Святослав - князь воитель

      Русское войско появилось на границах хазарских  владений с непривычной стороны - с севера, в то время как обычно русы, продвигались по Азовскому морю и Дону. Каганат всегда считал себя прикрытым с севера от любых неожиданностей союзниками - ныне их не стало. В этом видно начало свободного замаха славянского  меча, через малое время совершившего полукруг - от Волги до Дуная, от северо-востока - через юг - на запад. Хазары, гордые столетиями предшествующей воинской славы, решились, несмотря на печальную участь булгар и буртасов, на открытую битву. Решающая сеча произошла недалеко от хазарской столицы - Итиля, там, где  горло Волги, скоро впадающей  в Каспий. Навстречу Святославу вышло  величественное войско, ведомое самим  каганом, показывающимся на глаза своим  подданным лишь в особо исключительных случаях. Тут был как раз именно такой случай; и Святослав, и каган  понимали, что в этом бою решится  участь Хазарии: быть ей или пасть, ибо  другого войска у хазар не было, за спиной же лежала беззащитная столица.

      Да, неприятель противопоставил Святославу все, что мог собрать. В первых рядах войска были "черные хазары", легкие конники, не носившие в бою  кольчуг, вооруженные лишь луками и  копьями-дротиками. Начиная бой, они  засыпали противника железной пылью  стрел и дротиков, расстраивая  порядки наступающих. Сзади них  располагались "белые хазары" - тяжеловооруженные всадники в железных нагрудниках, кольчугах, шлемах; хазарская знать и их дружины, всецело посвятившие себя войне, хорошо владевшие оружием, с которым почти никогда не расставались, - длинными копьями, мечами, саблями, палицами, боевыми топорами. Они должны были ударить в момент первого успеха "черных хазар" и вырезать дрогнувшее войско.

 
        Здесь же  была и гвардия хазарского  царя - наемники-мусульмане, мастера  боя, с ног до головы, закованные  в сталь и даже на "белых  хазар" - зная себе цену - поглядывавшие  несколько презрительно. А в городе  скопилось пешее ополчение, впервые  за множество десятилетий осознавшее, что власти сегодня нужны не  их деньги, но их жизнь, и  понимавшие, что в случае поражения  не будет, ни власти, ни жизни.

        Русские двинулись вперед монолитной  стеной щитов, прикрывавших воина  от шлема до стальных поножей.  Стрелы и дротики отскакивали  от этой стены, устремившей  вперед стальной клин. Погасив  наступательный порыв ринувшихся  вперед "белых хазар" частой  стрельбой из луков, дружина  Святослава ударила как один  человек, мастерски - безостановочно  работая длинными прямыми мечами  и боевыми топорами...

      И великая держава, веками заставлявшая трепетать своих соседей и  проходившая иногда насквозь земли  славянских племен в своих походах  за живым товаром, почти сразу  съежилась, сжалась, потеряв свою воинскую силу. А еще ранее - видимо и воинскую доблесть: ибо хазары наряду с гвардией не устояли под ударами новой  русской дружины и показали россичам спину, открыв тем самым дорогу на столицу. Жители спешно покидали ее, включая  и несостоявшихся ополченцев, радующихся сейчас лишь одному - что не успели они  выйти на рать против славян. Все - и  остатки чудом уцелевшего войска, и еще недавно гордые своим  положением столичные жители - бежали на пустынные острова Каспия, понимая, что в степи не скроешься - несколько  облав непостижимого врага, и  ты - либо мертвец, либо раб.

      Но  победителям было пока не до них - их решили предоставить собственной судьбе. У Хазарии были и другие города, и поэтому, взяв во дворце кагана, знати  и купцов большую добычу и предав город огню, дружина, ведомая Святославом, пошла на юг - к древней столице  каганата, Семендеру. В ту пору в  здешних крепостях сидел свой царь, имевший собственное войско. Святослав лишил его и того, и другого - войско разбил и рассеял, город захватил, царя со сподвижниками  принудил к бегству в горы.

Волга смирилась. И Святослав прыгнул. Воистину как барс. Вместе с войском  он исчез в бескрайней степи, разбросав  во все стороны пальцы-дозоры, задачей  которых было пресечь любые известия о его движении - так поступал он всегда. И объявился уже у  Черного моря - у подошвы Кавказских гор, смирив тут железной рукой ясов и касогов. Впереди был край вчерашней  державы хазар - море, а между ним  и Святославом - крепость Семикара, которую взяли штурмом с ходу. А вскоре показались и города, запирающие Азовское море - Тмутаракань и Корчев. Русичи ударили и города лишились хазарских наместников, не слишком  любимых местными горожанами, которые  вместе с воинами Святослава очищали  от хазар крепостные стены. Так было заложено будущее русское Тмутараканское княжество.

