Природа и право

      Земельные участки и участки недр Гражданским  кодексом Российской Федерации признаны недвижимой вещью (имуществом), собственностью и на них распространено действие институтов вещного права. Стали  признаваться гражданско - правовые сделки в отношении ряда природных ресурсов. Однако нормы гражданского права могут применяться в отношении к природным ресурсам лишь с учетом специфики правового регулирования этих объектов. Но именно здесь и заложены существенные противоречия, позволившие в отношении многих природных объектов вернуться к системе административно - командных методов регулирования.

      Конституция Российской Федерации оставила нерешенными  многие принципиальные проблемы в области  использования природных объектов Федерацией и ее субъектами. Эти проблемы относятся к установлению четкого правового положения отдельных природных ресурсов, порядка и принципов разграничения собственности на природные ресурсы между Федерацией, ее субъектами и муниципальными органами, проблемам совместного управления природными ресурсами, порядку разрешения спорных вопросов и многое другое, что относится к созданию эффективного природоресурсного законодательства.

      В настоящее время регулирование  использования природных объектов формируется в русле гражданско - правового (частного) и административного (публичного) законодательства, тесно переплетающихся между собой. Здесь сказывается отсутствие четкой концепции развития системы законодательства, его ориентации на те или иные методы регулирования.

      Государство должно учитывать публичные интересы в использовании природных ресурсов в интересах всего общества и  ограничивать передачу природных объектов в частную и иные формы собственности, устанавливать прямое административное регулирование. На эту систему наслаиваются федеративные отношения, которые заставляют Федерацию делиться с субъектами имеющимися природными объектами. И это породило систему "совместного ведения", не огражденную от диктата федерального центра с его системой вертикального государственного управления на принципах субординации и стремления субъектов Федерации к автономии. Последнее оформляется в законах субъектов путем закрепления под их юрисдикцию всех природных ресурсов на своей территории без учета общегосударственных интересов Российской Федерации.

Такая ситуация порождает законы субъектов  Российской Федерации, противоречащие Конституции Российской Федерации, которые, однако, не отменяются ни Конституционным  судом, ни Генеральной прокуратурой Российской Федерации и на которые  не реагируют законодательные органы Федерации.

      Договоры  между государственными органами Федерации  ее субъектов стали выше Конституции  Российской Федерации, противоречат и  подменяют ее положения. В этой области  издаются федеральные акты, противоречащие друг другу и не согласованные между собой.

      Подобная  ситуация сложилась в результате острой политической борьбы в центре и на местах и стремления органов  власти Федерации и ее субъектов  обладать природными ресурсами.

      В этой области масса нерешенных проблем, относящихся к природным объектам, находящимся в государственной собственности: особо охраняемым объектам, природным ресурсам стратегического значения и особого назначения, таких как драгоценные металлы и камни, радиоактивные вещества.

Одной из важных является проблема формирования земельного рынка, решение которой затруднено в связи со столкновением интересов Федерации и регионов.

Думается, окончательно не выработана и концепция  развития законодательства в области  недропользования, лесопользования, водопользования. Недра, леса и воды в настоящее время целесообразно сохранить в публичной (государственной) собственности, поставив их использование под жесткий публичный контроль, особенно в вопросах сохранения стратегических ресурсов, охраняемых территорий (ценных месторождений полезных ископаемых, лесных ресурсов, биологических запасов). 

4.Естественные права биологических видов 

        В рамках экологического права  обнаружена неявная тенденция  формирования правового статуса  у биологических конгломератов,  начиная с уровня популяции. Обозначение правосубъектности для популяций, совокупности популяций и биологических видов с определением их имущественных интересов позволит эффективно использовать нормы гражданского права в природоохранной деятельности.

В качестве возможного механизма обсуждаются принципы формирования возмездного «гражданского экологического протектората», который позволит демонополизировать малоэффективную природоохранную функцию государственных органов.

      Современное законодательство воспринимает биологические ресурсы, в качестве территориальной собственности государств, что составляет фундамент местами противоречивой конструкции традиционных норм экологического права. Однако государственная природоохранная функция недостаточно эффективна, поэтому необходимость действенной охраны живой природы порождает радикальные попытки ввести в обиход понятие «прав животных», в основном для того, чтобы придать делу уровень более высокий, чем интересы национальной бюрократии. Предполагается, что жизнь животных должна иметь ценность такую же, как права и жизнь самого человека.

