то и не умирание. Удача Крючковой, Поповой, Богачева, Ивченко - актеров нестаршего поколения - позволяет надеяться на другую жизнь БДТ. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

                                                                Список литературы:  

1. Андреев Л.Г. Курс лекций по история зарубежной литературы ХХ века. -М.:Высшая школа», 1980. - 568 с.

 

2. Шумахер Э. Жизнь Брехта / Под ред. И.Фрадкина; пер. с нем.- М.: Радуга, 1988. - 352 с.

 

3. Лейтес  Н.С. От «Фауста» до наших дней: из истории  нем. Лит.: Кн. для учащихся ст. классов. – М.: Просвещение, 1987. - 221 с.

 

4. Маршаль М. Путь театра / Пер. с франц. Г.Зингера, К. Филоновой.- М.: Радуга, 1982. - 226 с.

 

5. Зарубежные  писатели: Библиографический словарь. В 2 ч. Ч. 1. А-Л / Под ред.  Н.П.Михальской. – М.: Просвещение, 1997. – 476 с.

 

6. 100 писателей  ХХ века / Пер. с нем. А.Верникова. – Челябинск: Урал-книга. – 209 с.

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

План: 
 

1.  Введение                                                                                                              1          стр.

2.  Бертольд  Брехт                                                                                                    2 – 8    стр.

3.  Годы  эмиграции                                                                                                 9 – 16  стр.

4.  Анализ  произведения «Матушка Кураж и ее дети»                                       16 – 19 стр.