Сущность и понятие мифа

     Основными героями архаических мифов являются тотемические предки-демиурги и культурные герои, с деятельностью которых связано дальнейшее усложнение, «улучшение» и «приращение» разнообразных явлений мира и живых существ.

     Первоначально мифологические образы являлись элементарными  знаками, примитивными первичными носителями значений. Знак репрезентирует вещь, называет воспоминание или представление о ней, заменяет её. Так, тотем группы и есть сама группа. Первобытные племена верили, что к человеку «переходят» некоторые существенные черты тотема-животного.

     Первобытное общество структурно определяло мифологическую систему классификации объектов. Социальная организация была моделью и матрицей для формирования мифологических систем и осознавалась при этом всем племенем как священная. В первобытном мифе нет ничего символического, миф – это действительность, переживаемая первобытным коллективом. Но установление неожиданных связей между несопоставимыми, на первый взгляд, предметами уже является своеобразным прологом символических подмен и ссылок.

     Однако  широкий символизм характерен для  развитых форм мифологий и религий, искусства, науки, политики и идеологии, для современных мифологий. С помощью символа осуществляется культурная преемственность – передача знаний от поколения к поколению, а также устанавливаются прочные связи между членами данного общества благодаря общества разделяемых значений, смыслов, символов, мифов.[9]

     Юнг определяет мифотворчество как коллективный бессознательный процесс. К явлениям подобного рода он относит, например, эзотерические культы древности, раннехристианские гностические ереси, средневековую алхимию; в них, за покровом трудно поддающихся расшифровке фантастических представлений, образов, видений и рецептов усматриваются специфические формы проявления универсальных мотивов. Логика юнговского учения однозначно приводит к выводу, что мифотворчество – это непрерывный процесс, свойственный человеку во все времена; в нашу эпоху, мифы создаются посредством того же универсального механизма, что и в далёком прошлом. Взаимодействуя с глубинными, архетипическими структурами коллективного бессознательного, ассимилируя и актуализируя их, сознание вырабатывает мифологические представления, «привязанные» к соответствующему месту и времени. Этот феномен мифологизации реалий окружающего мира, благодаря которому абстрактные структуры коллективного бессознательного обретают конкретную, понятную и приемлемую для членов соответствующего коллектива форму.

     Одна  особенность человеческого сознания определила ход мифотворчества: своё субъективное видение мира личность воспринимала как объективно существующую реальность, если реальность возникала перед личностью как совокупность идей образов самого общества, как его коллективные, внеиндивидуальные представления о мироздании. Общественная мысль видела мир единым, целостным, не проводя грани между воображаемым и реальным, между мифом и действительностью.

     Мифы  – это изначальные проявления досознательной души, непроизвольные высказывания о событиях в бессознательной психике, но менее всего аллегории физических процессов.

     Само  мифологическое восприятие мира возникло, как думается, в ходе длительного  и трудного процесса расщепления  первоначального целостного отношения к действительности, не признающего двойственности реального и воображаемого. В некотором смысле древний человек вообще не был творцом мифа. Скорее, человек просто обнаруживал его в окружающем мире. При таком видении действительности изначальный миф превращался в литературно-религиозный текст лишь по мере изменения отношения человека к природе, по мере изменения сознания, которое начинало противопоставлять мифологическое рациональному, воображаемое – реально существующему, мифологический спектакль – самой жизни. Лишь очень медленно, под давлением жизненного опыта в коллективном сознании происходило как бы внутреннее разъединение мироздания, где выделялись две главные пространственные сферы – мифическая и реальная, два временных потока – повседневный и мифический. Их осмысление заняло не одну эпоху духовного развития, да и сегодня продолжается. Из их размежевания, из представления об их отношениях, о существах, заселяющих эти две области, и рождалась  мифология.

     По  всей видимости, параллельно было сделано открытие, что внешне сходные между собой предметы и явления образуют единые цепочки, поскольку внешнее сходство – это подтверждение скрытого сущностного родства. Так, в крошечной деревянной статуэтке было что-то от человека, которого она изображала, в рисунке бизона – от самого бизона, а хрупкая паутина на ветвях кустарника могла быть и прообразом, моделью мироздания.

