Русская архитектура XVIII века. Рыцарство в средневековой культуре

Оруженосцы же содержали оружие своих господ в  порядке и чистоте, на случай надобности. И все эти различные домашние обязанности перемешивались с военной  службой. Оруженосец обязан был в  полночь обойти все комнаты и  дворы замка.

Оруженосцы также  облачали рыцаря в доспехи, когда  это было нужно, заодно, вооружая рыцаря, сами учились этому искусству. Если рыцарь выезжал, оруженосцы спешили  к нему с услугами: поддерживали стремя, подавали наручи, перчатки, шлем, щит, копье и меч; латы рыцарь должен был носить постоянно. Оруженосцы принимали  от рыцаря шлем, копье, меч и проч., когда он снимал их при входе в  церковь или при въезде в замок. В боях оруженосцы становились позади своих рыцарей и были как бы зрителями боя.

Если проходил турнир или даже бой, каждый оруженосец внимательно следил за действиями своего рыцаря; подавая новое оружие, отражая  наносимые удары, поднимая его, подводя  свежего коня, он помогал своему рыцарю ловко и усердно. Оруженосцам  же вверяли рыцари пленных, взятых в  пылу сражения. Тут молодой воин привыкал защищаться и побеждать  и узнавал, способен ли он переносить столько трудов и опасностей.

Домогавшийся рыцарского звания соединял в себе необходимую для этой трудной службы силу с ловкостью и другими свойствами отличного кавалера. Поэтому не удивительно, что и звание оруженосца было в большом почете. По прошествии некоторого времени, проведенного молодыми людьми в исполнении обязанностей оруженосца в замке патрона, они начинали посещать дворы своих государей, затем в военное время находились при войске, а в мирное время странствовали и отправляли должности послов в отдаленных краях. Таким образом они приобретали навык владеть оружием, участвовали в турнирах и знакомились с иноземными обычаями. Так проходила жизнь оруженосца. Подавая на стол, следя за вооружением рыцаря, помогая рыцарю облачаться в доспехи, участвуя в странствиях и походах рыцаря оруженосец шел к своей главной мечте - Посвящению в рыцари.

Посвящение  в рыцари

Посвящение в  рыцари было для юного оруженосца таким грандиозным, торжественным, великим событием, которое меняло всю его жизнь: простой оруженосец превращался в члены знатного и величественного, доблестного  и отважного, честного и достойного сословия рыцарей. Посвящение запоминалось оруженосцу на всю жизнь. Вот как  оно происходило.

Оруженосец, домогавшийся рыцарского звания, просил навести  о себе справки, когда государь или  грансеньор, к которому обращались с просьбой, уверясь в храбрости, прямодушии и в других доблестях молодого, назначал день посвящения. Для этого избирались обыкновенно кануны каких либо торжеств, например, объявление мира или перемирия, коронование королей, рождение, крещение или браки принцев, большие церковные праздники и, преимущественно, канун Пятидесятницы.

Молитвой, строгим  постом и чистосердечным раскаянием в грехах новик несколько дней готовился к посвящению. После  исповеди и благоговейного приобщения Св. Тайн, его облекали в белую, как снег, льняную одежду - символ непорочности, необходимой в рыцарском звании, отчего и произошло слово кандидат. В этом одеянии кандидат отправлялся в церковь на ночное бдение. Там, перед алтарем Богоматери или своего патрона, подле надгробных памятников с изваяниями принцев и великих воителей, преклонял он колена и, сложив руки крестом, с поникшим взором, проводил всю ночь в молитве и размышлениях, вспоминал усопших героев и молил Творца сподобить его такой же подвижнической жизнью и смертью.

На рассвете приходили за ним старые рыцари, его восприемники, т. е. избранные  стоять с ним во время посвящения, и уводили его в баню, приготовленную, из уважения к рыцарству, великим  камергером. По выходе из бани надевали ему на шею перевязь с мечом, укладывали его в постель и покрывали  простым белым хитоном, а иногда и черным сукном, в знак того, что  он прощался со сквернами мира и  вступал в новую жизнь.

В таком наряде восприемники, в сопровождении родственников, друзей и всех окрестных рыцарей, приглашавшихся на величественную церемонию, вводили новопосвящаемого в церковь. Здесь священник, благословляя меч новика, читал по-латыни псалмы и поучения.

По окончании  этого обряда восприемники уводили  кандидата в комнаты, где надевали на него сперва что-то вроде темной фуфайки, потом газовую, тканую золотом рубашку, сверх этого легкого одеяния кольчугу и, наконец, мантию, испещренную красками и гербами рыцаря.

