Реформы Столыпина в России

     Для успеха аграрной реформы надо было преодолеть три препятствия:

• сопротивление консервативных помещичье-бюрократических верхов, на это ушло 4 года, с 1907 по 1911, пока закон о хуторах и отрубах не был утвержден царем;

• консерватизм крестьянской общины. Русский неграмотный крестьянин, никогда не знавший частной собственности, считал всю землю, принадлежащей тому, кто на ней работает. Среди крестьян была распространена идея «черного передела» - когда вся земля достанется крестьянам бесплатно, умело подогреваемая многочисленными социалистическими агитаторами. Поэтому многие из крестьян, даже имея возможность, не покупали землю. Да и община появилась в России давно, и была сформирована множеством факторов. В приполярном климате, при скудных почвах, суровой зиме, дождливой осени, ранних заморозках, выжить можно было лишь сообща, общиной, кормясь не только от земли, но и от леса, воды, скота, отхожего промысла в городах. При таких почвах и климате принципиального значения не имела форма собственности – твоя ли она, земля, частная, или общинная, или арендованная у помещика или сановника – все равно прокормить она без общины семью не могла;

• сопротивление российской «социалистической» интеллигенции и иерархов русской православной церкви, категорически выступавших против частной собственности на землю с правом купли-продажи и считавших, что реформа обогатит 10-15% крестьян. Однако определенные перемены все же произошли. За 8 лет реформы из общины вышло 26,1% крестьян. Но всего лишь 15% из них выделились на хутор. Это было связано с объективными причинами: хутор – автономное хозяйство, где должно быть все – и поле, и выпас, и водопой. Он не может быть слишком маленьким, а известны случаи, и, видимо, достаточно частые, когда семьи из 10 и более человек жили на участке в 2-10 десятин. Это при том, что сколько-нибудь прибыльным в российских условиях могло быть хозяйство в 20-30 десятин. Хутору необходим выход к воде, а осуществить это невозможно. Бурить артезианские колодцы крестьяне не умели, и денег на это у них не было. Но действующие по инструкции чиновники создавали хутора и в безводных степях. Всего, к началу войны,  было создано 200 тысяч хуторов и 1,3 млн. отрубов, к участковому хозяйству перешло 10% крестьян, хозяйства «крестьянского типа» владели в пределах Европейской России 89,3% пахотной земли и приблизительно 94% скота. Но хутора эти были маломерные и слабые, по-прежнему основная масса не имела лошадей или имела только одну.

     Поголовное  большинство выходивших были бедняки: вышедшие 26% крестьян владели всего 16% общинной земли. Многие стремились продать  свои земли и уйти в город, продавали  свои земли и уезжающие в Сибирь: к началу первой мировой войны  ¼ укрепленной земли была продана.  
В Сибирь прочно переселилось 2,44 млн. крестьян, что составило половину прироста населения сельских губерний Сибири. Многие становились достаточно крепкими хозяевами. Однако проблему перенаселения европейской части России это не решило – переселенцы составили всего 18% естественного прироста сельского населения за эти годы.

2. Противоречивые результаты проведения реформы в сельском хозяйстве

     Говоря  о противоречивых результатах реформы, следует, прежде всего, выделить ряд  положительных и отрицательных  итогов. 
 Так, в качестве положительного результата можно рассматривать то, что из общины выделилось до четверти хозяйств, усилилось расслоение деревни, сельская верхушка става давать до половины рыночного хлеба. 
Из Европейской России в менее заселенные районы переселилось 3 млн. хозяйств. 4 млн. десятин общинных земель были вовлечены в рыночный оборот, с 59 до 83 рублей на один двор увеличилась стоимость сельскохозяйственных орудий, потребление суперфосфатных удобрений выросло с 8 до 20 млн. пудов.

     В результате реформы за период 1890-1913 годы доход на душу сельского населения  вырос с 22 до 33 руб. в год. И все же от 70 %  до 90 % вышедших из общины крестьян так или иначе сохранили связи с общиной. Основную массу крестьян составляли трудовые хозяйства общинников. 
До полумиллиона переселенцев вернулось в Европейскую Россию.  
На крестьянский двор приходилось только 2-4 десятины,  при  норме 7-8 десятин. Основным сельскохозяйственным орудием осталась соха, 58 % хозяйств не имели плугов. Минеральные удобрения применялись на 2% посевных площадей. И, в качестве самого серьезного последствия следует отметить то, что в 1911-1912 годах страну поразил голод, охвативший 30 млн. человек.  
 