     В том же ряду находилось убеждение, что  отдалённые концы этих цепочек прямо противоположны друг другу и чем значительнее пространство между ними, тем они различнее. Иначе говоря, при всё большей удалённости взаимосвязанных предметов и явлений происходило их внутреннее сущностное преобразование в собственную противоположность. Концы цепочек друг другу противопоставлялись, как жар – холоду, вода – огню, тьма – свету и так далее. Эти открытия позволили человеческой мысли создать первые обобщённые модели мироздания, основывавшиеся на числовых рядах и цветовых триадах. В конечном счете, возникла система представлений, получившая название магии. [8]

     Сеть  магических силовых линий охватывала землю, образую как бы инфраструктуру мира, в котором жили люди. От её упорядоченности  прямо зависела их судьба, и едва ли не все социальные и тем более  религиозные установления были нацелены на то, чтобы обеспечить гармонию во взаимоотношениях человека с этой мировой инфраструктурой. Если говорить о пространственных представлениях древнего человека, то особенно важны для него были точки пересечения этих линий, где разнородные силы сталкивались в противоборстве или, напротив, соединяли во взаимодействии. Особенно выделялись координаты,  соединяющие север и юг, запад и восток, а также ось, проходящая через центр обитаемого племенем мира и связывающая его с зенитом. Круг горизонта чётко ограничивал видимый мир, и, может быть, по этому кольцо стало символом завершённости, знаком предельной границы вселенной. Вряд ли случайно древние поселения застраивались либо по осям восток – запад и север – юг, либо по окружности. Люди не хотели жить в дисгармонии с мирозданием.

     Казалось  бы, эта система взглядов весьма абстрактна, но архаичная мысль была предельно образна даже в самых  отвлечённых своих концепциях. Система  магических представлений изначально складывалась не как нечто отвлечённое, а в виде целостной картины мифологических образов, в каждом из которых воплощалось сущность того или иного звена  магической силовой цепочки.

     Миф обычно многослоен, и угадать, что  скрывается под позднейшими напластованиями, не просто. Каждая эпоха оставляла  на нём свой след. Так в иконе образ часто скрывается под позднейшими записями. В древних мифах содержатся отголоски всех важнейших поворотных моментов истории общества.

     Каждый  известный нам мифологический образ  – это творческий результат деятельности многих поколений людей. Вряд ли можно сомневаться, что между волком и богом войны римлян Марсом, спутником и знаковым животным которого стал этот волк, лежат сотни лет работы народного ума. В то же время нет сомнения, что движение религиозной мысли от животного к божеству, олицетворявшему или какую-то силу природы, или явление, не было её случайной аберрацией, а было одним из главных направлений мифотворчества. Множество примеров из самых различных культурных зон подтверждает такое наблюдение. И в этом нет ничего удивительного. В эпоху, когда общественное сознание ещё только начинало противопоставлять реальное и фантастическое, почерпнутое из опыта – мифологическому, оно, естественно, сближало животных и какие-то явления окружающего мира. 

     Временами подобные сближения бывали чрезвычайно неожиданными, во всяком случае, такими они выглядят сегодня. И здесь важно определить, почему в направлении именно таких, а не иных отождествлений двигалось сознание, какой логике оно подчинялось. Пожалуй. Подсказку может дать магия. Магическая цепочка, соединяющая на своих концах внешне прямо противоположные предметы и явления, была и развёртыванием в пространстве сущностной противоречивости того образа  / идеи, которой лежал в её основе. Как бы обнажалась его суть,  а следовательно, и близость с другими образами / идеями, находившимися в зависимости друг от друга. И тогда становится яснее, почему в сказках бушменов своего рода ипостасью бога – творца оказался простой заяц.

     Истинными героями складывавшейся мифологии  были животные, птицы, насекомые, пресмыкающиеся. Все они легко, могли преображаться в людей, а люди – в животных. Между членами племени и их тотемом, будь то животное ли растение, устанавливались весь тесные отношения.