      Дальше  в Крыму лежали богатые и беззащитные  сейчас владения Византии, и их жители замерли в смертном ожидании, с  ужасом представляя, что сделают  с ними невесть откуда появившиеся  у самых их границ варвары. Но Святослав  не ударил - он хотел не добычи, но победы, победы над каганатом, все еще  висевшим камнем на шее. Он повернул на север, оставив в тылу нетронутыми  земли Империи, черед которой  еще не пришел. Пройдя по Дону, русские  обрушились на Саркел - шестибашенную  мощную крепость, в цитадели которой, за высокими стенами, устремившимися в  небо, гордо возвышались еще два  башенных шпиля, выше остальных. Крепость была выстроена на мысу и с трех сторон омывалась Доном, вдоль четвертой  же хитроумные византийские зодчие прорыли  два глубоких рва, призванных охладить наступательные порывы возможного неприятеля. Но строители крепости, как и ее защитники, не причисляли к нему русские дружины - и, оказалось, напрасно.

      Саркел  был взят штурмом, сожжен, а после  почти в буквальном смысле стерт  с лица земли. Оставив в захваченных  землях малые дружины (а оставленным  дружинникам в Тмутаракани - и  особый наказ: тревожить Византию), Святослав вернулся в Киев.

      Все земли, через которые он прошел за три года боев и походов, покорились ему. И лишь славяне-вятичи спокойно отнеслись к тому, что отныне со всех сторон держава грозного Киевлянина окружала их земли. И даже не то что  спокойно, а достойно, ибо не захотели подчиниться победителю Каганата. Князю  пришлось идти на них походом, и только после этого вятичи признали главенство Киева.

      Дань  была огромна. Киев громко приветствовал  победителей, но Святослав и его  люди уже начинали нетерпеливо поводить глазами в поисках очередного настоящего мужского дела - воину не престало жить прошлым, но лишь думами о будущих подвигах. И, естественно, к ожидающим судьбу судьба и приходит - ибо, зачем ей понапрасну стучаться  в испуганно запертые ворота, когда  можно споро войти в специально отворенную дверь?

      Святослав думал, что ему делать, а в это  время на подобную же тему размышлял  и иной государь - византийский император  Никифор Фока, втянувшийся в войну  с дунайскими болгарами. Помня заветы предшествующих императоров, которые  учили, что варваров лучше всего  смирять руками других варваров, он решил, что на роль болгаробойцы вполне может подойти Святослав. Император  приказал направить к русскому князю  своего посланца - сына правителя Корсуни  Калокира - и выдать ему на подарки  князю и дружине двадцать пять пудов золота.

      Калокир раздал в Киеве золото, но он не особо  бы преуспел, если бы не имел за душой  тайной мысли императора, поманившего  русов в Болгарию, дабы отвлечь их внимание от Причерноморья. И император, и Святослав помнили, что население Болгарии наполовину состояло из славян, так что страна сия вполне могла стать частью государства Руссов. Воистину, это была цель, ради которой можно было преодолеть невозможное.

      Святослав и его дружина решили, что преодоление  подобного им по плечу, и князь  во главе десятитысячного войска пустился на ладьях в долгий путь.

      Как всегда, несмотря на внешнюю импульсивность решений, поход был тщательно  продуман и тонко осуществлен. Лишь в самом конце лета 967 года, когда  Святослав уже приблизился к  Дунаю и готовился произвести высадку, болгары узнали о своей  судьбе. Их царь, еще продолжающий требовать  по обычаю дань с Византии, поспешно собрал тридцать тысяч и бросил их против русских.

      Но  противник его был не из тех, кто  уповает лишь на численный перевес  и привык побеждать напором массы. Каждый дружинник Святослава был  мастер одиночного боя, а все вместе они отлично умели биться в  строю. И теперь они еще раз  доказали это. Предводительствуемое Святославом  русское войско выстроилось в  некий многорядный монолит и  железной волной ринулось на болгар. Те были разбиты. И так сильно, что  не помышляли о дальнейшем сопротивлении: все уцелевшие бежали и заперлись  в сильной крепости Доростол. Царь Петр от огорчения вскоре умер.

      Следующий год отдал в руки Святослава Переяславец, Доростол и восемьдесят других городов-крепостей. Фактически все городки по Дунаю  были в руках киевлян. Князь сел  на место болгарских царей и стал управлять новой своей державой. Калокир был с ним рядом. И  лишь теперь Никифор Фока понял, какую  заботу он себе нажил - вместо начинавшей понемногу стареть Болгарской державы  он получил в соседи великого воина, обдумывающего не менее великие  планы, в которых Византии отводилась важная, но отнюдь не беспечальная роль.

