Внешняя
политика Российской Федерации в 1991–1999
г.
Распад Советского Союза,
вызвавший естественную смерть социалистического
блока, неизбежно привел к изменению
баланса сил в международных
отношениях не только в Восточной
Европе, но и на самой территории бывшего СССР. Оказались подрублены
опоры прежней, биполярной, системы международных
отношений. Резко изменилось положение
России в её непосредственном окружении
и в мире в целом. Именно из-за этого соглашение,
подписанное в декабре 1991 г. в Беловежской
пуще, можно считать началом внешней политики
новой России.
Беловежское соглашение
как политический феномен родилось
в определенном социально-политическом
контексте. По мнению Н. Косолапова,
Беловежское соглашение отражало
интересы «государственнические» - в противовес чисто партийным. Часть
элиты, прежде всего в старом союзном Центре,
давно уже уставшая и от опеки со стороны
КПСС, и от многолетней борьбы между реформаторами
и фундаменталистами в КПСС в годы перестройки,
и от своей роли «мальчиков для битья»,
и от безнадежной ситуации в этой борьбе
предприняла попытку утвердить верховенство
советской власти в стране, отодвинуть
КПСС и её лидера на вторые роли, - «сохранить
самодержавие, пожертвовав ради этого
монархом».
Одним из результатов
Беловежского саммита явилось то, что достигнутыми
там соглашениями было положено начало
становлению России как самостоятельного,
полноценного и полноправного субъекта
международных отношений и внешней политики.
Вскоре ехало ясно, что решение руководства
России о международной правопреемственности
по отношению к бывшему СССР означало,
во-первых, что новая Россия остается одним
из наиболее весомых деятелей на международной
арене, будучи членом ООН и постоянным
членом Совета Безопасности ООН, и, во-вторых,
она соглашается с принятием международного
порядка того времени.
Новое руководство
РФ, как в свое время М. Горбачев,
получило тяжелое наследство. Когда
М. Горбачев начинал перестройку,
в обществе произошла подлинная
революция умов, которая сделала
невозможным возврат к прежнему его состоянию. Но ни одна из
четырех ключевых проблем, вставших после
1985 г., не была решена. Первая - это проблема
политического плюрализма, органической
составной части всякого процесса демократизации.
Вторая - проблема создания нормальной
рыночной экономики. Третья - проблема
федеративного договора, которая тесно
связана со второй. И, наконец, четвертая
- проблема вхождения в мировое сообщество
как главный фактор международных отношений.
Несмотря на усилия последнего правительства
СССР, направленные на интеграцию страны
в западный мир, Советский Союз, а следом
и новую Россию не пустили ни в Большую
семерку, ни в Европейский союз, ни в НАТО.
При этом главная слабость внешней политики
России заключалась во внутриполитической
ситуации в стране, в Российской внутренней
политике.
Анализируя внешнеполитическую
деятельность РФ на протяжении
только 1992 г., следует признать, что
и по форме, и по содержанию
она была вынужденным приспособлением
ко всем изменившимся и продолжавшим
меняться реалиям, и, в том числе, неизбежно отражала все перипетии
внутренней борьбы за то, по какому пути
пойдет социально-экономическое развитие
России, борьбы между соперничающими фракциями
элиты и руководства, и борьбы за будущее
самой внешней политики.
Наряду с изменением
геополитического положения в мире, перед
Россией возникла необходимость строить
новую и европейскую, и азиатскую политику,
не противопоставляя одну другой. После
распада гигантского Союза главным направлением
российской ориентации в области внешней
политики являлось вхождение страны в
семью европейских демократических государств,
сотрудничество с Западом и международными
институтами для подтверждения за Россией
роли ведущей европейской державы, государства,
воспринявшего статус СССР. Такая позиция
начала получать признание в российском
обществе как верное направление.
Но в ходе поиска
идентичности самой России, был
поднят вопрос и о правомочности
идеи «евразийства». Он проявился
в идейных дебатах и практической
политике и привел к острому
спору о том, какой должна быть новая система международных
отношений, в чем заключаются истинные
интересы России, какие идеи и настроения
станут определять духовную сферу политической
жизни России в целом и, в частности, в
области ее внешней политики.
Этот спор начался
на конференции, которая состоялась 26-27
февраля 1992 г. по инициативе МИДа в МГИМО.
На ней министр иностранных дел А. Козырев
и государственный советник РФ по политическим
вопросам С. Станкевич каждый по-своему
определили направленность российской
внешней политики.
