Русская православная церковь в XIII-XVI веках

План

Введение

Глава I. Местные культы

Глава II. Феодальная организация церкви

Глава III. Церковь и Золотая Орда

Список используемой литературы

Введение.

                        Период с 13 до середины 15 века характеризуется типичными чертами феодального строя: феодализация охватила все стороны русской жизни, в том числе и сферу религии и церкви. Рост денежного хозяйства и обычно сопровождающие его кризис крестьянства и коллизия городского и феодального общества были еще делом будущего. Утверждение феодального строя оказало немаловажное влияние на церковную организацию, которая претерпела существенные изменения сравнительно с теми формами, в какие она  отлилась на Днепре. Там по преимуществу действовало византийское церковное право, принесенное греческим клиром; здесь византийские церковные нормы сохранились лишь номинально, форма церковного господства приобрела феодальный характер и совершенно спаялась в одно органическое целое с формами светского феодального господства.

Общество 13-15 веков в целом сохраняет старый взгляд на религию как на совокупность опытного знания таинственных сил природы и на совокупность средств жить с таинственным миром в ладу, обращая его даже себе на службу.

В зависимости от социального положения, человек этой эпохи прибегал к различным средствам: низы довольствовались старыми методами и посредниками, присвоив им лишь христианские клички, верхи иногда пускались в книжные изыскания, но, по существу, оставались на той же основе, что и низы.

Оставила свой отпечаток на русской православной церкви и Золотая Орда. Период монголо-татарского ига - целая эпоха взаимоотношений и постоянного культурного обмена между русскими и монголами. Если посмотреть на те изменения, которые произошли под влиянием монгольских порядков на Руси, то можно утверждать, что многие социо - культурные нормы выросли и развивались под влиянием Золотой Орды. В русской речи именно в этот период появилось много монгольских и тюркских слов.

В духовной сфере монголы так и не смогли ничего сделать, так как сами они изначально были язычниками, и даже принятие ислама, который в каких-то своих сторонах копирует христианство, для них оказалось проблематичным. Но тут можно сравнить обряды принятия монотеистических религий у русских и у монголов. Из-за кочевья монголов их труднее было подчинить новой вере. У них очень поздно, к счастью для русской православной церкви, руководители пришли в ислам. Ситуация была бы совсем другой, если монголы приняли бы ислам ну хотя бы двумя веками ранее. Тут уже русская церковь не устояла бы, так как нашествие монголов в том случае означало бы священную войну с неверными (под неверными у приверженцев ислама нужно понимать христиан).

Церковь на Руси менее всего пострадала и успела восстановить разрушенное. Во многом именно благодаря русской церкви удалось собрать силы и средства на борьбу с монгольскими нашествиями, удалось поднять сломленный дух русских людей.

Глава I

Местные культы

Переходя к характеристике феодальных черт религии и культа XIII-XV вв., отметим, прежде всего, крайнюю раздробленность культа, соответствовавшую раздробленности феодального мира. Подобная раздробленность существует везде в феодальную эпоху, существовала и на Руси. Она начинается с основной феодальной ячейки, домена или феодальной вотчины. Каждый боярский двор был для зависимой от него волости не только центром экономическим, судебным и политическим, но также и религиозным. Никаких сельских церквей для общего пользования населения в Ростовско - Суздальской Руси тогда не было, церкви устраивались при дворах бояр и князей, иногда одна на двор, иногда две или три, судя по числу святынь.

Эти церкви были очень незначительны по размерам - маленькие комнатки в княжеском или боярском доме, рассчитанные на 5-10, иногда на 20 человек, исключительно для домашнего культа. Лишь в княжеских городах и более крупных боярских усадьбах небольшие церкви становились рядом  с дворцом, соединялись с ним крытым ходом. В княжеские и боярские церкви, конечно, имели доступ только владелец с семьей, его служилые люди и приживальщики, а челядь и крестьяне не допускались. Но требы на крестьянских дворах обслуживались попом господской церкви. Чрез этого попа князь и боярин подводил под свою эксплуатацию религиозную базу.