     Вывод

     В аграрной реформе Столыпина было много надуманного для русской  деревни, привыкшей за многие столетия к общинному земледелию. В южных и юго-восточных губерниях развитию реормы препятствовали трудности с водой, хотя здесь довольно успешно могли развиваться отруба. В центрально-черноземных губерниях главным препятствием для развития хуторской системы являлось малоземелье. Именно игнорирование региональных различий стало недостатком аграрной реформы.

       Еще одним недостатком была  идеализация отрубов и хуторов.  Правительство и сам П. Столыпин не сумели установить разумных пропорций между разными формами собственности на землю - частной, общественной, государственной. Не уязвимым местом реформы стала и проблема финансирования.

     Стране  требовались радикальные реформы, которых не последовало. Можно сказать, что страна в период столыпинских реформ переживала не конституционный кризис, а революционный. Стояние на месте или полуреформы не могли решить ситуацию, а только наоборот расширяли проблемы. Только уничтожение царского режима и помещичьего землевладения могли изменить ход событий. Меры, которые предпринял Столыпин в ходе своих реформ, были половинчатыми. Главный крах реформ Столыпина состоит в том, что он хотел осуществить реорганизацию не демократическим путем. Конечно же, Столыпин был выдающимся деятелем и политиком, но при существовании такой системы, которая была в России, все его проекты не были до конца осуществлены.  
 
 
 
 
 

1. Рынок и государственное  регулирование в  концепциях неолиберализма

1. Этапы формирования и методологические основы неолиберализма

   Заметную  роль в буржуазной политике XX в. играет неолиберализм, предпринявший попытку создать собственное учение о народном хозяйстве на базе синтеза идей новой исторической школы неоклассики и традиционного либерализма. Методологически неолиберализм наиболее близок к новой исторической школе, для которой характерна трактовка процесса общественного развития как медленной, постепенной эволюции.  
      В отличие от неоклассики в методологическом инструментарии неолиберализма маржинализм не занимает самостоятельного, а тем более центрального места. Он, конечно, учитывается неолибералами как распространенный в буржуазной политэкономии теоретический прием, но не применяется ими как важнейший инструмент исследования.  
           С традиционным либерализмом неолиберализм роднит прежде всего идея индивидуальной свободы на основе всемерного укрепления и поощрения частной собственности на средства производства. Вместе с тем неолибералы в отличие от своих предшественников оценивали процессы хозяйственной жизни с макроэкономических позиций, а не микроэкономически, с точки зрения интересов отдельных частных предпринимателей – собственников предприятий.

     Кроме того, неолиберализм отличается от «старого» либерализма эпохи  капитализма свободной конкуренции  тем, что он выступил за активное государственное  вмешательство в экономику. Причем объектом этого вмешательства неолибералы в отличие от кейнсианцев считали не сам процесс воспроизводства, а институциональные основы механизма прибыли и конкуренции.

     В целом неолиберализм внес заметный вклад в процесс познания в  рамках буржуазной политэкономии, сделав серьезные выводы из кризиса 1929 – 1933 гг. Он показал, что без активного  регулирования государством институциональных  основ хозяйственного механизма, направленного  на создание солидных общих условий  ведения рыночного хозяйства  и жестких рамок для конкурентной борьбы, капитализм обречен на глубокие потрясения и ставит под угрозу собственную  жизнеспособность. Эта идея неолиберализма после второй мировой войны в той или иной форме и мере получила признание правящих кругов стран Запада и нашла преломление в их экономической политике.

К основам  неолиберализма относится прежде всего учение о двух типах экономического строя, объединяющее всех его сторонников. Являясь краеугольным камнем методологии неолиберализма, оно представляет собой экономический вариант теории идеальных типов общественных систем видного буржуазного философа и социолога М. Вебера.  
      По определению Ойкена, экономический строй есть совокупность реализованных на практике хозяйственных форм, в которых протекает повседневный конкретный хозяйственный процесс. Он считает, что ключ к анализу всех известных в истории экономических систем можно получить, выделив два основных типа экономического строя. Во-первых, центрально-управляемое хозяйство, подтипами которого являются индивидуальное, т.е. натуральное, хозяйство и центрально-администрируемое хозяйство, во-вторых, хозяйство общения, чаще всего фигурирующее в неолиберальной литературе как рыночное.