      Император заключил с болгарами мир против общего врага и подговорил печенегов, часть которых привел ныне в Болгарию Святослав, напасть на Киев, успокоив их тем, что войска Святослава далеко. Кочевники обложили Киев, но стоило малой дружине русичей подойти к городу и представиться передовым отрядом войска князя, как хан печенегов дрогнул и снял осаду города. Киевляне, воспользовавшись этим, сумели послать к князю гонца, который без соблюдения дипломатического политеса передал своему повелителю и князю голос земли: он-де, князь, чужую землю ищет и блюдет ее, а от своей отрекся, а Киев вместе с его матерью и детьми чуть было не взяли печенеги. Неужели ему не жаль ни отчизны, ни состарившейся матери, ни детей своих?

      Речь  произвела необходимый эффект, а  семя пало на добрую почву - князь, верный обычаю защиты родных пределов и людей, породивших его, равно и тех, кому он даровал жизнь, действовал со всегдашней решительностью: в невообразимо малый  для подобных дел срок он оказался в Киеве. Печенеги, недавно смиренные  именем Святослава, теперь были смирены  его делом: пройдя облавами по землям степняков, русичи захватили их богатство - лошадей. На Русь опять снизошло спокойствие, и вновь тесно стало на ней  Святославу, часто говорившему матери, что не любо жить ему в Киеве, тянет  его на Дунай, в Переяславец - в  середину его земли. На что княгиня  отвечала только, что больна она - и  куда же теперь уйдет от нее сын? Что держава - не камешек, из кармана  не выкинешь. Что, похоронив ее - пусть  делает, как хочет, но делает, подумав. Если останется - то не воспрянет ли Византия, а если уйдет - на кого оставит  Русь?

3. Дипломатия Святослава

 
        Вскоре старая  княгиня, прозванная в последние  годы Вещей, тихо скончалась. Святослав  решил, что поедет на Дунай,  но, помня наказы матери, решил  домашние дела по уму. Если  раньше племенами-землями управляли  свои природные князья, не всегда  исполнявшие волю Киева, то  ныне он, победитель хазар, печенегов,  болгар, смиритель Византии, более  свободен в державных делах  - и он сажает своего старшего  сына Ярополка в Киеве, Олега  - у древлян, а Владимира - в  Новгороде. Богатейшие и сильнейшие  земли получили молодых князей - наместников великого князя.  Это еще больше объединит государство  в единое целое.

      Поручив власть своим подросшим сыновьям, князь дал понять, что покидает Киев, скорее всего навсегда и станет отныне княжить в Болгарии, сделав ее центром своего нового обширного государства.

      Но  болгары - по крайней мере, часть  из них - думали по этому поводу нечто  совсем противоположное: новый царь Борис заключил с Византией мир - естественно, против Святослава. Но и  у русского князя среди болгар было отныне много союзников - князя-воина  им казалось терпеть проще, чем своего царя, чересчур дружившего с греками  и от них научившегося всему, в  том числе и тому, как угнетать подданных. Когда же в августе 969 года русские могучей силой высадились на Дунае, то их сторонников среди  болгар разом стало больше. Святослав  легко прошел к столице Бориса Преславе, нигде не встречая сопротивления, и так же легко взял ее, отданную царем, признавшим себя вассалом киевского  князя. Понимая, что Византия не оставит  его в покое - слишком близко он был у ее порога, - князь решил  не ждать первого удара, и как  только перевалы Родопских гор освободились от снега, ударил сам.

      Шел 970 год. Старый император Царьграда  к тому времени уже был свергнут и заколот своим преемником - Иоанном  Цимисхием, не менее опытным, но, пожалуй, более талантливым полководцем. Его - стратега, воина и атлета - армия  любила, и он не собирался разочаровывать ее неудачами. Понимал, что войны  не избежать, но, копя силы, решил пока воспользоваться оружием слабого - дипломатией. Но это и оружие умного. Святослав отклонил условия греков, и Иоанн принял это спокойно, ибо  понял, что русского князя сможет убедить в имперской правоте  лишь блеск стали, но не золота. Цимисхий тщательно готовил войско к предстоящим  битвам, создал особые отряды "бессмертных" - специально отобранных храбрейших воинов, одетых в более крепкую броню. Нечто среднее между почетными  телохранителями и гвардией - такие  же были у персидских царей. И тоже "бессмертные".