Домашние попы были в полной зависимости от господ, очень часто господин выбирал попа из своих холопов и посылал кандидата на выучку в соседний монастырь, где его учили грамоте и службам. А в худшем случае учили “со слуху”. Если не находилось подходящего кандидата среди холопов, то владельцы церквей  брали священников из огромной массы безместных бродячих холопов, ходивших по богатым домам в поисках места. Такие попы, поступая к боярину или князю, также попадали в полную зависимость от хозяина и становились в один ряд с другими челядинцами - почитался не жрец, а святыня, жрец был только ее профессиональным слугою[1]. Но вместе с тем он был профессиональным слугою и в классовом смысле: в господских селах он должен был поддерживать авторитет и власть своего господина, апеллируя не только к его материальным богатствам и силе, но и к авторитетам “невещественным”,- на барском дворе вместе с хозяевами жили и боги…

Местной святыней, патроном боярской вотчины, была чаще всего родовая икона, изображавшая святого, в честь которого был назван родоначальник данной боярской фамилии. Точно так же и каждый более крупный мир тогдашнего общества - монастырь, княжество или область - имел свое местное божество, своего патрона.

В такой роли являлись, прежде всего, иконы, которые были в каждом монастыре и в каждой области, чаще всего иконы богоматери: Смоленской, Владимирской, Казанской, Федоровской (в Ярославле), Курской, Устюжской, Тихвинской и др. Но еще характернее патроны в лице местных святынь. Историки канонизации русских святых с грустью замечают, что число святых, почитавшихся всей церковью до соборов XVI в., было крайне незначительно: самое большее семь святых из 67, канонизированных в XIII-XVI вв., да и из этих семи святых лишь пять имели несомненно общецерковный характер. Но из последних три, Борис и Глеб и Феодосий Печерский, были унаследованы от Киевской Руси, и культ их имел, конечно, чисто формальное значение, а два других, московские митрополиты Петр и Алексей, были канонизированы уже в связи с объединительной московской политикой.

В XIII-XV вв. святой почитался обыкновенно только  в той местности, где родился, жил и создал себе репутацию святого, как гласит любопытное место из рукописи жития Прокопия Устюжского, где перечисляются главнейшие русские области и города с обозначением святых. В соответствии с этим Новгород считался городом св. Софии, во имя которой был построен новгородский собор, и той же Софии считались принадлежащими новгородские пригороды и волости. Псков считался городом св. Троицы - по Троицкому собору, а Москва по Успенскому собору была городом богородицы. Речка Угра, отделявшая Московское княжество от Литвы, называлась “поясом богородицы”. В роли патронов прежде всего выступают местные князья.

В XIII в. удельные князья наперебой стараются обзавестись такими патронами: во Владимире канонизируется Александр Невский, в Суздале - княгиня Ефросиния, в Твери – князь Михаил. От них не отстают Чернигов, Рязань, Муром, где канонизировали одну за другой две княжеские семьи. В XIV в. обзаводятся такими же патронами Ярославль, Псков и Новгород. За канонизацией князей начинаются в XIV в. и канонизации местных епископов – канонизируются четыре новгородских  епископа, Авраамий в Смоленске, Исаия в Ростове, Петр Московский. Одновременно с этим идет канонизация основателей монастырей, и, таким образом, каждый из многочисленных монастырских миров, образовавшихся в XIII-XV вв., получает также своего патрона.1

Культ по отношению к святым носил тот же фетишистский характер, как и по отношению к иконам. Умерший святой почитался не как невидимый небесный покровитель княжества, города, области или монастыря, а как реально присутствующий в своей отчине в виде своих мощей.

Почитание святого без наличности его материального тела – совершенно немыслимое дело для XIII-XVI вв. Повод к почитанию прежде всего дает могила святого, на которой обычно якобы совершаются чудеса, за чудесами открывается виновник чудес–мощи святого, то есть чаще всего одни конечности, нетление обычно не требовалось[2]. Этот культ был, в сущности, тем же фетишизмом, только переменившим название и соединившимся с византийским культом святых.

Местный характер таких культов в особенности подчеркивается военной историей того времени. К местному святому обращаются за помощью во время войны. Так, по словам летописи, псковичи во время войны с немцами[3] перед битвами служили молебны своим святым князьям Всеволоду и Довмонту. Новгородцы считали, что победили в 1240 году шведов силою святой Софии и что она же спасла Новгород от татарского нашествия.

Так образовался феодальный русский пантеон, состоявший из представителей того же класса, который правил на земле,- князей и боярства, так как и основатели монастырей, и епископы, как мы увидим ниже, рекрутировались из того же боярско – княжеского сословия. Этот пантеон вместе с пантеоном чудотворных икон затмил собою главных христианских богов: Иисус Христос очутился в тени, апостолы совсем исчезли со сцены, а богоматерь растворилась в десятках “богоматерей” по числу ее чудотворных икон.