В таком облаченье  он являлся туда, где государь или  какой-нибудь знаменитый рыцарь должен был облобызать его. Обыкновенно  это лобзание давалось новопринятому кавалеру в церкви или в часовне; впрочем, иногда давалось оно в зале или на дворе дворца или замка, а иногда даже и в чистом поле. Шествие было церемониальное, под звуки барабанов, труб и рогов; кандидату предшествовали главнейшие рыцари, нося на бархатных подушках доспехи, которыми его вооружали по прибытии на место; только щит и копье ему еще не вручались: он получал их после освящения. Затем совершали литургию во имя Св. Духа. Посвящаемый выслушивал ее на коленях, помещаясь как можно ближе к алтарю, впереди того, кто давал ему лобзание. Лишь только кончалась обедня, - церковнослужители выносили налой с книгой рыцарских законов, чтение которых слушали внимательно.

После этого  чтения, посвящаемый становился на колени перед государем, который  произносил следующие слова: "Во славу и во имя Бога Всемогущего, Отца, Сына и Духа Святого, жалую  тебя рыцарем. Помни же, что долг твой - соблюдать все правила и  добрые уставы рыцарства - этого истинного  и светлого источника вежливости и общежития. Будь верен Богу, государю и подруге; будь медлителен в мести  и наказании и быстр в пощаде и помощи вдовам и сирым; посещай  обедню и подавай милостыню; чти  женщин и не терпи злословия на них, потому что мужская честь, после  Бога, нисходит от женщин".

Кандидат отвечал: "Обещаю и клянусь, в присутствии  Господа моего и государя моего, положением рук моих на Св. Евангелие, тщательно блюсти законы и наше славное рыцарство".

Тогда государь вынимал свой меч, ударял им по плечу  новоизбранного, лобызал его, потом  знаком повелевал восприемнику надеть новому рыцарю золотые шпоры - символ возлагаемого достоинства, помазать его  елеем и объяснить восприемникам  ему таинственный смысл каждой части  его вооружения.

После того, как  все части рыцарского вооружения надевались восприемниками на новопосвященного рыцаря, все церемониально выходили из церкви, причем вновь принятый рыцарь шел сбоку давшего ему лобзание. Тогда один из старых рыцарей подводил красивого коня, покрытого богатой  попоной, на четырех концах которой  был вышит или нарисован родовой  герб молодого рыцаря; наглавник на коне был украшен нашлемником, подобным нашлемнику на каске рыцаря.

Когда под окнами дворца герольды начинали играть в  трубы, новый рыцарь, несмотря на тяжесть  доспехов, часто не влагая ноги в  стремя, мгновенно вскакивал на своего коня и гарцевал, потрясая копьем и  сверкая мечом. Немного спустя, в том же наряде показывался он на площади. Там приветствовали его восклицания народа, который веселыми криками выражал свой восторг от приобретения нового защитника.

Таков был обряд  посвящения в рыцари при дворах королей, принцев и грансеньоров в мирное время. Но во время войн рыцарское звание жаловалось среди лагеря, на поле битвы, пред победой или после, в проломе взятого приступом города.

Основные законы кодекса чести зачитывали кандидату  в рыцари на обряде посвящения. Вот  несколько статей из этих законов, которые  могут дать понятие о том совершенстве, к какому обязаны были стремиться люди, принявшие на себя рыцарское  звание.

“Рыцарям вменяется  в обязанность иметь страх  Божий, чтить Его, служить Ему  и любить Его всеми силами своими, всей крепостью своей; сражаться  за веру и в защиту религии; умирать, но не отрекаться от христианства”.

“Рыцари обязаны  служить своему законному государю и защищать своё отечество, не жалея  для него и самой жизни”.

“Щит рыцарей  должен быть прибежищем слабого и  угнетенного; мужество рыцарей должно поддерживать всегда и во всем правое дело того, кто к ним обратится”.

“Да не обидят рыцари никогда и никого и да убоятся  более всего злословием оскорблять дружбу, непорочность отсутствующих, скорбящих  и бедных”.

“Жажда прибыли  или благодарности, любовь к почестям, гордость и мщение да не руководят  их поступками, но да будут они везде и во всем вдохновляемы честью и правдою”.

“Да повинуются они начальникам и полководцам, над ними поставленным; да живут  они братски с себе равными, и  гордость и сила их да не возобладают  над ними в ущерб правам ближнего”.

“Они не должны вступать в неравный бой, следовательно, не должны идти несколько против одного, и должны избегать всякого обмана и лжи”.

“Да не употребят  они никогда в дело острия меча в турнирах и других увеселительных боях”.

“Честные блюстители данного слова, да не посрамят они  никогда своего чистого доверия  малейшей ложью; да сохранят они непоколебимо это доверие ко всем, и особенно к своим сотоварищам, оберегая их честь и имущество в их отсутствие”.

“Да не положат  они оружия, пока не окончат предпринятого  по обету дела, каково бы оно ни было; да преследуют они его денно и  нощно в течение года и одного дня”.