     Неолиберализм складывался одновременно с кейнсианством. Оба учения выражали реакцию буржуазной политэкономии на кризис 1929 – 1933 гг., подорвавший традиционные представления  о саморегулируемости капитализма. Однако, если Дж. М. Кейнс объяснял недуги капитализма хроническим недостатком эффективного спроса, что при невмешательстве государства в экономику лишает этот строй достаточных стимулов к развитию, то основоположники неолиберализма видели непосредственный источник всех бед в подрыве совершенной конкуренции и в монополизации хозяйства, нарушающей действие рыночных регуляторов производства.  
      Понятие «монополия» Ойкен не связывал с процессом концентрации производства и капитала, а трактовал его как чисто рыночный феномен. Под монополизацией он понимал любое отклонение от модели совершенной конкуренции, при которой множеству продавцов противостоит множество покупателей и цена выступает в качестве внешнего регулятора производства. Подрывают конкуренцию, по его представлению, «олигополии» и «монополии», при которых число продавцов и покупателей мало или сведено к минимуму. Под такое определение монополистов подходили и ремесленники, производящие те или иные изделия в одном или немногих экземплярах. К монополистам (на рынке труда) Ойкен причислял также профсоюзы, тем самым теоретически обосновывая правомерность принятия предпринимателями и государством ограничительных мер против тред-юнионов.  
      Ойкен категорически отрицал закономерный характер процессов монополизации. Он вообще не признавал объективных законов общественного развития. Капитализм, по Ойкену, есть лишь одна из исторических форм «хозяйства общения», соответствующая тому периоду в истории, когда государство проводило политику невмешательства в хозяйственную жизнь и ограничивалось ролью «ночного сторожа». Именно из пассивности государства он выводил подрыв совершенной конкуренции и все социальные издержки капитализма, которые, по его мнению, могут быть устранены при помощи государственного вмешательства в экономику.  
       
 
 
 
 

      
      1.2. Экономическая роль государства:

     У неолибералов нет общего мнения об экономической роли государства. Среди многочисленных направлений неолиберализма наибольшую известность получили учение теоретиков фрейбургской школы.  
      Концепции строя конкуренции и социального рыночного хозяйства, безусловно, имеют ряд общих черт, обусловленных приверженностью их авторов к частной собственности, теорией двух типов экономического строя и заявкой на третий путь между капитализмом и социализмом. Однако теоретики социального рыночного хозяйства заметно модифицировали идеи фрейбургской школы, приспособив их к конкретным условиям социально-экономического развития Западной Германии в начальный период после второй мировой войны. Эта модификация нашла выражение прежде всего в неодинаковом подходе к вопросам социальной политики и регулирования монополии и конкуренции.

     Ордолибералы выделяли два основных направления государственной экономической политики: формирование хозяйственного строя и воздействие на процесс воспроизводства. Содержанием первого направления является регулирование монополии и конкуренции, соотношения частной и государственной собственности, прямых и косвенных мер вмешательства в экономику, установление правовых норм хозяйствования. Ко второму относится весь комплекс государственных мероприятий, регулирующих экономический рост.

     Смысл ордолиберального учения сводится к тому, что государство в сущности ограничивается формированием экономического строя, тогда как само по себе регулирование и ход хозяйственного процесса происходят спонтанно. Именно поэтому теоретики фрейбургской школы называли себя ордолибералами (латинское «ордо» означает «строй»).     

       Центральное место в концепции  ордолибералов отводилось созданию функционально способной системы цен совершенной конкуренции, которую, по их мнению, нужно сделать важным критерием каждого мероприятия хозяйственной политики. Конкуренция характеризовалась как государственный институт, постоянно оберегаемый от посягательств монополий.

     Ойкен выделял конституирующие принципы строя конкуренции и среди них неприкосновенность частной собственности. Это аргументировалось тем, что в условиях строя конкуренции частная собственность, подвергаясь контролю конкуренции, будет полезной всем членам общества, в том числе тем, кому она не принадлежит. Такой контроль, по мнению ордолибералов, приведет, в частности, к возрождению былой конкуренции на рынках труда, что значительно увеличит шансы работающих по найму на трудоустройство, избавив их от односторонней зависимости от монополистов. Заметим, что шансы на выбор вариантов трудоустройства у лиц наемного труда были и при капитализме свободной конкуренции, однако и тогда безработица была острейшей проблемой для рабочего класса.