      Во  всём изобилии попыток закрепить  «права животных» в структуре  норм современного права, фактически не решается принципиальный вопрос, возникающий  изначально.

      Обладать  какими-нибудь правами, т.е. правовым статусом (в теории - единством прав и обязанностей) может лишь полноценный субъект права, составляющий лишь две разновидности «физическое» или «юридическое» лицо. При этом современное право давно утвердилось на теоретической основе, утверждающей, что физическим лицом может являться лишь правоспособный и дееспособный человек, а юридическим лицом – некая организация, возглавляемая теми же правоспособными и дееспособными физическими лицами. В этом закрытом перечне нет места для таких субъектов, права для которых пытаются провозгласить защитники природы. Каким тогда образом можно сконструировать правовой статус животных, которые в принципе не могут обрести дееспособность, если, конечно, грубо не нарушать законов логики?

      Не  видя путей решения этой основной проблемы, но, согласившись с необходимостью усиления правовой защиты существования видов, специалисты от юриспруденции решили просто обойти её путём подмены термина. Поэтому под давлением практической необходимости был установлен особый порядок для правовой защиты «биологического разнообразия», который формально по доброй воле государств фактически ограничивает возможности распоряжаться некоторыми объектами живой природы на правах собственности. Смысл «биологического разнообразия» заключается в запрете на действия, направленные на исчезновение биологических видов. В этом запрете, установленном «Конвенцией о биологическом разнообразии» (1), просматривается ограничение прав собственности государств на биологические виды в части определения «судьбы» предмета собственности. (Для справки: существенным атрибутом права собственности считается право собственника определять «судьбу» вещи вплоть до её уничтожения). Здесь обнаруживается некоторый момент, который обычно ускользает из внимания. Если допустимо стать собственником одной единственной особи, то по смыслу Конвенции ни одно физическое, ни одно юридическое лицо, ни государство в целом, не может и не должно приобретать право собственности на биологический вид в целом, поскольку не может уничтожать предмет собственности, ни совершать иные действия, ведущие к критической редукции численности популяций. Таким образом право в этих своих формулировках фактически дистанцирует весь вид от представителей вида и запрещает государствам в полной мере «определять судьбу» биологических видов. Здесь «судьба» определяется однозначно – биологические виды не должны вымирать, возможности иного «выбора» в принципе не предлагается.

      Для примера, - фермер-собственник определяет судьбу собственной коровы, отправляя  её на мясокомбинат, но, согласно положениям Конвенции, не имеет права отправить на мясокомбинат всех представителей вида, если даже потенциально приобретёт право собственности на всех этих представителей поштучно.

      «Конвенция  о биологическом разнообразии»  с одной стороны провозглашает суверенное право государств на определение судьбы биологических ресурсов, в частности их единичных представителей, с другой стороны – тут же отрицает неограниченное «право собственности» на биологические виды в целом.

        Это ограничение не должно  в принципе иметь исключения. Тотальный запрет на действия, ведущие к исчезновению биологического вида, исключает существенный атрибут права собственности на биологический вид глубже, чем в схеме простого ограничения права собственности, например, при сервитуте. Фактически биологический вид получает юридически обозначенное «право на жизнь» и перестаёт быть собственностью так же, как перестаёт быть собственностью человек при отмене рабства.

      Это видно из того, что на основе концепции  «биологического разнообразия» экологическое право получает особенный путь дальнейшей эволюции, ветвь которой всё равно начинает обрастать обилием норм, напоминающих систему защиты естественных прав человека, но в специфических терминах и дефинициях.

      Эти параллели и аналогии наводят  на мысль, что правосубъектность  биологических видов всё-таки может  неявно существовать в каком-то виде в правовом поле так же, как существовали юридические лица задолго до их теоретического открытия и явного закрепления в  правовых нормах.

      Поэтому мы попытаемся ещё раз проанализировать этот вопрос, уделяя особенное внимание на внутреннем содержании категории  «биологического разнообразия».

      Для этого нам придётся обратиться к  содержанию правосубъектности.

      Не  смотря на то, что тема правосубъектности остаётся одной из самых туманных и противоречивых (2), дело не столь безнадёжно, если использовать метод аналогий. Для этого можно провести параллель между правовым статусом новорожденного ребёнка и правовым статусом биологических видов.