“Если во время  преследования начатого ими подвига  кто-нибудь предупредит их, что они  едут по пути, занятому разбойниками, или  что необычайный зверь наводит  там на всех ужас, или что дорога там ведет в губительное место, откуда путнику нет возврата, да не обращаются они вспять, но да продолжают путь свой, даже и в таком случае, когда убедятся в неотвратимой опасности и неминуемой смерти, лишь бы была видна польза такого предприятия для их сограждан”.

“Да не принимают  они титулов и наград от чужеземных государей, ибо это оскорбление  отечеству”.

“Да сохраняют  они под своим знаменем порядок  и дисциплину между войсками, вверенными их начальству; да не допускают они  разорения жатв и виноградников; да наказуется ими строго воин, который убьет курицу вдовы или собаку пастуха или нанесет малейший вред на земле союзника”.

“Да блюдут они  честно свое слово и обещание, данное победителю; взятые в плен в честном  бою, да выплачивают они верно  условленный выкуп или да возвращаются они по обещанию в означенные день и час в тюрьму; в противном  случае они будут объявлены бесчестными  и вероломными”.

“По возвращении  ко двору государей да отдадут  они верный отчет о своих похождениях- даже и тогда, когда этот отчет не послужит им в пользу, - королю и начальникам под опасением исключения из рыцарства”.

Все предприятия  рыцарей постоянно объявлялись  с большой торжественностью, так  что это невольно возбуждало в  воинах рвение искать славы и наград их подвигам. Рыцари по этому поводу давали обеты, подтверждаемые особыми  актами; исполнение этих обетов предписывалось религией и честью. Рыцари обязаны  были не щадить ни своих сил, ни даже самой жизни, если только дело шло  об интересах отечества. Так, во всех случаях рыцари обязаны были не изменять своему долгу и чести - шло ли дело об атаке или об обороне какого-нибудь выбранного или назначенного места  или же о действительном сражении, в котором приходилось нападать или обороняться.

В.И. Уколова во вступительной статье к книге Франко Кардини “Истоки средневекового рыцарства” говорит: “Рыцарь сражался ради славы, но не всегда ее приносила только победа. Героическая смерть в честном бою считалась достойным завершением его жизни. Рыцарские идеалы отчасти противостояли этическим принципам, диктовавшимся христианством. Гордыня, провозглашенная церковью главнейшим из смертных грехов, считалась важнейшим достоинством рыцаря. Месть за оскорбление (нередко мнимое) была законом его этики, в которой не оказалось места для христианского всепрощения. Рыцари мало ценили человеческую жизнь, свою и особенно чужую. Они привыкли проливать кровь, и война казалась им естественным делом. Пренебрежение к чужой жизни усугублялось тем, что свой этический кодекс рыцари считали необходимым выполнять только в рамках своей социальной группы. По отношению к другим - крестьянам, горожанам, купцам и им подобным - не было и речи о каком-то “рыцарском” отношении, напротив, грубость, пренебрежение, даже грабеж в таком случае считались у рыцарей “хорошим тоном”.

Культ женщины

В героических  поэмах женщина еще не играет заметной роли. Лишь с куртуазным романом XII века приходит воспевание женщины. Это явление  тем любопытнее, что в культурах, где человек прокладывает себе путь мечом, женщины обычно ценятся не слишком высоко. Нет ни малейших следов поклонения женщине у древних  германцев, если верить описанию их нравов у Тацита. В кодексе самураев, который часто сравнивают с кодексом европейского рыцарства, женщина вообще не берется в расчет. К рыцарскому кодексу обычно возводят понятие галантности. Монтескьё определяет галантность как любовь, связанную с понятием опеки и силы, точнее не столько любовь, сколько "нежную, утонченную и постоянную видимость любви".

Неотъемлемой  частью рыцарского образа была его  любовь к прекрасной даме. Любовь, воспеваемая  провансальскими поэтами XII и начала XIII века уже носит индивидуальный характер: поэту дорога лишь одна женщина, и он не променяет ее ни на какую  другую. Не знатность происхождения  и богатство, а красота и куртуазность дамы вызывают чувства трубадура. Понятия  благородства рождения и благородства внутреннего мира начинают расходиться  в этих произведениях. Прекрасная дама должна обладать тактом, любезностью, умением со вкусом одеваться, благородством, способностью вести светскую беседу - иначе говоря, набором тех признаков, которые в совокупностью и называются куртуазностью. Отношения между возлюбленными, судя по песням трубадуров, были различны: от платонического "служения" неприступной даме, до весьма интимных отношений, нередко рисуемых трубадурами с натуралистической прямотой. Вскоре выработался определенный ритуал ухаживания и любовных отношений, которому должны были следовать все изысканные люди, дорожившие своей репутацией. Дама была обязана иметь возлюбленного и соответственно с ним обращаться, ее рыцарь должен был хранить тайну "сокровенной любви" и служить даме сердца точно так же, как вассал служит сеньору: феодальная терминология легко распространялась и на интимные отношения. Присущая сознанию эпохи страсть к классификации выразилась в создании своего рода "схоластики любви", канонов любовного поведения и выражения чувств.