Министр настаивал
на том, что Россия должна
пойти по пути вхождения в
западную семью государств и
следовать западным нормам, чтобы
скорее стать цивилизованным
государством. А. Козырев настаивал
на фактическом отсутствии в
данный момент какого-либо источника опасности для России,
потенциальных противников и ассоциировавшейся
с ними военной угрозы российским интересам,
отсутствии объективных препятствий врастанию
России в цивилизованное сообщество. Он
высказал мнение, что Россия, взяв курс
на переход от осторожного партнерства
к дружественным отношениям, в перспективе
должна выйти на союзнические отношения
со всем цивилизованным миром, его структурами,
включая НАТО, ООН и другие организации.
Он считал, что России необходимо входить
в европейскую систему безопасности, что
именно это полезно для России и совпадает
с её интересами. Особо он подчеркнул важность
для укрепления безопасности России развития
отношений с США. Ещё до открытия конференции
А. Козырев говорил, что никаких препятствий
к расширению отношений России с США допущено,
не будет.
Оппонентом министра
на конференции был С. Станкевич.
Он настаивал на том, что
в последнее время во внешнеполитической
практике России намечаются две
линии, которые очень условно
можно обозначить как «атлантизм» и «евразийство». По его мнению, атлантизм
тяготеет к определенному набору идей
и символов. Это намерение стать частью
Европы, органически войти в мировое хозяйство,
став восьмым членом «семерки», делать
ставку на Германию и США как две доминанты
Атлантического союза. С. Станкевич отметил
рациональность и прагматизм данного
направления, признав его естественность
- «там кредиты, там помощь, там передовые
технологии, там, наконец, стиль, столь
соблазнительный для формирующейся сейчас
новой внешней политики России». Но в то
же время он предупредил, что эта идея
ни в коем случае не может и не должна доводиться
до крайности.
Идеи, на которых
основывалась на начальном этапе
российская внешняя политика, были
сформулированы к концу 1992 г.
Концепция внешней политики РФ была разработана МИДом и обнародована
в специальным выпуске «Дипломатического
вестника».
В этом документе
обнаруживаются некоторые отличия
от деклараций лиц, отвечавших
за внешнюю политику страны. В
первую очередь это относится
к акцентированию самостоятельности России во внешней
политике, что несколько расходится с
прежней линией на всестороннее сотрудничество
с Западом. Особое внимание в данном документе
было уделено тому факту, что хотя с окончанием
холодной войны в мире исчезла тотальная
конфронтация, США, тем не менее, стремятся
сохранить свое военное лидерство, притом,
что его основа - ориентированность на
противостояние с военным потенциалом
СССР - потеряла былое значение. В принципиальный
курс внешней политики России входила
также концепция о важности политической
и экономической стабильности стран вокруг
России, наряду с продолжением устремления
России к вхождению в систему «цивилизованного»
Запада. Резюмируя документ, можно сказать
что, важнейшими внешнеполитическими
задачами государства стали урегулирование
конфликтов вокруг России, недопущение
их распространения на территорию России
и обеспечение строгого соблюдения в ближнем
зарубежье прав этнических россиян и русскоязычного
населения.
В целом принципиальным
направлением внешней политики России являлось завоевание ею статуса
«великой державы», в основе чего лежало
мнение, что окончание холодной войны
автоматически не означает стабилизации
на мировой арене, и существенную роль
продолжают играть военно-силовые факторы.
Тем не менее,
немаловажную роль играло сотрудничество
с ведущими странами промышленно развитых
стран Запада, которые, опираясь на современные
научно-технические достижения, быстро
наращивают свою экономическую и финансовую
мощь, политическое влияние в мире. Это
было необходимо для того, чтобы Россия
продолжала и успешно завершила политическую
реформу страны, наконец, чтобы она сформировала
современное динамичное хозяйство, гарантирующее
достойную жизнь россиянам и финансово-экономическую
независимость стране. Учитывая экономическое
положение в те дни, можно понять, что «западное»
направление внешней политики России
было главным.
Итак, все явственнее структурировались
внешнеполитические направления
новой российской власти. Во-первых,
распространялось осознание того,
что стабилизация России обеспечивается
стабильностью окружающих ее стран. В
связи с этим Россия замялась урегулированием
конфликтов на бывшем социалистическом
пространстве на уровне сотрудничества
с международными организациями - ООН,
ОБСЕ. Во-вторых, параллельно росло и понимание
того, что международные организации,
как и прежде, недостаточно эффективно
функционировали в сфере урегулирования
конфликтов, - например в Боснии, в регионах
бывших республик СССР. Отсюда - широкое
распространение в обществе мысли о необходимости
наличия самостоятельного орудия безопасности.