     Вряд  ли случайно мифологические образы очеловечивались  по мере того, как в общественном сознании возникало и развивалось представление о специфически божественном начале, кардинально отличающем божества, демонов и иные населяющие мифическое пространство существа от людей. Общество, пока оно не сложилось,  находило материал, из которого творило своих богов, преимущественно в животном мире, где существовал главный признак, сближающий его и людей, - жизнь. При этом именно магический подход предопределял выбор животного на олицетворение того или иного явления либо силы природы.

     Мифологический  образ практически всегда был  изначально внутренне двойствен, соединяя на первый взгляд несоединимое. Расщепление  комплексных, внутренне противоречивых представлений на более органичные, внутренне непротиворечивы об разы был одним из магистральных путей мифотворчества. Например, змееподобный дракон, дух воды, изрыгал пламя, потому что одновременно был олицетворением огня. Возникали новые мифические существа, которые, в свою очередь были наделены плодотворной противоречивостью, а из неё снова рождались мифические образы. [4]

     Думается, это было одно из наиболее архаичных  направлений поиска конкретного  воплощения идеи божественности как  образа некого существа,  отличного  от человека и своим обликом, и  своим могуществом, да и своим  отношением к людям вообще. Конечно, такое творчество было бы невозможно, не будь в природе допустимы самые различные метаморфозы и самые противоречивые соединения человека и животного. Однако если воображение древнего человека вырабатывало внешние ипостаси божественно начала, то ему было намного труднее представить саму суть божественности, понять, в чём её сила и какова её природа.

     В истории любого общества есть периоды  особенного умственного возбуждения, когда в силу взглядов, включая  и мифологию, претерпевают значительные превращения глубинные изменения. Вероятнее всего, периоды такой усиленной умственной работы совпадают с временами социальных потрясений, когда само общество изменяется, а отношения между людьми, как им кажется, преобразуются, в худшую сторону. Тогда на смену старым мифологическим системам приходят новые мифологические картины мироздания, которые, давая обществу иллюзию духовной преемственности во взглядах, вкусах, убеждениях, на самом деле наполняют коллективный разум новыми мифологемами. В каждой цивилизации бывает немало таких периодов, когда в общественном сознании происходит резкий и часто стремительный перелом. Знакомы с этим явлением и древнейшие мифологии, причём в некоторых архаических системах мировидения такой перелом происходит сегодня, на наших глазах. На смену ещё недавно господствовавшим в коллективном воображении образам приходят новые, а вместе с ними и новое представление о божественном начале. В народном воображении возникают величественные картины битвы богов, когда молодое их поколение восстаёт против своих отцов, лишая тех власти и могущества. Но низвергнутые боги не исчезают из памяти людей, а отодвигаются вглубь, образуя группу почитаемых старейшин, нередко связанных со стихийными силами природы и олицетворяющих основные стороны мироздания – Землю и Небо, Воду и Огонь, Ветер и Воздух.

     В божественном начале как бы слились  представления о силе природы, мощи жизни и творческой способности  человеческой мысли, лепившей божества из материала, который давали природа и общество, наполняя свои создания жизнью и наделяя качествами, с одной стороны, делающими эти существа прямо противоположными человеку – сверхмощными, бессмертными, немыслимо прекрасными; с другой – сходными с людьми своими слабостями и повадками, своим коварством, корыстолюбием, завистливостью.

     Живой, изменчивый, тысячелетний миф кодифицировался, застывал в навечно определённых рамках. К нему опасались прикасаться, тысячи жрецов наблюдали за тем, чтобы в священное предание больше не вносились кощунственные, еретические поправки. Общение между людьми и их богами, героями и заступниками также замыкалось в нерушимую и неприкосновенную скорлупу ритуала. Изобразительное искусство, создав образцы мифических героев, больше не решалось к ним прикоснуться. Одновременно его творения словно бы застывали и в общественном воображении, сохраняясь на века в почти неизменном виде. В древних цивилизациях кодифицированный миф превращался в тот фундамент, на котором вырастали первые надплеменные религиозные системы.