По тому же феодальному образцу строили свои культы и остальные миры, городские и крестьянские, в том числе в Псковской и Новгородской областях, где были города торгового типа и уцелели (в новгородских колониях) свободные крестьянские общины. Горожане одного и того же квартала организовывали братчину – городскую корпорацию, пользовавшуюся некоторым самоуправлением и некоторыми судебными правами.

Братчина выстраивала себе церковь, часто по обету, во время какого-либо бедствия и считала своими богами – покровителями того святого, во имя которого строилась церковь, и чудотворную икону, если такую удавалось раздобыть. Также строили церкви а иногда только часовни крестьяне новгородских колоний. Они часто довольствовались часовней потому, что для них основное значение имели мелкие богослужебные чины и обряды на разные практические случаи жизни.

Кроме этих крестьянских церквей и часовен, в новгородских пятинах[4] были церкви на так называемых погостах, административных центрах мелких областных делений. Эти церкви были обязаны своим происхождением торговой колонизации.

Погосты, как показывает значение этого слова, были местами гостьбы, то есть торга, на которых останавливались в старину приезжие новгородские купцы. На этих пунктах первоначально находились языческие капища, подобные описанным у Ибн-Фадлана. Они с течением времени заменялись христианскими церквами. По мере освоения новгородцами пятинных земель погосты стали административными, а вместе с тем и религиозными центрами волостей, на которые были разделены пятины.2

Глава II

Феодальная организация церкви

Если культы испытали на себе столь мощное влияние феодализма, то в еще большей степени это влияние заметно по отношению к структуре церкви XIII-XV вв. и ее руководящей верхушки. Вся церковная организация насквозь проникнута феодализмом; ее нормами являются не церковные каноны, а удельно-феодальные обычаи, господствовавшие тогда в русских землях.

Историки русской церкви постоянно констатируют, что русские церковные порядки того времени на каждом шагу отступали от канонов, и по шаблону объясняют эти отступления то фиктивностью надзора со стороны константино- польского патриарха, который за дальностью расстояния успевал заботиться только о следовавших ему пошлинах, то непросвещенностью русских иерархов

Основатели монастырей, причисленные в XVI в. к лику святых, почти все либо князья, либо бояре; только пять – шесть человек из них, никому не ведомые святые вроде Елеазара Анзерского или Александра Ошевенского, были купцы или крестьяне. А строгий игумен Троице – Сергиевской лавры, приглашенный туда из Заволжья Паисий Ярославов, после двух лет игуменства сбежал из монастыря, потому что не мог обратить монахов на путь благочестия, на молитву и пост, “бяху бо там бояре и князи постригшиеся не хотяху повинутися”.

Русская церковь этой эпохи формально делилась на епархии, во главе которых стояли епархиальные архиереи. Но последние чувствовали себя в своих епархиях не управителями, а вотчинниками, и этот характер епархиального епископата признавался и в быту и официально.

Архиерей – владыка, как звали его в быту;  это прозвище вполне соответствует официальной терминологии княжеских и митрополичьих указов, которые повелевали епископам именно владеть, а не управлять епархиями. Население епархии обязано было иметь к епископу “любовь и всяко послушание” и прежде всего исправно платить ему  дань.

Епархия XIII-XV вв. не является целостной областной единицей, напротив, под епархией XIII-XV вв. скорее надо разуметь комплекс феодальных миров, подчиненных епископу и расположенных по большей части чересполосно. Епископу подчинялись только епископские церкви, монастыри и имения, а монастырь, основанный боярином или князем, обычно подчинялся власти основателя и его преемников.

В таком же положении были и церкви, построенные боярами и князьями. Бывали такие случаи, что епископ, построивший в своей епархии монастырь или церковь, при переходе в другую епархию сохранял свое право владения над такими церквами и монастырями. Но византийский Номоканон считался обязательным и в удельный период, однако в спорных случаях обращались не к нему,  а к жалованным и другим грамотам.

Феодальная природа церковного властвования этой эпохи ярко обнаруживается также в двойственности тех инстанций, которым обязаны были подчиняться архиереи. Архиереи были подчинены, с одной стороны, митрополиту, дававшему им посвящение, с другой стороны, местному князю, который выдвигал кандидата, лишь утверждавшегося на соборе епископов. Право князя основывалось на том, что он считал себя обладателем dominium directum (права прямого владения) над всеми землями его княжества. В силу этого князь также получал с епископа некоторую условную ежегодную “дань” и мог согнать с кафедры любого неугодного ему архиерея.