      Говоря  о правовом статусе биологических  видов, что необычно, мы в качестве гипотезы сейчас определяем биологические  виды (а также популяции и породы) как потенциальных носителей  правосубъектности. То есть, обозначаем для биологических видов возможность иметь такие же права, какие от рождения имеет каждый человек согласно нормам Конституции (5). В доказательство мы попытаемся показать, что сама правовая практика, обгоняя менее поворотливую в данном случае теорию, под давлением собственных потребностей, незаметно развивается в сторону восприятия биологических видов в качестве носителей естественных прав. Далее попытаемся сформировать некоторую правовую модель, в которой реализуется этот статус, и покажем, что она не противоречива в системе современных принципов права и, возможно, достойна практического использования.

      Конечно, данная тема весьма сложна для её всестороннего  анализа в рамках одной небольшой  публикации. Однако пока мы ограничимся  постановками нескольких взаимоувязанных  проблем и обозначим пути их решения. 

Сразу возникает вопрос «зачем»? 

Дело  в том, что явное правовое обозначение  правосубъектности биологических  видов способно эффективно подключить систему гражданской отрасли  права к защите жизненных прав и роли биологических видов в  коммунальных процессах их сосуществования на планете. Не следует думать, что это совершенно нечто новое для правовой практики. Мы укже отмечали, что сейчас фактически отдельные нормы гражданского законодательства переписываются заново для защиты жизненных, в том числе имущественных интересов биологических видов, только с использованием иных дефиниций. Например, аналогией нормы Гражданского кодекса, устанавливающей необходимость восполнения материально ущерба истцу, выглядят попытки законодателя выстроить систему «восполнения ущерба окружающей природной среде» со стороны физических лиц и хозяйствующих субъектов (15). И там и там «ущерб» получает конкретную стоимостную оценку. В этой связи кажется нерациональным дублировать Гражданский кодекс в некотором примитивном варианте отдельно для защиты прав биологических видов. Зачем развивать ветвь, основанную на «биологическом разнообразии», если проще объявить биологический вид субъектом гражданского права. Пусть это не покажется странным, что это именно те самые гражданские права, которые относятся к имуществу биологических видов. И в правовой тенденции демократические принципы государственного устройства под давлением практики постепенно распространяются не только на социальное бытие человека, но и на весь конгломерат биологических видов, включающий разумного человека в качестве равноправного элемента, что в связи с нынешними возможностями антропогенного вмешательства является жизненно необходимым.

      Изучение  проблемы усложняется её междисциплинарным  характером. При попытках обсудить эту тему юристы с удивлением просят показать целиком хотя бы одну популяцию, а биологи заявляют, что животные для хранения имущества элементарно не имеют карманов. 

О каком  же «имуществе биологических видов» может идти речь? 

Если  пристальнее вглядеться, то можно заметить некоторые биологические виды обладают огромными материальными ценностями, – по сути, экономическими активами. Поскольку биологические популяции вынуждены обеспечивать жизненные потребности друг друга в биотопах, то каждая популяция «жертвует» своей частью для процветания соседних видов. Эта отторгаемая часть составляет своеобразное имущество популяции. Например, промышленные уловы рыб, превращаясь в продукты питания для человека, приобретают конкретную рыночную стоимостную оценку. Этот имущественный продукт произведён, в некотором смысле, «трудовыми» усилиями популяции. В отличие от полезного ископаемого, не имеющего «автора» или произведённого только путём разрядки природного хаоса, получение биологического продукта связано иногда с весьма напряжённой организационно-системной работой некоторого составного субъекта – включающего популяцию, который современная наука лишь совсем недавно научилась различать с точностью, достаточной для его юридического обозначения. Более того, человек считает себя вправе изымать части популяций по собственному усмотрению, устанавливая, например, квоты на вылов императивными нормами права. Насколько значительно эти императивные нормы отличаются, например, от императивных норм налогового законодательства? И там и там мы обнаружим много одинаковых посылок, функций и принципов. Не следует ли из этого, что популяции иногда неявно обременены подобием налогов, и в процессе хозяйственной деятельности несут конкретный имущественный ущерб от конкретных физических или юридических лиц? При этом правовая защита популяций сейчас фактически использует некоторую легитимную компиляцию (7,8,11,12), – в сравнении составляющую примитивный эрзац развитых правовых систем, защищающих «естественные права» человека.