Вместе с этим после нападения США на Ирак
в России возросла критика американского
курса внешней политики, и усилились требования
оппозиционных политических сил пересмотреть
глобальное направление внешней политики
страны. В-третьих, особо острой критике
со стороны парламентариев и общественного
мнения подвергалось отсутствие средней
и долгосрочной политики в области безопасности
в резко меняющемся мире. От правительства
требовали предъявить конкретную и отчетливую
программу внешней политики именно в документах.
В октябре 1992 г. президент
Б. Ельцин объявил, что российская
внешняя политика направлена
на защиту прав россиян и
русскоязычного населения в ближнем
зарубежье и на укрепление
отношений не только с западными
странами, но и с государствами Восточной
Европы, Азии, Африки и ближнего и Дальнего
зарубежья. Наконец, в декабре 1992 г. закономерно
появилась «концепция внешней политики
РФ».
С тех пор российская внешняя
политика в целом проводилась
согласно ее нормам.
Далее рассмотрим отношения
России с Украиной и Белоруссией
в российской внешней политике
90-х годов.
Векторы развития российско-украинских
и российско-белорусских отношений
были прямо противоположны. Россия
и Белоруссия с середины 90-х годов
активно сближались как политические
и военные союзники, как экономические
партнеры (в отдельные периоды Белоруссия
занимала вторую строчку в списке российских
торговых контрагентов), а в 1999-м подписали
Договор о создании Союзного государства
Белоруссии и России. В российско-украинских
же отношениях, наоборот, преобладали
центробежные и откровенно конфликтные
тенденции, интенсивность взаимодействия
практически во всех областях падала,
а товарооборот в 1992-1999 годах сократился
примерно вчетверо и был к концу десятилетия
на две трети связан экспортом энергоносителей
из России. Различие статусов Украины
и Белоруссии было официально признано
в российской концепции внешней политики
(2000), в которой укрепление союза России
и Белоруссии названо первостепенной
задачей, а Украина даже не упомянута,
зато к ней явно обращено общее для всего
СНГ предупреждение, что отношения будут
строиться «с учетом встречной открытости
для сотрудничества, готовности должным
образом учитывать интересы Российской
Федерации».
Парадокс в том, что сама
по себе политика России по
отношению к Украине и Белоруссии
в 90-х годах была однотипной,
с общими характерными чертами
и слабостями. Ее легко разделить
на три периода:
1990 - 1994 годы - дезинтеграционная стадия:
господствует динамика распада; Россия
пытается действовать, опираясь на многосторонние
механизмы СНГ; конфликтная проблематика
сфокусирована на разделе советского
наследия (поэтому отношения с Белоруссией
из-за их бесконфликтности не стали приоритетными);
1994-1999 годы - переход от завышенных ожиданий
к застою: получают распространение представления
об относительном превосходстве российской
экономики; растет - после прихода к власти
Александра Лукашенко, и особенно Леонида
Кучмы; Россия поддерживает в 1995-м режим
Кучмы посредством многочисленных дипломатических
уступок; укрепляется донорская модель
экономических связей с Украиной и в меньшей
степени с Белоруссией; к 1998 году отношения
с Белоруссией становятся инерционными,
а с Украиной - стагнирующе-конфликтными;
с 1999 года по настоящее время - умеренно-прагматическая
стадия: администрация Путина пытается
вернуть России инициативу, уменьшить
фактическое субсидирование Россией обеих
славянских республик, сохраняя (а в военной
и военно-технической сфере и наращивая)
союзные отношения с Белоруссией; снизить
уровень конфликтности с Украиной, взаимодействуя
с ней по линии президентских структур.
Из всего этого следует,
что в развитии ситуации в
славянском треугольнике ведущую
роль сыграла не российская
политика, а настроения общества и элит
Украины и Белоруссии, во многом предопределившие
политику Киева и Минска.
Политики, понимаемой как цепь
последовательных шагов, нацеленных
на достижение четко сформулированных
стратегических целей, у России
в отношении Украины и Белоруссии
до недавнего времени попросту не было,
да и сами цели не просматривались. В официальных
доктринах цели и задачи определялись
либо ситуативно (например, концепция
внешней политики РФ 1993 года упоминает
Украину и Белоруссию в связи с задачей
сосредоточения в руках России контроля
над ядерными силами бывшего СССР и как
фактор отношений со странами Восточной
Европы), либо обобщенно, в рамках всего
региона, то есть без постановки индивидуальных
задач и выдвижения страновых приоритетов.
Поскольку цели ставились в терминах «развитие
отношений» и «развитие сотрудничества»,
то нет возможности и оценить общую эффективность
политики, понять, в какой мере результаты
соответствуют принятой стратегической
цели. Говорить в данном случае можно лишь
о решении частных задач.